Дикая Флетчер - Такер К.-А.. Страница 20
И он выглядит… здоровым. Только сейчас я понимаю, что готовилась к мужской версии миссис Хаглер – хрупкой и сгорбленной, с пепельным цветом лица и хрипящим грудным кашлем. Но, глядя на Рея, вы бы ни за что не догадались, что у него рак легких.
Между нами остается метра три, и ни один из нас, похоже, не готов сделать шаг, чтобы преодолеть их.
– Привет… – нерешительно говорю я.
Я не называла его папой с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет. Внезапно возникает ощущение неловкости. Я сглатываю свой дискомфорт.
– Привет.
– Здравствуй, Калла. – Его грудь поднимается и опускается от глубокого вздоха. – Боже, ты уже совсем выросла, а?
С тех пор, как ты видел меня в последний раз, двадцать четыре года назад? Да, я надеюсь на это.
Но сейчас я не чувствую себя двадцатишестилетней женщиной. Сейчас я чувствую себя сердитой и обиженной четырнадцатилетней девочкой, переполненной неуверенностью и сомнениями, признающей, что этот мужчина – тот, который не пошевелил ни единым мускулом, чтобы сократить это последнее расстояние, – принял сознательное решение не присутствовать в моей жизни.
Я не знаю, что делать со своими руками, но чувствую желание куда-то их деть. Я засовываю их в карманы джинсов, затем вытаскиваю наполовину, а потом вынимаю полностью, чтобы сжать в кулаки. После складываю и убираю в подмышки, обхватывая руками грудь.
Отец прочищает горло.
– Как прошли твои перелеты?
– Отлично.
– Хорошо.
Стук металлической двери и звяканье циферблата на заднем фоне напоминают мне, что Агнес все еще здесь.
– Ты голодна? У меня не было возможности сходить за покупками…
– Нет. Я в порядке. Я ела в Сиэтле.
Он медленно кивает, его взгляд изучает изношенный ковер под нашими ногами.
– Как твоя мама?
– Отлично.
Без сомнения, она выпивает уже третий бокал вина и сводит Саймона с ума в ожидании моего звонка и наматывая круги вокруг него, пока он сидит в кресле. Я колеблюсь.
– Она потрясена новостями.
Не думаю, что стоит рассказывать подробности.
– Да, ну… это то, что есть. – Отец тянется в карман пальто, чтобы достать пачку сигарет. – Тогда я дам тебе устроиться. Увидимся утром.
Он поворачивается и просто исчезает. Дверь кухни издает громкий стон, сигнализируя о его уходе.
Я таращусь на пустое место, где он стоял.
«Увидимся утром»?
Четыре самолета, пять с половиной тысяч километров и двадцать четыре года спустя – и все, что я получаю от своего отца, это две минуты вежливого разговора и «увидимся утром»?
Разочарование грозит сбить меня с ног.
Я чувствую, что на меня смотрят, и, подняв голову, вижу Агнес, ее темный, обеспокоенный взгляд изучает меня.
– Ты в порядке?
Я проглатываю эмоции.
– Я в порядке. – Мой дрожащий голос предает меня.
– Рен не очень хорош в выражении чувств. Для него это очень сложно.
Я издаю задыхающийся смешок, но все, что я чувствую, это желание плакать.
– Для него? А что насчет меня?
По крайней мере, улыбка, которой Агнес одаривает меня, полна сочувствия.
– Я перенесу твою одежду в сушилку за тебя. Иди и поспи немного. Завтра станет лучше.
Я рада этому освобождению. Я ныряю в свою спальню, захлопываю за собой дверь, борясь с нарастающим колючим чувством, которое твердит, что я совершила ужасную ошибку, приехав сюда.
Я определяю момент, когда телефон подключается к интернету, потому что раздается быстрая череда пиканий – все это сообщения от мамы.
«Ты уже добралась до Анкориджа?»
«Дай знать, когда приедешь к отцу».
«Ты уже там?»
«Ладно, я проверила твои рейсы и вижу, что была задержка из Сиэтла в Анкоридж. Позвони мне, как только сможешь».
«Я позвонила в "Дикую Аляску", и они сказали, что ты приземлилась около пятнадцати минут назад. Ты уже добралась до своего отца?»
Мои пальцы замирают над экраном, пока я решаю, что ответить. Если я честно расскажу маме обо всем, она будет настаивать на звонке, а у меня пока нет сил разбирать это катастрофическое воссоединение с ней и Саймоном.
«Я добралась. Ты была права насчет маленьких самолетов. Я вымотана. Позвоню тебе завтра».
«Первым же делом, хорошо? Мы любим тебя!»
«И не забудь сделать много фотографий!»
Я быстро меняю одежду на пижаму – одну из немногих вещей, которые, к счастью, не намокли, – и бросаюсь в ванную, чтобы умыться. Моего отца и Агнес нигде нет, что заставляет меня предположить, что они разговаривают снаружи.
Снова закрывшись в своей спальне, я задергиваю шторы и забираюсь под одеяло с телефоном, надеясь отвлечься от мрачных мыслей.
Я открываю фотографию, которую Агнес сделала ранее. Каким бы ужасным ни был полет на этой штуке, мы хорошо получились вместе, веселые цвета самолета особенно выделяются на мрачном фоне.
Единственный недостаток – мудак, попавший в кадр. Джона стоит спиной к камере, его планшет зажат в руке, но голова повернута, чтобы продемонстрировать мех на его лице и тот факт, что – ошибки быть не может – он наблюдает за мной. Будь это любой другой парень, фотография могла бы рассказать иную историю – романтическую сказку о мужчине, которого влечет к женщине.
Но у нас не тот случай.
Я играю с различными инструментами редактирования фотографий, обрезаю, настраиваю и фильтрую, пока у меня не получается потрясающий снимок для инстаграма, без злобного пилота маленького самолета.
Но пальцы замирают на клавиатуре, я не в силах придумать подходящую подпись. В моей голове проповедует голос Дианы: «Не унывай и вдохновляй! Бонусные баллы за юмор!»
Сейчас я чувствую обратное.
Мне всегда трудно придумывать подписи. Не Диане. Но, опять же, большинство ее сообщений не похожи на нее, по крайней мере, на мою лучшую подругу Диану – девушку, которая запихивает в рот картофель фри по пять штук за раз, пока жалуется на юристов в своей фирме.
Как я могу сделать что-то в сегодняшнем дне радостным или вдохновляющим?
Как я должна солгать?
Сохраняя поверхностность – вот как. Просто, светло и радостно. Я быстро набираю первое, что приходит на ум: «Городская девушка в дикой местности Аляски. Люблю мою жизнь!» Я добавляю кучу хэштегов – еще одно золотое правило от Дианы – и нажимаю «Запостить».
Все это время я кусаю губы от беспокойства, которое приходит вместе с возрастающим осознанием реальности: что все были бы счастливее, если бы Агнес никогда не сделала тот телефонный звонок.
Я просыпаюсь под мягкие океанские волны, ритмично плещущиеся о берег, – мирный звук, созданный приложением «Белый шум», которое я использую каждую ночь.
На долю секунды забываю, что я безработная и одинокая. И на Аляске, где встретилась с отцом, который, возможно, тяжело болен, но все равно не хочет, чтобы я здесь была.
Сдвинув с лица маску для сна, я позволяю глазам адаптироваться, фокусируясь на слабом отблеске дневного света, проникающего за край штор. Мои мышцы болят от усталости после вчерашнего долгого и изнурительного путешествия. А может быть, дело в этой кровати. Моя кровать дома больше – достаточно большая, чтобы я могла раскинуться во все стороны и ни одна конечность не свисала с края, – и отделана пеной с эффектом памяти, чтобы подстраиваться под мое тело. По сравнению с ней эта имеет все качества койки Армии спасения.
Подушка ненамного лучше, жесткая и слишком бугристая для моего лица. Прошлой ночью я била по ней, наверное, дюжину раз, пытаясь смягчить ее, но потом сдалась.
Я шарю по маленькому деревянному стулу рядом со мной, пока пальцы не находят телефон.
У меня вырывается стон. Еще нет и шести утра, а я уже проснулась. Но, опять же, я не должна удивляться: мои внутренние часы считают, что уже десять.
Меня также не должно удивлять, что моя мама уже прислала три сообщения.
«Ты проснулась?»
«Как дела у твоего отца? Он хорошо выглядит?»
«Скажи, когда проснешься!»
Она пыталась и позвонить.