Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 46

Мы выползли наконец из постели, привели себя в порядок и спустились на первый этаж. В большой то ли гостиной, то ли столовой, отделенной от кухни стеклянной раздвижной дверью, был накрыт на пятерых большой стол. Уж не знаю, чего я ожидала, но все было довольно просто, без пафоса, и я вздохнула с облегчением.

Вообще я чувствовала себя так, как будто пришла знакомиться с родителями своего… кого? Жениха? Молодого человека? Это для меня тоже было в новинку. С Сашкиными родителями я познакомилась в цирке, в антракте. Родители Андрея жили в Белгороде, и мы к ним поехали уже после свадьбы. Он их даже не предупредил. «Мам, пап, привет, это Ника, моя жена». «Неожиданно, — сказала моя свекровь. — Ну и ладно». Не могу сказать, чтобы я им понравилась, но и общаться приходилось не часто, Андрей обычно разговаривал с ними по телефону. За десять лет они приезжали в Питер один раз, и мы к ним раза четыре.

Впрочем, скованно я себя чувствовала, наверно, первые пять минут. А потом стало как-то шумно, легко и весело. Хотя встречаться взглядом с Бранко мне по-прежнему было неловко. Влах разговаривал со мной по-английски, для Марики Глеб или Бранко переводили на хорватский, для меня с хорватского на русский. Еда была потрясающе вкусной, особенно мне понравились свернутые в рулеты тонкие отбивные с начинкой из сыра и острого перца.

— Дингач, — сказал Влах, подливая мне вина из бутылки с ослом на этикетке. — Не были еще на Пелешаце?

— Съездим, — кивнул Глеб и пояснил для меня: — Это полуостров, где самые лучшие винодельни. Тут недалеко, за Дубровником. Можно все попробовать и с собой купить.

И все же, как бы ни было мне хорошо в гостях у родителей Бранко, в голове воронкой крутилось недоумение. Я не представляла, видели ли они жену Глеба, но о том, что он женат, не знать не могли. И при этом пригласили нас в гости вдвоем и так по-доброму отнеслись. Конечно, Глеб не сказал им, что мы познакомились уже здесь, они думали, что мы приехали вместе, но что это меняет? Или им известно что-то такое, о чем не знаю я?

Ника, заканчивай уже. А то сейчас вообразишь его каким-нибудь мистером Рочестером.

К себе мы вернулись в одиннадцатом часу. Пока сидели за столом, дождь кончился. Я думала, что после такого ливня должно было похолодать, но стало, похоже, еще жарче. Влажная, липкая духота, с которой едва справлялся кондиционер. Ветер вяло шевелил верхушки деревьев, с листьев капало.

— И как же самолеты без нас? — спросила я, выйдя на балкон. — Подушки не высохли, шезлонги мокрые.

— Самолетам без нас никак, — согласился Глеб. — Разобьются нафиг. Тащи свой пляжный матрас.

Он вытер шезлонг бумажным полотенцем и пристроил на него мою подстилку, принес один бокал с парой глотков вина — чисто символически.

— Знаешь, есть такая примета, — сказал он, когда я устроилась у него на коленях. — Если мужчина и женщина выпьют из одного бокала, они могут узнать мысли друг друга.

Я как-то некстати вспомнила «Девушку у обрыва» Шефнера — там это означало совсем другое. Если мужчина и женщина выпьют из одного бокала — это к свадьбе. Вот уж точно некстати.

— Не боишься? — спросила я, — отпив немного и отдав бокал Глебу.

— Нет. А ты?

Я покачала головой. Хотя, наверно, это было не совсем правдой. Или совсем неправдой. Потому что я боялась. Хотела узнать, о чем он думает, — и боялась.

— И о чем же?

— О том, что осталась ровно неделя, — вздохнула я. — И о том, что сегодня был очень хороший день.

— Я тоже… — Глеб поцеловал меня в висок.

Небо затянули черные тучи, моря почти не было видно, звезд тем более. Оставалось только считать самолеты.

— Так что, если завтра будет пасмурно, поедем на Пелешац? — спросил Глеб.

— Надеюсь, ты не планируешь напоить меня там для паритета? — хмыкнула я.

— Ник, я не люблю обобщать, но все-таки — почему женщины всегда во всем ищут какой-то подвох? — поморщился Глеб с досадой. — Я бы мог такое сделать, если бы ты вчера начала мне жрать мозг и доказывать, что я свинья и алкоголик. А так — зачем? Ты же любишь вино? Попробуешь, выберешь, что купить с собой домой. Ну что, остальные самолеты, думаю, и без нас как-нибудь приземлятся. Идем спать?

Заткнув уши, я уютно устроилась в его объятьях, и меня сразу начало затягивать в сон. А ведь когда-то казалось, что так спать вообще невозможно — тесно, жарко, неудобно. Впрочем, проспала я недолго — как будто что-то разбудило.

Глеб лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Я вытащила беруши и погладила его по плечу.

— Не уснуть?

— Да. Думки всякие… Не обращай внимания. Спи.

— Глеб, если ты не передумал…

— Заберем. Завтра, — он повернулся и поцеловал меня. — Что? Не только ты можешь читать мысли.

— И я тебя правда ничем не раздражаю?

— Нет. Если честно, боялся, что трудно будет работать, но…

— Да ну, — я повернулась к нему спиной, устраиваясь поудобнее. — Трогать мужчину за работой — все равно что собаку за едой. Себе дороже. Черт!

— Что?

— Телефон на зарядку забыла поставить.

Я включила маленькую лампочку и открыла ящик тумбочки, чтобы достать зарядник.

— Это что у тебя там такое? — спросил Глеб — Фиолетовое?

Я достала маску для сна, которую каждый раз брала в самолет в надежде поспать, но так ни разу и не использовала. Глеб взял ее у меня, посмотрел сквозь нее на свет. По его загоревшимся глазам я поняла, что он задумал что-то еще.

— Очень спать хочешь? — поинтересовался он вкрадчиво.

— Не знаю. А что?

— Другого случая, может, и не будет. Слышала о флоутинге?

Я задумалась.

— Слово, вроде, знакомое, но… нет. Слушай, я с тобой чувствую себя первоклассницей. Оказывается, на свете столько всяких извращений, о которых я даже и не подозревала.

— Это не извращение, — покачал головой Глеб. — Вполне пристойная штука. Но… ты права, нет такой приличной вещи, которую при желании нельзя было бы превратить в замечательный разврат. Ну так что, идем?

— Куда?

— В бассейн. Бери маску, бананы в уши и полотенце. Оставь купальник, накинь просто что-нибудь.

— Мы что, голыми будем? А если выглянет кто в окно?

— Три часа ночи, кто там выглянет? Шуметь не будем и свет в саду выключим.

«Ника, а тебе не кажется, что это уже перебор?»

О, смотрите, кто башку из норы высунул. Давненько не появлялась. Перебор, не перебор… Иди спать, зануда!

«Да мне-то что, я пойду. А тебе в голову не приходило, что после всех этих бешеных фокусов тебе очень трудно будет с мужчиной породы «упал — отжался»?»

Приходило. И что теперь? Нафига мне снова мужчина такой породы? У меня почти треть жизни было «упал — отжался». Уж лучше я буду жалеть о том, что сделала, чем о том, чего не сделала. Теперь хоть знаю, что может быть по-другому. А могла ведь никогда и не узнать.

Я накинула рубашку, сунула ноги в шлепанцы, взяла полотенце и маску, положила в карман беруши. Глеб натянул плавки, и мы вышли из комнаты.

— Тише, — прошептал он, когда мы спустились вниз, и нажал выключатель у входа.

Теперь свет попадал в сад только с улицы, с трудом пробираясь сквозь кроны деревьев.

— А Янка нас не спалит? — спросила я, когда мы подошли к бассейну.

— Дрыхнет без задних лап. Сторожиха! Скорее, ее саму украдут во сне.

— И что делать?

Глеб положил полотенце на шезлонг, снял с меня рубашку.

— Ника, ты, кажется, говорила, что боишься темноты? Помнишь, на острове?

— Нет. Только темноты в незнакомом месте. Мне было пять лет, мы поехали за город к родственникам, и Софья меня закрыла в темном сарае. Вот с тех пор… А просто темноты — нет.

— И еще вопрос. Насколько ты мне доверяешь?

«Не бойся, Ника, я тебя поймаю. Просто оттолкнись и лети туда, где мои руки. Ты мне доверяешь?»

Я подошла к Глебу и молча поцеловала, прижавшись к нему всем телом.

— Тогда смотри, — он провел рукой по моей спине. — Ты сейчас заткнешь уши, спустишься в бассейн, наденешь маску и ляжешь на спину. Расслабься полностью, не шевелись. Ни слова, ни звука.