Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть - Спицын Евгений Юрьевич. Страница 13

При этом, безусловно, история с организацией и проведением в январе 1949 года в северной столице Всероссийской оптовой ярмарки, инициированной руководством российского правительства и ленинградской парторганизации, по мнению целого ряда историков (Ю. Н. Жуков, Ю. В. Емельянов, А. И. Вдовин, В. Д. Кузнечевский, Д. Л. Бранденбергер [94]), стала лишь удобным поводом для расправы с «русофильской партией» внутри ВКП(б) и демонстрации жесткого и показательного урока всем потенциальным «сепаратистам», пожелавшим разыграть очередную национальную карту. Куда более серьезным проступком была фальсификация результатов тайного голосования на X Ленинградской областной и VIII Ленинградской городской объединенной партконференции, состоявшейся в декабре 1948 года. Об этом «инциденте» стало известно из анонимного письма в ЦК ВКП(б), где было указано, что во многих бюллетенях были вычеркнуты фамилии П. С. Попкова, Г. Ф. Бадаева, Я. Ф. Капустина и ряда других партийных «бонз» Ленинграда. Тем не менее председатель счетной комиссии А. Я. Тихонов объявил на конференции об их единогласном избрании в состав руководящих органов. К содержанию данного письма в Москве отнеслись более чем серьезно и поручили расследование этого «инцидента» лично Г. М. Маленкову.　

Как справедливо указал доцент А. В. Сушков, система тайного голосования по выборам всех партийных комитетов, инициированная И. В. Сталиным еще на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года, стала для него важнейшим индикатором эффективности работы всех региональных руководителей. И нетрудно догадаться, как вождь воспринял информацию о том, что его систему тайного голосования показательно и нагло сфальсифицировали. Неслучайно именно эта фальсификация, а вовсе не пьянство или безмерные растраты партийных и государственных средств, получила очень жесткую оценку в докладе нового Первого секретаря Ленинградского горкома Ф. Р. Козлова на IX Ленинградской партконференции в январе 1950 года [95].　

Когда в феврале 1949 года Г. М. Маленков во главе группы ответственных сотрудников аппарата ЦК прибыл для разбирательства этого дела в северную столицу, то на объединенном Пленуме Ленинградской парторганизации он во всей своей красе убедился в тотальном разложении местной партийной верхушки и их бывшего «шефа» А. А. Кузнецова, которого почти все выступающие характеризовали как «человека исключительно властолюбивого, своенравного, не терпящего возражений», перед которым «все преклонялись», поскольку, как выразился секретарь Ленинградского обкома Г. Г. Воротов, «это царь и бог Ленинграда». Понятно, что подобные нелицеприятные оценки А. А. Кузнецова поставили крест на планах направить его на руководящую работу цековского масштаба — секретарем Дальневосточного бюро ЦК ВКП(б). И решениями Политбюро от 7 марта 1949 года он был выведен из состава членов Оргбюро ЦК ВКП(б) и утвержден слушателем Военно-политической академии имени В. И. Ленина [96].

Между тем тогда же, в первой половине марта 1949 года, последовали новые «потрясения» в «узком руководстве», поскольку: 1) решением Политбюро ЦК со своих постов министров иностранных дел и внешней торговли СССР были неожиданно отставлены В. М. Молотов и А. И. Микоян, места которых заняли А. Я. Вышинский и М. А. Меньшиков; 2) Н. А. Вознесенский за обман советского правительства, фальсификацию данных статистики и утерю особо секретных документов был выведен из состава Политбюро и снят с постов члена Бюро, заместителя председателя Совета Министров СССР и председателя Госплана СССР и заменен прямой креатурой Г. М. Маленкова — Максимом Захаровичем Сабуровым, который с марта 1941 года трудился зампредом главы Госплана СССР, а с февраля 1947-го работал уже заместителем председателя Совета Министров СССР и главой Бюро СМ СССР по машиностроению.　

Надо сказать, что, по мнению многих историков (Р. Г. Пихоя, О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, А. И. Вдовин [97]), период с марта по сентябрь 1949 года также был отмечен целым рядом других важных событий на «политическом фронте», в частности: 1) укреплением аппаратных позиций Н. А. Булганина, который в марте 1949 года, формально уступив место министра Вооруженных сил СССР начальнику Генерального штаба маршалу А. М. Василевскому, оставаясь заместителем, а затем (с апреля 1950 года) оказавшись и единственным первым заместителем председателя Совета Министров СССР, стал фактическим куратором всего военно-промышленного комплекса страны и почти всех силовых министерств и ведомств, за исключением двух Спецкомитетов — по атомной проблеме и реактивной технике, — которые остались за Л. П. Берией и Г. М. Маленковым; 2) очередным и резким усилением позиций самих Г. М. Маленкова и Л. П. Берии, которые в начале сентября 1949 года де-факто возглавили преобразованный из прежнего Бюро Президиум Совета Министров СССР. При этом, как заявили те же Й. Горлицкий и О. В. Хлевнюк, именно Н. А. Булганин мог быть полезен И. В. Сталину как реальный противовес тандему Л. П. Берия — Г. М. Маленков, а демонстративное выдвижение Н. А. Булганина на первые роли в союзном правительстве стало последним актом построения нового баланса сил между ближайшими соратниками вождя после устранения от власти «ленинградцев». Однако ряд их оппонентов, прежде всего Ю. Н. Жуков, считают, что реальная обстановка в верхних эшелонах власти была не столь однозначной, как это представляется его коллегам, с которыми уже не первый год ведется острая дискуссия.　

Тем временем 20 сентября 1949 года министр финансов СССР Арсений Григорьевич Зверев направил Г. М. Маленкову служебную записку «О грубых нарушениях финансовой дисциплины быв. руководящими работниками исполкома Ленинградского городского совета депутатов трудящихся» [98], которая по его указанию была направлена для ознакомления всем остальным секретарям ЦК, заместителю председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвею Федоровичу Шкирятову и министру госбезопасности СССР Виктору Семеновичу Абакумову. В этой записке содержался богатый список прегрешений всего ленинградского руководства, самым «невинным» из которых было прямое нарушение Постановления СНК СССР от 2 января 1945 года «О запрещении расходования средств на устройство банкетов». Как установили сотрудники Минфина СССР, только в 1946–1949 годах проведение коллективных «пьянок» обошлось казне в 296 316 рублей, из которых 104610 рублей было потрачено на спиртные напитки. Также за счет государственных средств оплачивались квартиры, дачи, домашние телефоны и даже папиросы высшего руководства Ленинграда и Ленобласти. Чуть позже все эти сведения были подтверждены группой московских инспекторов, которую возглавили ответственный контролер КПК В. Синельщиков и главный госконтролер Министерства госконтроля СССР П. Разуваев, о чем они сообщили своим непосредственным начальникам — заместителю председателя КПК при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятову и министру госконтроля СССР Л. З. Мехлису.　

Однако самым вопиющим оказалось то, что, по данным органов МГБ СССР, первые лица Ленинграда, включая самого А. А. Кузнецова, были теснейшим образом связаны с развитой коррупционной сетью, опутавшей весь город. В ходе агентурно-оперативной разработки преступной группы «Скорпионы» во главе с матерым аферистом Н. А. Карнаковым сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом установили, что ее нити ведут в Смольный. Однако дальнейшая работа по этим связям была оборвана самим начальником управления МГБ по Ленинградской области генерал-лейтенантом П. Н. Кубаткиным, который был не только тесно связан с коррупционерами, но и находился в приятельских отношениях с А. А. Кузнецовым. Поэтому, уже будучи в Москве, в феврале 1946 года именно А. А. Кузнецов, ознакомившись с информацией о ходе операции «Скорпионы», дал команду прекратить дальнейшее расследование данного дела и от греха подальше «сослал» П. Н. Курбаткина начальником Управления МГБ по Горьковской области [99]. Тем не менее по указанию В. С. Абакумова новый начальник Ленинградского УМГБ генерал-лейтенант Д. Г. Родионов продолжил работу по «Делу Скорпионов», поскольку, как уверяет профессор Б. А. Старков, лично И. В. Сталина очень заинтересовали связи П. С. Попкова, Я. Ф. Капустина, П. Г. Лазутина «и других высокопоставленных чиновников», а также самого Н. А. Вознесенского с представителями оргпреступности.