Девять жизней (СИ) - Шмелева Диана. Страница 28

— Кто не доктор себе, тот могильщик.

— Только не говорите сеньору хирургу!

— У нас получилась общая тайна.

— Сеньор, но я всё равно продолжу свою работу, — она решительно перевела взгляд на книгу.

«Меня без молитвы, но тоже отшили…» — дон Фелис был слегка раздосадован, и куда более раззадорен. На другой день он предложил матери Анхелике дать обеим ухаживающим за ранеными девицам небольшой отдых, а вместо них мог часок поработать его слуга. Инес, решившей немного посидеть в патио, он прямо сказал:

— Сеньорита, взамен я хотел попросить вас о скромной услуге. Вечером стихи почитаете раненым вслух? — и протянул ей томик Горация.

— Сеньор, — девушка немного смутилась. — Я не уверена, что моя латынь…

— Попробуйте. У вас очень приятный голос. Кто не поймёт, всё равно рад будет послушать. Считайте это лекарством.

Кабальеро говорил учтиво и просто. Смотрел девице прямо в лицо, не ощупывая взглядом фигуру. Отказаться повода не было, и Инес согласилась. Взяла книгу и стала листать.

Дон Фелис посоветовал:

— «К Квинту Деллию». Вот здесь посмотрите.

Инес начала с трудом разбирать, потом быстрее — ей оказалось знакомо:

— О, сеньор, мне в детстве отец часто читал это стихотворение!

«Покой не забывай душевный сохранять

В минуты трудные, а также и веселий

Безумных в счастье старайся избегать:

Ведь всё же смертен ты, о, Деллий!».

— Я его понимаю!

Глаза девушки засияли, она жадно читала знакомые строчки, потом ресницы её задрожали, Инес вздохнула и тихо сказала:

— Благодарю вас, сеньор.

— Вы вспомнили дом? — дон Фелис, хоть и вечный насмешник, был тронут.

— Да, сеньор.

— Откуда вы?

— Из Хетафе.

— Простой человек не станет читать дочери стихи на латыни.

— Отец мой — бедный идальго. Когда-то служил лейтенантом.

— Лейтенант Рамирес, Хетафе? Гм…

В голове дона Фелиса всплыли смутные воспоминания.

— Постойте… Я, кажется, знаю. Лет десять назад мой отец, услышав, что я по делам поеду через Хетафе, велел зайти передать почтение лейтенанту Алонсо Рамиресу, которого знал по военной службе.

— Ваш отец тоже служил в полку дона Эстебана де Суэда?

— Нет, но офицеры и из разных полков бывали знакомы. Вы меня вряд ли запомнили.

— Боюсь, что нет.

Кабальеро не то чтобы ясно, припомнил — семья небогата, жили почти как крестьяне, но держались с достоинством. Встретили гостя приветливо, угостили вином. В простой чистой комнате неожиданно было увидеть полку хороших книг.

— Сеньорита, попробую угадать. Отец вас, наверное, учил ездить верхом?

— Да, и это бывало. Правда, у нас не было своей верховой лошади, но он считал важным для девушки ездить верхом и иногда брал коня у соседей.

«Понятно теперь, почему она так хорошо держит спину, хоть и зарабатывала шитьём». Вслух продолжал:

— Кажется, ваша матушка представила мне вашего брата.

Неожиданно Инес опустила голову и, стараясь сейчас не заплакать, ответила:

— Пять лет назад в Xетафе была оспа… Мне повезло — переболела легко, а мама и брат… — она отвернулась.

— Мне очень жаль, — участливо ответил ей дон Фелис.

— Простите, сеньор, — девушка взяла себя в руки. — Из наших разговоров лекарства не выйдет.

«Да что ж это так неудачно…» — подумал кабальеро с досадой, но не отступился.

— Жаль, что Хетафе не избежало несчастий. Оспа, потом сплошные неурожаи… Я мало знаю таких красивых селений.

— О, да, сеньор! — Инес улыбнулась. — У нас видны горы, весной посмотреть на цветение наших садов приезжают из самой столицы, а храм расписал знаменитый художник.

— Да, ваш отец очень советовал взглянуть на изображение предводителя небесного воинства.

— Прекрасная роспись! — девушка воодушевилась, но чуть запнулась — возникшая перед мысленным взором картина показалась ей очень похожей на инквизитора, защитника Сегильи, без колебаний карающего врагов города.

Инес перевела дыхание и сказала себе: думая о коменданте, лучше вспоминать нарисованного грозного архангела, чем улыбающегося молодого мужчину, с которым она пересмеивалась в патио.

Недолгая задумчивость не укрылась от собеседника, но он легко объяснил её для себя привязанностью девушки к родным краям. К этому времени кабальеро стал убеждён — в жизни сеньориты Рамирес не было ничего, чего ей пришлось бы стыдиться. А девушка с интересом спросила:

— Как вам понравилась роспись?

Тут запнуться пришлось дону Фелису. Поначалу направившись к храму, он свернул в таверну, куда его позвала хорошенькая смуглянка.

— Простите, это так давно было…

— Вас там не было? — угадала Инес, и глаза её заискрились, когда девушка заметила лёгкое смущение весьма самоуверенного сеньора.

— Каюсь, не было, — он в притворном раскаянии опустил голову и сразу же засмеялся. — Я зелёным юнцом тогда был. А вы, сеньорита, ребёнком.

— Постойте, постойте, я, кажется, вспомнила… У вас была огромная шляпа с пушистым красным пером?

В первый миг оторопев, кабальеро тотчас же припомнил. Конечно! Он был записным щёголем и роскошную шляпу выписал из столицы. Был крайне горд и на сверстников поглядывал свысока. Вот был болван!

— Я рад, сеньорита, что вы меня вспомнили!

— Простите, дон Фелис, я вспомнила только шляпу.

«Вот плутовка…» — подумал сеньор и скоро откланялся — сеньорите пришлось вернуться к своей работе. А ещё кабальеро подумал: «До чего же приятно услышать из её уст своё имя».

***

Вечером сеньорита Рамирес декламировала стихи на латыни. Понять смысл были способны от силы несколько человек, остальные слушали её голос, как музыку. Девушка считала невежливым пренебрегать ранеными из простых, поэтому обязательно поясняла, о чём сотни лет назад написал великий Гораций. Спустя четверть часа послышался звук шагов. Инес, внимательно глядя в книгу, обратила на них внимание только тогда, когда раненые от неё отвлеклись, оживились, кто мог — встали, а дремлющий у ног девушки Негрито радостно муркнул. Подняла голову и встретила изумлённый взгляд инквизитора. Тоже встала и присела в поклоне.

— Добрый вечер, сеньор комендант.

Дон Себастьян никак не мог ожидать, что в госпитале устроят поэтический вечер, да ещё и на латыни. Даже смутился.

— Я зашёл узнать, как дела у раненых. Извините, что помешал.

— Что вы, сеньор, нисколько не помешали. Мы все рады вас видеть. Если позволите, я продолжу.

— Конечно, если вы не устали.

— Для меня это отдых.

— С вашего разрешения, я тоже немного послушаю.

— Если вам так угодно, то для меня это честь.

«Экие церемонии…» — про себя проворчал дон Фелис. Впрочем, ему было приятно, что сеньорита Инес так спокойно держится в присутствии неотразимого сеньора де Суэда. Последние месяцы ему поднадоело всеобщее увлечение знатных дам и девиц Сегильи персоной следователя инквизиции, хотя поначалу кабальеро посмеивался над этим феноменом. Минуту спустя ему стало ещё приятнее — девушка вернулась к чтению, и никакой перемены в ней не было заметно.

Сеньорита так же старательно разбирала стихи. Очевидно, она днём урывала минуты подготовиться и почти не запиналась. Выглядела девушка при неровном свете свечи чудесно, загадочно, и вовсе не старалась повернуться так, чтобы её прелестное личико смотрелось наиболее выигрышно с той стороны, где, чуть поодаль, устроился дон Себастьян. Инес не сделала никакого движения, когда комендант, послушав пару стихотворений, встал и как мог тихо покинул собрание.

24. Хосефа Родригес

На другой день в монастырь доставили партию припасов. Комендант относился к обеспечению жителей города, особенно гарнизона, госпиталя и стражников, чрезвычайно серьёзно. Он ни на миг не забывал, что в Сегилье действуют изменники, достаточно ловкие, чтобы до сих пор не попасться, упорные и хорошо понимающие главные опасности для осаждённых. Чтобы караульные не расслаблялись, офицеры, порой и лично комендант, устраивали внезапные проверки. То же с поставками. Проследить, чтобы при приёмке продуктов в монастыре были исполнены все указания, в этот раз дон Себастьян решил сам, захватив с собой дона Альфонсо. Кроме возможного отравления, инквизитор старался предупредить обычное воровство, не желая, чтобы граф Тевора был обманут и заплатил лишнее. С досадой понимал — очень многие считают требование коменданта тщательно проверять накладные заботой о будущем своём кармане, хотя здесь было и преимущество — инквизитора побаивались, и это также удерживало торговцев от соблазна воспользоваться случаем получить наживу сверх оговорённого.