Меченная - Чоинг Ани. Страница 18

В сотне метров от меня, в туманной дымке облаков, парит орел — практически на одной высоте со мной. Учитель говорил, что я тоже смогу полететь, если захочу. Надо лишь медитировать снова и снова. Я верю, что взлечу, если как следует сосредоточусь. Для начала я стараюсь утихомирить беспокойные голоса в моей голове. Их надо заставить замолчать, выключить, как мы выключаем радио одним нажатием кнопки. В моей голове жужжит тысяча мыслей: отец; учебник по английскому языку; «Изумруды для твоего сердца», последний индийский фильм, который я посмотрела в Боднатхе; немецкий гость, уехавший на прошлой неделе… Я напеваю мантру, ту самую, что часто шепчет учитель перед сном. Чувствую, как мои ладони гладит напитанный влагой туманный воздух, как горячая кровь бурлит в моих венах, надувается живот, медленно распрямляются плечи. И постепенно успокаиваюсь.

По прошествии нескольких дней — я как раз стираю белье в ручье — ко мне подходит учитель и присаживается на камень:

— Это пятно сегодня не отстирается, Чоинг, грязь слишком сильно въелась в ткань.

— Знаю, но я тру, тру, и пятно становится все бледнее и бледнее.

— Ты будешь отчищать его с каждой стиркой, и однажды оно исчезнет навсегда. То же самое с ненавистью. Нужно мыть снова и снова…

Поучения Тулку Ургьена Ринпоче всегда опираются на мелкие, незначительные на первый взгляд явления окружающего мира.

Буддизм… Это уникальное таинство, каждый человек находит в нем что-то свое, близкое, неразделимое, — поэтому мне трудно объяснить его суть. Нужно работать над собой день за днем, год за годом, каждый миг, медитировать, медитировать и снова медитировать. Это долгий, трудный путь — и идти придется по извилистой каменистой дорожке у самого края пропасти.

Каждый день я сижу на большом камне, и передо мной раскидывается зеленая долина. Я медитирую, стараясь очистить свой разум. Джерри Гарнер уехал в Соединенные Штаты, а я перестала тренировать руки, чтобы лучше драться. Теперь я втираю лосьон в ладони, чтобы они были мягкими. Я наслаждаюсь моментами освобождения. Меня неудержимо влечет поставленная цель — научиться летать. После медитации я отчаянно выворачиваю шею, чтобы посмотреть, не проросли ли крылья. Но спина остается совершенно гладкой — ни намека на оперение, да и во всем обозримом пространстве — ни перышка, если только орел случайно не оставит свои перья рядом с камнем. Моя душа крепнет с каждым днем, меня совсем не тянет драться. Теперь я хочу вернуть людям все, что они мне дали. Сама того не осознавая, я поднимаюсь над землей. И вскоре тоже воспарю над облаками.

9

Взросление

Мама аккуратно разворачивает шелковую упаковку, при этом ее щеки краснеют от удовольствия. Кончиками пальцев — словно от резкого движения чудо может исчезнуть — достает золотую цепочку:

— Родная моя, ну зачем же, это слишком прекрасно…

— Слишком прекрасно для кого, мама? Ее будто специально для тебя делали, подходит идеально…

— Наверное, стоит ужасно дорого…

— Мама, сколько раз я тебе говорила, что в монастыре мне дают достаточно денег. А мне так нравится тебя радовать — больше, чем тебе получать подарки!

Я поднимаю мамины косы и застегиваю цепочку. Первый раз в жизни у меня есть достаточно денег, чтобы подарить маме нечто по-настоящему дорогое. Как и все восточные женщины, мама обожает золото. А я обожаю смотреть в ее счастливые глаза.

Я только что вернулась из Сингапура, куда уезжала почти на полтора месяца: меня пригласила одна очаровательная женщина, буддистка-китаянка Лим Хсиу Мей, которую я называла крестной. Мы познакомились в прошлом году, она приехала в монастырь, чтобы побеседовать с учителем. Перед отъездом Лим Хсиу Мей настойчиво предлагала мне отправиться с ней. Но для этого необходимо согласие Тулку Ургьен Ринпоче. Я сгорала от желания повидать мир, открыть для себя то, что прежде манило меня с экрана телевизора. Но учителю не хотелось меня отпускать, моя помощь была нужна ему в монастыре. Прошло несколько месяцев, в течение которых я регулярно говорила с ним о путешествии, истратила весь свой запас воображения (надо признать, безрезультатно) — и вдруг мне представился уникальный шанс. С того момента, как Лим Хсиу Мей пригласила меня к себе, прошел год, и тут учителю понадобилось уехать в Тайвань (он должен был отсутствовать несколько недель). Раз его не будет в монастыре, значит, ему не нужна моя помощь! Наконец, устав бороться со мной (и втайне восхищенный моим упорством), он разрешил мне отправиться в путешествие.

Подобная перспектива меня пугала и радовала одновременно. В монастыре моя новая «эксцентричная» выходка вызвала неудовольствие у многих почтенных монахинь. Ну и пусть! Я уже поняла, что никогда не смогу жить с ними в полном согласии. Для меня имело значение лишь мнение Тулку Ургьен Ринпоче. Таким шансом нельзя пренебречь! Несколько поездок с семьей в Индию — вот и весь мой опыт путешественника. А теперь я поеду в далекую страну, где люди живут совсем не так, как мы. Особенно меня волнует то, что я полечу на самолете! Совсем одна… Я надолго запомню этот полет; он был одновременно восхитительным и ужасным. Восхитительным, потому что мне все нравилось: приветливые стюардессы, их чистая форма, замысловатая еда, которую подавали в невероятно маленькой порционной посуде. А еще в самолете так здорово пахло! Ужасным, потому что через пару часов меня укачало. Я вся вспотела, голова кружилась, было невыносимо тяжело дышать. В конце концов меня стошнило. Какая-то морская болезнь… Я чувствовала себя очень неуютно, за весь полет не сказала ни слова, только вжалась в кресло, отодвинувшись как можно дальше от соседки, которая старалась не смотреть в мою сторону. Я так и не смогла заснуть.

Крестная приехала за мной в аэропорт, и тут я забыла о своем недомогании. Все силы уходили на то, чтобы изумляться. Специальный ковер на мраморном полу, куда складывали пассажирский багаж, роскошные бутики с сияющими витринами, перед которыми чинно выстроились блестящие такси, стюардессы, похожие на красавиц из Болливуда, — у меня глаза разбегались от такого пестрого великолепия. С урчащим от страха животом и глупой улыбкой на лице я вышла из аэропорта Сингапура.

Высунув голову в окно автомобиля крестной, я с жадностью всматриваюсь в проносящийся мимо город, словно он может исчезнуть в мгновение ока. Меня поражают его контрасты: с одной стороны — ультрасовременные башни, пронзающие облака, с другой — старые дома с сохнущим на веревках бельем (сначала я приняла его за занавески)! Больше всего мне запомнилась автомойка: огромные пенные валики, странные звуки, доносившиеся снаружи в салон автомобиля — казалось, что мы находимся в центре торнадо, — и страх, соперничающий с новизной впечатлений…

Я мучаюсь от неожиданной жары и сильно потею в своем плотном одеянии. На третий день крестная предлагает мне подобрать что-нибудь не такое монашеское из одежды:

— Ани, ты не можешь ходить вот так, с тебя пот течет ручьем. Почему бы тебе в виде исключения не переодеться во что-нибудь нормальное?

Я не могу выдавить из себя и двух слов, кое-как объясняю крестной, что на улице люди смотрят на меня и я чувствую себя очень неуютно. В Непале так много монахов и монахинь, любая толпа пестрит красно-рыже-желтыми пятнами, и никто не обращает на них внимания. А здесь прохожие часто оборачиваются и начинают меня разглядывать, а мне это не очень нравится. Крестная прекрасно понимает, каково мне, поэтому буквально на следующий день покупает шорты-бермуды и пару футболок того же цвета, что и мои монашеские одежды, так что я чувствую себя гораздо лучше. Теперь я почти не выделяюсь на улицах Сингапура.

Дни бегут один за другим, я снова приступаю к занятиям. По утрам я хожу в лингвистический центр, где австралийский профессор, похожий на актера Робина Уильямса, занимается со мной английским. Я бы осталась в Сингапуре еще дольше, но виза закончилась, и через пять недель я вернулась в Непал, с сумками, полными подарков.