Незримые фурии сердца - Бойн Джон. Страница 61

– Домой. Чего мне тут торчать? И так уж наломал дров. Ты сам ей все скажешь. Я не смогу. Не посмею взглянуть ей в глаза.

– Скажу? Кому, Алисе?

– Ну да.

– По-твоему, я должен ей это сообщить?

– Она тебя любит. И захочет, чтобы сегодня с ней рядом был ты.

– Ей я ничего говорить не буду! – Джулиан свирепо ринулся ко мне, и я вжался в стул. – А вот тебе, козлина, расскажу о том, что нынче произойдет, а чего не случится. Ты охеренно заблуждаешься, если думаешь, что я позволю на глазах всей родни еще раз унизить мою сестру.

Я уставился на него, не понимая, к чему он клонит.

– И чего ты от меня хочешь?

– Чтоб ты выполнил свое обещание. Сейчас мы выйдем отсюда, ты и я. Рядышком встанем у алтаря, а Макс по проходу подведет мою сестру. Мы оба будем так улыбаться, что еще немного – и рожи треснут, и на вопрос священника ты ответишь «да, беру» с такой готовностью, словно от этого зависит твоя жизнь. Потом вы с Алисой выйдете из церкви мужем и женой, и ты, друг мой, будешь ей верным супругом, ибо я лично отрежу тебе яйца ржавым ножом, если прознаю о твоих шашнях с педрилами. Ясно ли я выразился, Сирил?

Я с трудом сглотнул, не веря, что он говорит всерьез.

– Не могу, – сказал я, сдерживая слезы. – Ведь это на всю мою оставшуюся жизнь.

– И на всю оставшуюся жизнь Алисы. Ты женишься на ней. Понял, сучий потрох?

– Неужели ты хочешь, чтобы она стала моей женой? После всего, что узнал?

– Нет, я этого не хочу. Если б сейчас она сказала, что не желает выходить за тебя, я бы на руках унес ее отсюда. Но она приехала венчаться – и обвенчается. Она, дура, тебя любит, хотя трудно представить, что можно полюбить такого морального урода.

Слова его разили, точно стрелы, но я спросил:

– А как будет с нами?

– С кем – с нами? О чем ты?

– О нас с тобой. Мы останемся друзьями?

Джулиан уставился на меня и засмеялся:

– Ты неподражаем! Абсолютно, на хер, неподражаем! Мы не друзья. И никогда ими не были. Я тебя знать не знаю. Человек, которого я считал Сирилом Эвери, не существовал вообще. Так что никакие мы не друзья. При встречах на семейных праздниках я буду с тобой учтив, никто ничего не узнает. Но не воображай, что у меня к тебе есть иные чувства, кроме чистейшей ненависти. Если вдруг в свадебном путешествии ты сдохнешь, я не пролью ни слезинки.

– Не говори так, Джулиан! – Я расплакался. – Не надо! Я люблю тебя.

Джулиан схватил меня за горло, сдернул со стула и пригвоздил к стене, занеся надо мной кулак. От злости его колотило. Ударь он меня – наверное, убил бы.

– Еще раз такое скажешь, – прошипел Джулиан, – и это будут твои последние слова, я тебе обещаю. Ты понял?

Я безвольно кивнул, он медленно разжал хватку и отошел в сторону.

– Что вы за люди такие? Вечно врете, вечно таитесь. Почему не сказать всю правду? Честно, открыто.

Я горько усмехнулся:

– Лучше помолчи, Джулиан. – Сейчас я был готов дать сдачи, если потребуется. – Не говори, чего не знаешь. Тебе этого никогда не понять.

В дверь постучали, и в ризницу просунулся лучезарно улыбающийся священник:

– Невеста готова, молодые люди.

Мой несколько растерзанный вид лишь слегка пригасил его улыбку. Я умоляюще взглянул на Джулиана, но тот отвернулся и шагнул к выходу.

– Давай-ка причешись, – бросил он. – Не забывай, где ты и зачем ты здесь.

На долгие годы это были его последние слова ко мне.

Чокнутый голый мужик

Три часа спустя в баре «Подкова», что в отеле «Шелбурн», я, теперь уже почтенный супруг, вел светскую беседу с президентом Ирландии Имоном де Валерой. Его приход на торжество стал невероятной победой Макса, чья одержимость высшими слоями общества в последние годы уже отдавала патологией. Собственно венчание великий человек не посетил, сославшись на безотлагательность визита к мозольному оператору. Здесь же был экс-премьер-министр Джек Линч, державшийся подальше от Чарльза Хоги, который, заняв позицию у стойки бара, жутко смахивал на ярмарочную фарфоровую статуэтку, что медленно покачивает головой и взглядом обводит комнату, словно выбирая малолетнюю жертву для растления. Спорт был представлен Джимми Дойлом из Типперэри, шестикратным чемпионом Ирландии по хёрлингу, литература – Эрнестом Геблером и Д. П. Данливи [40]; за угловым столиком Розалин, новая жена моего приемного отца, липла к актрисе Морин О'Харе [41], которая вежливо улыбалась, но поглядывала на часы, явно выжидая удобного момента, чтобы попросить распорядителя вызвать ей такси.

Я почти не слышал президента, ибо внимание мое было поглощено Джулианом, который стоял рядом с беспокойно озиравшимся архиепископом Райаном, в то время как одна из подружек невесты всеми силами пыталась его разговорить. В иных обстоятельствах он бы уже напропалую заигрывал с ней (в смысле, Джулиан, не архиепископ), раздумывая, трахнуть ли ее по-быстрому перед застольем или немного погодить и сыграть в соблазнение, но сейчас казался совершенно равнодушным. Всякий раз, как взгляды наши пересекались, в глазах его я читал разочарование и убийственную решимость, и он тотчас отворачивался, чтоб заказать очередную выпивку. Безумно хотелось отвести его в сторонку и объясниться, но я понимал, что это бессмысленно. Никакими словами не вымолить прощения, не оправдать свои поступки. Наша былая дружба почила.

Наконец мне удалось отделаться от президента, красочно живописавшего свои мозоли, и я огляделся в поисках тихого уголка, где смог бы заколоться шпажкой от канапе. Но куда бы я ни сунулся, всюду натыкался на кого-то из трех сотен гостей, в массе своей мне совершенно незнакомых, и каждый хотел пожать мне руку, а также уведомить, что я приговорил себя к пятидесяти годам безуспешных попыток удовлетворить свою женушку.

– Бурная ожидается ночка, а? – подмигивали старики, и мне хотелось кулаком стереть похабные ухмылки с их морщинистых рож. – Влейте в себя парочку пинт, дабы укрепить своего отважного рыцаря.

– Вскоре пойдет прибавление, – говорили их жены, буквально сочась молоком при мысли, что в предстоящие годы я стану регулярно брюхатить Алису. – Послушайте доброго совета: в три года народите трех деток. Мальчика, затем девочку, а потом уж кого бог даст. Выйдет благородное семейство. И тогда уж заканчивайте с этим непристойным делом.

Одна советчица шепнула мне на ухо:

– Я бы даже рекомендовала раздельные спальни. Чтоб обуздать дьявола.

В шумной толпе я задыхался от зловония спиртного, духов и табачного дыма. Я себя чувствовал малышом, безнадежно заплутавшим на карнавале, сердце мое пыталось выпрыгнуть из груди. Наконец мне удалось пробиться ближе к вестибюлю, и я увидел Алису, в равной степени ошалелую. Она улыбнулась, однако я подметил тень беспокойства, промелькнувшую на ее лице.

– Гостей, по-моему, явный перебор. – Приходилось чуть ли не кричать, чтобы Алиса меня расслышала. – Половину из них я не знаю.

– Всё знакомцы Макса. – Она покачала головой. – Список-то выглядел не так уж страшно, а теперь мне некогда поговорить со своими друзьями. Средний возраст приглашенных – шестьдесят с лишним. Там один старик с калоприемником поверх костюма.

– Уже нет. Какой-то ребенок в него врезался, и штука эта лопнула.

– Боже мой! Ничего себе свадьба!

– Можно устроить пожарную тревогу, – предложил я, – и обратно гостей впускать выборочно. Только тех, у кого свои зубы и волосы, кто гарантированно не испортит свадебные фото.

Алиса вяло улыбнулась.

– Ведь знала, что Макса надо держать в узде, – пробормотала она. – Прошлый опыт ничему… ой, прости, Сирил.

– За что?

– Ладно, неважно.

– Нет уж, говори.

Алиса тактично изобразила смущение:

– Я хотела сказать, прошлый опыт меня ничему не научил, но сообразила, что в такой день вспоминать о нем совсем некстати.