Наследник (СИ) - Старый Денис. Страница 30

Другое дело – это ресторация «Элита». Вот там все идет просто идеально. И причина в отлично проведенной рекламной компании. Так, Ивану Ивановичу, при некотором моем содействии, удалось заманить императрицу в это заведение. Конечно, это был закрытый прием, инициированный Иваном Шуваловым, все больше входящим в фавор, оттесняя, но, не сменяя Алексея Разумовского. «Почесала пятки» Императрице и жена Петра Ивановича Шувалова, Марфа. Это такое мероприятие, в ходе которого государыня соглашалась практически на все, уж сильно Елизавета любила массаж пят.

И вот после этого бала в ресторации «Элит», императрица сыграла в рулетку, посидела за карточным столом в игре «Фараон», потратила неимоверную сумму денег, которую по обыкновению некоторые придворные попытались захапать. Однако, крупье, как и охрана, сдали свой экзамен, а Шувалов подтвердил полномочия служб заведения. Блюда, которые попробовала Елизавета не вызвали у нее восторга. Разве… только — котлеты «по-киевски», на что и не рассчитывали. Елизавету позабавил момент, когда из этой котлеты брызнуло сливочное масло. Попало бы горячее масло на лицо, руки, или, не дай Бог, на платье, быть беде, но обошлось.

В тот вечер заведение заработало пятнадцать тысяч рублей, большую часть из которых оставила расточительная императрица. Были и те, кто проявил себя игроманом и был практически оттащен от рулетки, пользующейся особой популярностью. Шувалов уже думал о дополнительном столе с такой забавой.

Тут же было и фортепьяно, еще мало известное в России, и даже пианист, который ранее играл на клавесине, но более-менее освоил и новомодный английский инструмент. А я «накидал» парочку произведений. Предков зарубежных музыкантов будущего искать не буду, чтобы оплатить им за использование произведения потомков, иначе все содержание и заработок потрачу на компенсации. Так что, Людвиг Ван, как и некоторые иные гении, обязательно напишите что-то иное. А вот, господин Рахманинов, не беспокойтесь: во-первых я вспомнил только небольшие отрывки вашего творчества, во-вторых, еще не скоро появятся музыканты, способные исполнять столь сложные произведения. А пока общественность восторгалась «гением» Великого князя – автора душещипательных музыкальных творений.

А на следующий день, двор бурлил, все обсуждали «ресторацию», особенно в костер интереса подкидывали дров подговоренные Иваном Шуваловым придворные. Как мне докладывал вернувшийся из Ораниенбаума Тимофей Евреинов, который не растерял связей в корпусе слуг при дворе. Некоторые дамы с кавалерами остались весьма довольны нумерами в «Элите». И это бурление в обществе вылилось в аншлаги на протяжении уже трех недель. Да, были эксцессы, вызовы на дуэль, ссоры из-за дам, восторг и недовольство от кухни, но интерес не иссякал, а Шувалов уже выкупил большое здание в Москве для организации подобного и в Первопрестольной. Впрочем, я и там вошел в долю, пусть в данном случае и только на сорок процентов от доходов.

Так что деньги текли, пусть и не полноводной рекой, но ручейком точно. Доход уже приближался к цифре содержания от императрицы.

Что же касается Разумовского, то мне было его как-то жалко, пылких чувств к нему Елизавета уже не проявляла, но и не гнала от себя. Да тот сам виноват в происходящем. Елизавете, может, нравилось ощущать себя простой бабой, когда пьяный мужик лается и глупости делает, но, как экзотика, так сказать по разовой акции, а Разумовский стал во хмели позволять себе слишком уже многое, мог и толкнуть даже, обозвать Елизавету. Да, потом вымаливал прощение, находил красивые слова, на коленях стоял перед дверями в спальню государыни, завязывал пить…не некоторое время. Так что пусть муж пока поест груш, хотя, как человек, Алексей Григорьевич хороший, простой, но Шувалов – партнер и смена «ночного императора» пойдет только на пользу моих дел.

- Прошу вас, господа, не чинясь, мы не на светском рауте, и даже вне службы. Хотелось бы провести время в компании друзей, - высказался я, обращаясь к преображенцам.

- Позвольте судари, мне покинуть вашу компанию, есть масса обязательных дел, - проворковала Екатерина, стреляя глазками «по площадям», в столовой было явно больше трех десятков мужчин-гвардейцев и это были рослые, лихие мужчины.

Ну, и получит она сегодня постельный марафон, в лучших гвардейских традициях – приличная мамзель и подвыпивший гвардеец, даже приду к спальню в гвардейском мундире. А ревность-то у меня не наигранная проснулась, естественная. Может я сам себя уже обхитрил, и постепенно начинаю верить всем тем словам любви, что говорю жене?

После слов Катэ все собрание щелкнуло каблуками сапог, а я пошел провожать жену.

- Катэ, я приревновал тебя. Ты так стрельнула глазами по гвардейцам! – шепнул я супруге, помогая ей взобраться на облучок кареты.

- А ты, Петр, ревнуй и цени, - стрельнула уже точечно в меня глазками Екатерина. – Целуй страстно, гвардия смотрит!

И я поцеловал, как и просила жена, страстно, долго. А вовремя этого поцелуя, несмотря на то, что он был весьма приятен, я понял в очередной раз – с этой женщиной лучше дружить. Это так прочувствовать ситуацию… лихие гвардейцы, которые ценят и личную храбрость и некоторое безрассудство, особенно в отношении дам. Они, преображенцы, почувствуют, что наследник такой же, как и они – любит, так напоказ, всем большим сердцем, не стесняясь проявить чувства на людях. Вот только почти тоже самое они могут подумать и о Екатерине, а, если взять во внимание кокетство супруги… А, может, я все усложняю?

Когда я вернулся в столовую, куда еще ранее вошло командование, вышедшее так же проводить Великую княгиню, лица гвардейских офицеров сияли пониманием и улыбками, мол «вот так и нужно любить, наотмашь, по-русски».

- Петр Федорович, мы знаем, что Вы предпочитаете хмельному иные напитки…- робко было начал было офицер, имя которого я не запомнил, он был всего-то прапорщиком, но, видимо, настолько бесшабашный, что именно этого гвардейца подослали провентилировать вопрос о пьянке.

- Господа, делу время, а потехе час. Вот я и предлагаю эту самую потеху. Не соблаговолите ли выпить со мной вина, или водки? – обратился я к сибаритам-янычарам.

Встретив гул гвардии, в столовую вносили закуску и напитки. Вот так, нарушая свой режим, систему правильного питания и лицедействуя, приходится набирать политический капитал. На Руси же как повелось? Если с человеком выпил, то, как породнился, зло сделать собутыльнику уже будет мукой и терзанием, даже бесчестием. Значит, выпьем, а потом еще нальем, но мысли глупые выкинем из головы. Пусть разносят гвардейцы по столице и за ее пределами, что наследник никакой не немец, а наш, руссак – истинный внук Петра Великого.

Когда прозвучали многие здравицы и торжественное застолье стало из организованного банкета деградировать в мужскую пьянку, мне подали гитару и я исполнил «домашнюю заготовку», чтобы закрепить мнение гвардейцев о сегодняшнем дне. Я пел:

- Господа офицеры, по натянутым нервам. Я аккордами веры эту песню пою. Кто не ради карьеры, живота не жалея, свою грудь подставляет за Россию свою, - затянул я немного переделанную песню Газманова, которая пробиралась и будет пробираться в самые глубины офицерских душ и не только. – Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом. За Россию и царицу до конца. Офицеры, россияне, пусть Отчизна воссияет, заставляя сильней звучать сердца.

Тишина. Выпученные, от неверия в произошедшее, глаза.

- Виват! – громыхнуло, как слаженный залп из десятка пушек. – Виват!

Все, после такой реакции, они надолго запомнят наследника и не позволят хулить и полоскать мое имя. Спасибо, Олег Газманов, гениальная песня!

А вечером была страсть. Катэ выпила вина и была развязной. Эта женщина обладала удивительной чувствительностью и пылкостью. Да, после брачной ночи, жена не подпускала меня к себе две недели. Вначале под предлогами после, не утруждая себя какими-либо объяснениями. И в один из вечеров я был достаточно настойчивым, чтобы принудить Екатерину исполнять-таки свой супружеский долг. Она вначале плакала, но постепенно лицо женщины преображалось, накатывали ощущения, и они влекли за собой эмоции. После той ночи отношения наладились, и теперь я порой думал об том, чтобы просочковать семейное ложе, иначе придется забросить все дела.