Невеста на ночь - Берг Патти. Страница 30

— Мы можем обойтись без ужина.

— Можем, но тогда не узнаем, правду ли я сказал о том, что хорошо готовлю.

Фиби уже не сомневалась в том, что Грэм сказал правду. И она убедилась в этом, когда попробовала изумительный салат с сыром бри, ветчиной прошютто и рафинированным оливковым маслом. Грэм поджарил свиную вырезку с арахисом так, что мясо таяло во рту. Он сам наполнял тарелки и разливал вино, ухаживая за гостьей, как за королевой. Фиби решила, что она умерла и попала прямиком в рай, особенно когда Грэм вынул из холодильника творожный пудинг с белым шоколадом, малиновым соусом и веточками свежей мяты.

— Ну, что скажешь? — осведомился он.

— Мне не терпится узнать, что еще ты умеешь.

— Это был эксперимент. Сегодня у меня вечер экспериментов. — Его адамово яблоко дрогнуло, он по привычке потянулся за кольцом, но вспомнил, что снял его.

— Ты снял кольцо. — Это был полувопрос-полуутверждение.

— Да, уже пора.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Всеми приборами и посудой, которые ты видишь на столе, я не пользовался целых пять лет, я не мог даже смотреть на них. Даже сегодняшний ужин в точности такой же, какой приготовила бы моя жена, если бы осталась в живых.

— Почему же ты сегодня решился воскресить прошлое?

— Потому, что умерла Джил, а не я. Потому, что я любил ее, а не весь этот хрусталь, фарфор и рецепты. Потому, что мы с тобой могли бы поужинать замороженной пиццей с пластиковых тарелок и все-таки смеяться и болтать, а через год я не вспомнил бы ничего, кроме того, как красива ты была и как мне было приятно разговаривать с тобой.

Фиби давным-давно разучилась плакать, но теперь из ее глаза выкатилась слеза. Не успела она стереть ее, как Грэм подъехал поближе, провел ладонью по ее волосам и поцелуем убрал слезу со щеки.

— Таких слов мне еще никто не говорил… — прошептала Фиби.

— Это чистая правда. — Грэм поцеловал ее в нос.

— Последний мужчина в моей жизни воскликнул: «Ого, клево!» — а предпоследний: «Класс, детка». Никто из них не мог связать больше десятка слов.

Грэм поцеловал ее в губы, и Фиби не смогла припомнить, когда ощущала такую нежность, тепло и блаженство. Но поцелуй был до обидного кратким.

Он откатился от нее внезапно, будто чего-то испугался. События развивались слишком быстро. Он оказался не готов к этому.

В отличие от нее.

В дальнем конце комнаты стоял старомодный музыкальный комбайн. Подъехав к нему, Грэм принялся перебирать стопку пластинок.

— Что будем слушать? Можем поставить «Битлз», «Дорз», «Ванилла фадж», «Крим», «Бердс»…

— Достаточно!

— Хочешь, поставлю «Бердс»?

— Я влюбилась в Дэвида Кросби задолго до того, как он объединился со Стиллсом, Нэшем и Янгом. Но я увидела его только в Вудстоке. Знаешь, я даже пыталась стащить его со сцены, но, похоже, его не прельщали перепачканные грязью девицы.

Грэм рассмеялся, ставя пластинку.

— Когда-нибудь я куплю СД-плейер.

— Не надо, старые пластинки гораздо лучше.

Едва услышав тамбурин, она начала танцевать — медленно, легко, внезапно став раскованной.

— У тебя есть свечи? — спросила она.

— Да. Но марихуаны нет.

— Я давным-давно отвыкла от нее.

Грэм съездил на кухню и вернулся с коробкой, наполненной свечами всевозможных форм и размеров.

— Прекрасно! А подсвечники?

— Они где-то в коробках.

— Обойдемся без них. Сойдут и тарелки.

Чувствуя себя как дома, она подпевала музыке и расставляла блюдца со свечами по всей гостиной. Грэм следил за ней, ловил каждое движение.

— Хочешь, я зажгу их? — спросил он.

— Да, пожалуйста. А потом потуши свет.

Разлив вино, она протянула бокал Грэму.

— А у тебя, случайно, нет «Буффало Спрингфилд»?

— Дай-ка подумать… похоже, ты обожаешь Стивена Стиллса.

— Только его голос. На мой вкус, лучшее сочетание голосов у Кросби, Стиллса, Нэша и Янга. Абсолютная гармония.

Пока он рылся в пластинках, Фиби вынула из сумки альбом и карандаш, схватила с дивана две подушки, бросила их на пол посреди гостиной и уселась.

Грэм поставил новую пластинку и обернулся к ней:

— Еще пожелания есть?

Фиби кивнула.

— Ты не мог бы снять рубашку?

— Что, прости?

— Сними рубашку.

— Зачем?

— Потому, что в рубашке ты бесподобен, но я уже нарисовала тебя одетым — в тот вечер, в ресторане. А теперь я хочу увидеть, что у тебя под рубашкой.

— Ты шутишь?

— Я предпочитаю быть серьезной и честной. — Правда, она уже однажды соврала ему, назвавшись чужим именем.

— У меня осталось несколько шрамов, — предупредил Грэм.

Фиби отпила вина.

— А у меня менопауза и грудь уже не такая упругая, как раньше.

— Ты покажешь ее мне?

— Скорее всего да.

Грэм рассмеялся, вытащил из-под пояса брюк тенниску и снял ее через голову.

— О Боже…

— Что такое?

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем я предполагала.

— При свечах все выглядит по-другому.

— Я же художник. Меня нелегко обмануть.

— Итак, какую позу я должен принять?

— Никакую. Просто сиди и пей вино.

— А говорить можно?

— Это было бы замечательно.

— На какую тему?

— На твой выбор.

— Значит, поговорим о тебе.

Фиби подняла голову. В серебристых глазах Грэма отражались язычки свечей.

— Не двигайся! — воскликнула она. — Отлично! Особенно твои глаза.

Она пыталась передать увиденное, но рисовать его глаза было не так увлекательно, как смотреть в них. Впервые в жизни Фиби никак не удавалось сосредоточиться на натурщике.

Грэм сменил пластинку, и Фиби засмотрелась на игру мышц его рук и сильных плеч. С легкой улыбкой он обернулся, и в комнате зазвучал первый гитарный пассаж из «In-A-Gadda-Da-Vidda», вызывая у Фиби множество приятных воспоминаний о вечеринках, танцах и друзьях, с которыми она не встречалась с шестидесятых годов, со времен фестивалей в Хейт-Эшбери. Но теперь под эту музыку рождались новые воспоминания, лучше прежних.

Отложив альбом и карандаш, она направилась к Грэму.

— Хочешь потанцевать?

Он кивнул, она села к нему на колени, и он обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Он крутил колесо кресла, а Фиби прислушивалась к ровному и сильному биению его сердца.

Его кожа была горячей, свежевыбритое лицо — гладким, от него пахло знакомым Фиби с юности одеколоном «Олд спайс», который никогда не выйдет из моды.

Он поцеловал ямочку под ее ухом и проложил дорожку поцелуев по щеке, пока не добрался до губ.

— Знал бы ты, как это приятно! — со вздохом выговорила она.

Он взял ее ладонь и прижал к своему сердцу:

— А это ты чувствуешь?

Она кивнула.

— Оно давным-давно не билось так быстро. Даже в тренажерном зале или на баскетбольной площадке.

Фиби сняла его вторую ладонь с колеса, притянула к себе, поцеловала и приложила к своей груди. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, потрясенная тем, что уже забыла, как приятны простые прикосновения, даже через платье и бюстгальтер.

Запустив пальцы в волосы Грэма, она поцеловала его. Ей нравился вкус его губ, его дыхание, овевающее щеку. Желание становилось нестерпимым.

Он провел ладонью по ее груди, боку и бедру. Платье заскользило вверх по ноге, Фиби почувствовала, как его пальцы движутся по бедру, подбираясь к узеньким трусикам, которые она купила в «Секрете Виктории» просто так, зная, что никогда их не наденет, но сегодня надела, и не зря.

Она погладила его по груди и плоскому, как гладильная доска, животу, запустила под пояс брюк большой и указательный пальцы и продвинулась чуть ниже.

Поцелуи вдруг прекратились. Едва Фиби нащупала резинку, Грэм взял ее за запястье и отвел руку в сторону.

— В чем дело?

— Мы слишком спешим, — пробормотал Грэм и пригладил волосы. — Вернемся к тому, с чего начали.

— На попятную я не иду. Если хочешь, возвращайся, а я не стану.

Фиби вскочила с его колен, схватила блокнот и карандаш и бросила их в сумку.