Изгнанник (СИ) - Белинцкая Марина. Страница 17

Чак был очень похож на змея, изображённого на иллюстрации. И, судя по произошедшему, Чак позволил Габриэлю использовать свою силу, поэтому Габриэль переместился в это удивительно место. Но на открывшемся развороте говорилось, что змей может давать только один дар, а Чак продемонстрировал два. Дар света и дар телепортации.

Габриэль надел перчатки и вновь попытался взять книгу. Пальцы кололо, но эта боль оказалась терпимой. Мгновенно, быстрее, чем произошла телепортация, Габриэль провалился сквозь буквы в реальность иных миров, волшебства и сокровенных тайн магии. Возле лампы стояло кресло, куда он и сел. Он хватал с полки книги и ставил на место, при этом из его памяти выпадал сам процесс перехода от книги к книге, от стеллажа к креслу. Разум блуждал где-то за стройными рядами букв, тело же изнемогало от усталости.

«…змея — символ изворотливости и ядовитого коварства. Счастлив тот человек, что продал душу Топям в обмен на покорных слуг. Тёмные змеи защитят остатки его существа и помогут вершить грехи на истребление живого».

Время словно ускорилось. Габриэль был уверен, что не покинет этого места, где бы оно не находилось, пока не прикоснётся к каждой книге, не прочтёт из каждой хотя бы несколько строк. За какую бы книгу он не брался, в каждой звучал тон тёмной пропаганды, как всемогущ маг, имеющий змея и как жалок обычный волшебник. В помещении не было ни часов, ни окон, чтобы определить, сколько времени Габриэль находится тут. Только книги, стеллажи, кресло и лампа. Габриэлю казалось, что прошло несколько минут. Когда он поднялся с кресла, чтобы поставить книгу на полку, ощутил головокружение и тут же рухнул обратно. Ломота в шее и плечах вернула его в реальность, к тому же испытывал голод, жажду и острое желание посетить уборную. Он отложил книгу и огляделся в поисках выхода. Почти сразу заметил дверь. Тело отзывалось болью на каждый шаг, шея затекла, ноги болели. Чак, который каким-то образом успел усесться на плечах Габриэля, был весь пыльный, словно год провалялся под диваном.

«…змеи — проводники между миром живых и миром мёртвым. Миром магии и миром её отсутствия. Силён тот маг, у кого есть змея. Силён тот изгнанник, у кого есть змея, ибо змея проведёт его через Кобру и, пройдя ритуал, изгнанник не будет изгнан, так как обретёт свою Силу и получит тёмных слуг. Жалок тот жрец, кому змеи достались за вершение блага в ущерб себе. Велик тот маг, кто принес в жертву любовь».

Габриэль поставил книгу на полку, но в последний момент рука дрогнула и замерла. Он огляделся и спрятал книгу под рясу.

Пошатываясь, он вышел и оказался в длинном коридоре без окон. Тусклый свет не раздражал глаза, а успокаивал. Пол устилал узорный бордовый ковёр, по обе стороны коридора находились тяжёлые резные двери, и вряд ли хоть одна из них могла вести в уборную. Над каждой дверью светились руны, и когда Габриэль шёл мимо них, руны светились ярче, словно предупреждая, что если Габриэль вздумает прикоснуться к ручке двери, его поразит незнакомое охраняющее заклятье. Под высоким вогнутым потолком висели пышные люстры. В тишине казалось, что он остался один в мире бесконечного коридора и дверей, за которыми жила пустота.

Тихий шорох его одежд таял в таинственной тишине.

Руки горели. Не-волшебник снял перчатки и испугался, увидев ожоги и раны на ладонях. Вместе с осознание происходящего, в сознание ворвалась жгучая боль.

Габриэль свернул за угол и не увидел окон. Ему открылся точно такой же коридор с дверями по обе стороны и бордовым ковром между ними. Место, похожее на сон или забытое воспоминание, что пыталось прорваться в уставший разум.

— Эй!

Габриэль обернулся и увидел выглядывающего из-за одной из дверей мальчишку.

— Ты кто?

Мальчишка окликнул кого-то из той же комнаты, откуда показался, и двое подошли к Габриэлю. Первый мальчик с виду был Габриэлю ровесником. Его лицо частично закрывала тёмная косая чёлка. Кожу покрывали брызги веснушек, крупных и тёмных, как греча. У второго мальчика были рыжие волосы, собранные в короткий «хвост» и круглый «картофельный» нос. Они были одеты в одинаковые тёмные платья с красными вставками. Одному платье приходилось не по размеру. Длинные рукава были подвёрнуты, а полы везлись по ковру. Второму платье было впору, и на его груди была вышита золотыми нитками кобра.

— Мы тебя здесь не видели, — сказал первый.

— Да, ты кто? — спросил рыжий.

Шорох и шепот липкой волной пронеслись по коридору. Двери стали приоткрываться, за ними слышались любопытные голоса, Габриэль ощутил на себе взгляды. Ещё несколько мальчишек вышли из комнат. На всех были надеты одинаковые платья с красными вставками.

— Оглох? — спросил первый мальчик с тёмными волосами.

— Он немой, — толкнул его под ребро рыжий.

Темноволосый вышел вперёд, обошёл Габриэля, оглядывая его с ног до головы яркими жёлтыми глазами, и конечно же, не оставил без внимания длину его волос.

— Уж ни принц снизошёл до рабов? — он шутливо поклонился Габриэлю в ноги.

— Принц, принц пришёл! — зашуршал коридор.

Несколько мальчиков разом отвесили Габриэлю издевательские поклоны. Кто-то, осмелев, потянул Габриэля за волосы, словно убеждаясь, что это не парик. Габриэль резко обернулся. Позади него стояло ещё трое в чёрных платьях с красными вставками. На вид всем было от тринадцати до восемнадцати лет.

— На Манриоля похож, — сказал первый тёмненький мальчик.

Габриэль не успел опомниться, как его замкнули в кольцо.

— Раймон Манриоль? — спросил кто-то.

— Нет. Его сын. Как его там… — сказал тёмненький. — Ты ведь он?

Его лицо было маленькое и треугольное, бледное, от чего веснушки казались почти чёрными, а глазища — жёлтые, как у филина, любопытные, в чёрных длинных ресницах, как в паучках. Его подростковое телосложение не внушало страха, но судя по тому, как другие мальчики замолкали, когда он начинал говорить, темноволосый был их лидером. Габриэлю хватило меньше минуты, чтобы это понять.

— Что это за место? — спросил Габриэль.

Голос прозвучал спокойно и ровно. Мальчик усмехнулся и сделал шаг вперёд. Другие расступились. Все эти глупые лидерские замашки Габриэль не раз наблюдал из окна. И всегда думал, что вожаки подобных шаек — трусы с хорошо подвешенным языком.

— Это что, шутка? Ты клоун?

— Нет. Я не клоун.

Габриэль спокойно выдержал его взгляд. Но мальчишки вдруг рассмеялись. Одновременно. Как по щелчку. Но когда заговорил их вожак, замолкли.

— Что ты здесь делаешь?

— Ищу уборную.

Вожак растерянно моргнул.

— Проводи меня, — вежливо поклонившись, попросил Габриэль. Его губы дрогнули и замерли в подобии улыбки. Подняв голову, он посмотрел на вожака в упор. — Не хочу пасть жертвой какой-нибудь шутки от тебя или твоих приятелей.

Вожак переглянулся с рыжим. Они улыбнулись друг другу, рыжий пожал плечами. Затем вожак махнул Габриэлю и пошёл впереди. За ними, чуть отставая, пошли другие мальчишки. Их любопытный шепот подталкивал в спину, вожак их стаи молчал, сбитый с толку просьбой странного гостя. Как Габриэль и предполагал, просьба вожака удивила, и согласившись её исполнить, вожак тянул время, чтобы придумать шутку.

Габриэль готовился к тому, что его приведут к кладовой или какому-угодно помещению, но место, куда привёл его мальчик, в действительности оказалось уборной. Габриэль проскользнул в дверь и заперся изнутри.

Кафель, кабинки, умывальники. Ничего примечательного в уборной не было.

Прохладная вода остудила обожжённую кожу. Сделав все дела, он огляделся в поисках пути отступления. Мальчики ему не понравились. Наверняка они, стоя за дверью, придумывали план, как напугать чужака.

Драться Габриэль не любил. Но благодаря хитрости ему удавалось избегать драк. Под потолком он заметил небольшое окошко. Он оставил воду в рукомойнике включенной, взял мусорное ведро, вынул оттуда мешок с мусором и поставил ведро кверху дном. Встал на него и выглянул в окошко. Под окном стоял густой непроглядный туман, мягкий точно вата, нет, волны, что целиком застилали землю. Купол неба был холодным и ясным. Из-за густых клочьев виднелись вершины гор, и Габриэлю почудилось, что он выше, чем облака. Воздух, вошедший в лёгкие, показался неплотным, и от этого ощущения голова пошла кругом. Ведро под ногой подвернулось, Габриэль едва не упал, а голоса за дверью резко стихли.