Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 44

— Каминг-аут засчитан, — кивнул Глеб. — Как хорошо, когда можно что-то не любить не тайно, а открыто. Не стесняясь. А можно узнать, почему ты такая некультурная, Ника?

— У меня какой-то птичий мозг, наверно. От всего музея в памяти остается только само здание и касса. Любой экспонат я забываю, как только перехожу к следующему. Ну, за редким исключением. В Мадриде три часа ходила по Прадо. Знаешь, что запомнила? «Три возраста женщины и смерть» Бальдунга — из-за страшной совы. И еще одну картину. Там ворон несет огромный гамбургер двум пустынникам. И у них такое чумовое выражение на лицах: опачки, жратва прилетела! Все. Я люблю взять альбом репродукций, сесть в кресло и спокойно рассматривать.

— Я тоже люблю альбомы. Правда, у меня просто обычно нет времени на музеи. Ладно, значит, музеи отпадают. Ну тогда…

— Да.

— Что «да»? — удивленно заморгал Глеб.

— Мы с чистой совестью можем весь день валяться в постели. Ну, когда солнце, вроде, как-то стыдно. Приехали на море, а вместо этого…

— Ника, ты иногда меня просто пугаешь.

— Чем? — надулась я. — Неумеренным сексуальным аппетитом?

— Фигня какая, — фыркнул Глеб. — Нормальный у тебя аппетит, правильный. Пугаешь тем, что мысли читаешь. Ладно, я в душ. А ты глаза пожаришь?

У каждого свои слабые места, хихикнула я про себя. Чувак, который запросто может есть на завтрак устрицы, трюфели и фуа-гра, прется от глазуньи с твердыми желтками. Кому рассказать!

Разминку я делала на полу, подстелив покрывало. И знала, что Глеб подсматривает из ванной, приоткрыв дверь. И от этого по спине бежали мурашки. Душ, завтрак — все было с каким-то подтекстом. С предвкушением. Не так, как раньше. Чем-то напоминало торт, который я купила после отборочных на Европу и почти весь слопала одна. Большой запретный торт со взбитыми сливками. Для меня одной. Я даже не знала, в чем был самый большой кайф — в его запретности, в величине или в том, что я могла им ни с кем не делиться. На Бобаре мы с Глебом тоже были целый день одни, но это было не то. Еще не то. Первый раз — здорово, невероятно здорово, но все-таки больше потому, что новое, незнакомое. Сейчас — совсем другое.

Время снова остановилось. Трава, которую предлагал курить Глеб, — ерунда. То, что было сейчас — вот что оказалось настоящей оргией, растянувшейся на весь день. Хотя, если подумать, собственно секса было не так уж и много. Разговоры о всякой всячине — о чем вообще говорят люди, которые еще только узнают друг друга. О музыке, книгах, фильмах, путешествиях, детских воспоминаниях, что кому нравится и не нравится. Радость и удивление от совпадений. И — словно между делом, между словами — ленивые пресыщенные ласки, которые вдруг становились жадными и жаркими. И тогда казалось, что уж в этот-то раз близость будет продолжаться вечно, что можно будет не торопиться, долго-долго оттягивать финал, балансируя на грани. И каждый раз я понимала, что не могу сдерживать себя — желание раствориться в невыносимом блаженстве оказывалось сильнее.

— Не жди меня, — шептал Глеб.

— Хочу с тобой! — возражала я.

— Все будет.

И правда, то, что я испытала на острове, оказалось вовсе не случайностью. А ведь всегда думала, что разговоры о втором оргазме — это что-то вроде мифа о белом единороге. Или просто вранье.

И снова мы лежали рядом, то расслабленно перебрасываясь какими-то фразами, то срываясь в дремоту под шум дождя. Или кто-то делал вылазку к холодильнику, и мы кормили друг друга, разложив еду прямо на простыне («Ага, я так и знал, что ты жрешь в постели!»).

— Посмотри прогноз на завтра, — сказал Глеб, потянувшись по-кошачьи.

— Что, уже хочется на море? — поддела я, открывая приложение в телефоне.

— Нет. Я бы не отказался, чтобы дождь шел до самого конца отпуска. Как в Макондо.

— В Макондо все кончилось плохо, если помнишь. Завтра пасмурно, возможен дождь, а послезавтра уже ясно. Так что не получится до конца отпуска.

— Ясно, что ясно, — вздохнул Глеб. — Тут редко летом погода надолго портится. Во что ты там залипла?

— Реклама. Наверно, специально для тех, у кого дождь. «Пять способов разнообразить ваш интимный досуг».

— И что предлагают?

— А нам это надо? — хмыкнула я.

— Ну, мало ли. Мы-то все по старинке, а вдруг продвинутое поколение уже придумало что-то новенькое.

Я перешла по ссылке и начала зачитывать советы:

— «Займитесь сексом в необычном месте».

— Это мы уже пробовали. К тому же во всех необычных местах сейчас сыро и грязно.

— «Поиграйте в ролевые игры».

— Это можно, — серьезно кивнул Глеб. — Гутен таг, фрау, их бин сантехник херр Тирет, пришел прочистить вам засор в…

— Еще предлагают купить эротическое белье и секс-игрушки, — я не дала ему уточнить, где именно херр Тирет собирается прочищать засор. — И посмотреть вместе порно. В общем, фигня. Какой-то озабоченный школьник писал. Или бабушка-пенсионерка.

— Ну, не скажи, пенсионерки бывают те еще проказницы. А вот насчет озабоченных школьников… точнее, школьниц…

Глеб посмотрел на меня все тем же «неприличным» взглядом, на который я мгновенно отзывалась теплой тяжестью внизу живота. Почти как собачка Павлова, только без слюней.

— Знаешь, что такое фроттаж?

— Ты предлагаешь прокатиться на автобусе до Дубровника, прижимаясь к незнакомцам? — скривилась я.

— Вынужден тебя разочаровать, в здешних автобусах не бывает такой давки, чтобы можно было прижиматься к незнакомцам. Ученицы закрытых привилегированных школ подразумевали под фроттажем нечто другое. Еще в начале прошлого века.

— И откуда ты, интересно, это знаешь? — спросила я, пытаясь высвободить пятку, которую Глеб поймал и начал щекотать.

— От выпускницы такой школы.

— Надеюсь, она окончила ее позже начала прошлого века?

— Да, немного позже. Ну так что?

— Что «что»? Рассказывай.

Глеб за талию подтащил меня поближе к себе, положил руку на живот, рисуя круги вокруг пупка.

— Эти порочные барышни раздевались и разбивались по парам. И начинали нежно друг друга ласкать. Да подожди, не корчи рожи. Условия такие. Ни губ, ни языка, только руками, но не касаясь никаких непристойных мест, — его пальцы для наглядности скользнули именно туда, куда нельзя.

— Эй, — я хлопнула его руке, — фальстарт и запрещенные приемы. Убери лапы, а то дисквалифицирую.

— Мне нравится ход твоих мыслей, кит. Ты еще не дослушала, но уже согласна.

— Ладно, ладно, дальше что?

— Ну а что дальше? Кто из пары первый кончил, тот и проиграл.

— Странная логика. Проигравшему достается оргазм, а выигравшему?

— А выигравшему — слава мастера фроттажа.

— И все?

— Ну, можно какое-нибудь желание добавить, — он шепнул мне на ухо, какое именно.

— Да ну тебя, Глеб, — фыркнула я. — Это и без соревнований можно, тоже мне приз. Нет, правда, в чем прикол?

— Я вам не скажу за всю Одессу, леди, но для меня секс будет провальным, если женщина не получит удовольствия. Неважно, какой именно секс. Это значит, что я — как мужчина — несостоятелен.

— Очень многие мужчины с тобой не согласятся. Без разницы, что там женщина чувствует, главное, что им самим хорошо. А некоторые еще и наоборот стараются унизить, под себя подмять.

— Извини за вульгарность, но для меня такое — все равно что кончать в кулак, в резиновую бабу или в дырку от бублика. Механическая разрядка, больше ничего.

Я поправила подушку и села, с интересом глядя на него.

— То есть все дело в твоем самолюбии? Ты беспокоишься не о том, что женщине с тобой плохо, а о том, что ты некачественный самец? Ну да, помню, ты меня предупреждал, чтобы я на твой счет не обольщалась.

— Нет такой тщательно сформулированной мысли, которую нельзя было бы понять неправильно, — парировал Глеб. — Я имел в виду только то, что тупой секс на одном физическом желании мне нафиг упал. А если я испытываю к женщине какие-то чувства, мне хочется, чтобы ей было так же хорошо, как и мне.