Замуж не напасть - Кондрашова Лариса. Страница 18

Она чуть не бросается искать визитку президента строительной фирмы, но в последний момент резонно замечает: во-первых, третий час ночи, во-вторых, она не в Швеции, а в-третьих, неплохо бы переговорить со своим нынешним начальством. Полная планов и надежд, она опять засыпает…

Утром Евгения успевает переговорить с матерью и с Никитой. Поскольку с сыном отношения у нее доверительные — устами младенца глаголет истина! — она решает сообщить о своем ночном решении ему первому.

— Как думаешь, Кит, стоит мне переходить на работу в частную фирму? Приглашают…

— А как у них с оплатой труда?

— Обещают платить намного больше, чем в НИИ.

— Тогда чего думать? — удивляется сын. — Конечно, переходи. Тебе вовсе не плохо сейчас приодеться, а знаешь, сколько нынче стоит клевый прикид?

— Разве тебе самому он помешает?

— Я — мужчина, — говорит он. — Для меня главное — аккуратным быть!

Интересно, где это он набрался такой взрослой мудрости?

— Кстати, — продолжает Никита, — отец мне на осень клевую куртку купил. Его друг в Финляндию ездил, и он ему заказал!

В голосе сына слышится восхищение заботливым отцом, и Евгению это почему-то задевает. Правда, она не подает виду: разве сын не должен любить отца? Потому как бы между прочим она говорит:

— Вот и хорошо. Тогда тебе еще осенние ботинки купить, и ты одет-обут!

Но Вера Александровна, видимо, слышит их разговор, потому что говорит в трубку:

— Обувь Никите я куплю. У меня знакомая в обувном работает, у них прямые поставки из Германии. Обещала подбросить отличные туфли. Пока эта обувь — самая лучшая!

Казалось бы, радуйся, Евгения, от всех забот тебя освободили, но ей почему-то грустно: умри она сейчас, никто ничего не потеряет. У матери рядом любимый внук. У Никиты — бабуля и отец. Официально, конечно, у него и мать, и отец есть, но он в ней не особенно нуждается…

— Кажется, у вас, Лопухина, застой в крови! — ставит она себе диагноз. — Мозг неактивно обогащается кислородом, вот и лезет в голову всякая дурь! Сделайте-ка вы зарядку да примите холодный душ! Успокаивает.

Уже закрывая дверь квартиры, она вспоминает, что вчера за весь день ей впервые не позвонила Надя. И это в выходной, когда обычно они звонили друг другу по нескольку раз!..

— Не ожидал от тебя, Лопухина, не ожидал! — бушует главный архитектор. — Я понимаю, рыба ищет где глубже, а человек…

— Где рыба! — меланхолично подсказывает из-за соседнего кульмана техник.

— Молчи! — трагическим жестом театрального актера приказывает ему главный специалист.

Эту бурную реакцию вызвало робкое сообщение старшего специалиста Лопухиной о том, что ей предложили работу референта. Конечно, главный привык к ней — после окончания института это первое и пока единственное место работы Евгении.

— Что такое референт? Мальчик… то есть девочка на побегушках. С твоими способностями, Женя, продаваться частникам!

— Вы даже не представляете, как близок тот день, когда и наш проектный станет частным! — опять встревает в разговор техник. — Иди, Женя, раз зовут, — фирма надежная! Валентин Дмитриевич — господин хваткий.

— Вот именно, хваткий! А там, где хватают, нет места творчеству!

— Ах как творчески мы планируем на объектах унитазы и биде! — тихонько бурчит техник, все же опасаясь гнева главного. — Шарашмонтаж — истинное название нашей конторы!

Евгения с сожалением понимает, что главный специалист, увы, безнадежно отстал от жизни, но пока он в государственном институте, никто его в должности не понизит и оклад не уменьшит. Он много лет громогласно презирает предпринимателей, по привычке называя их рвачами и хапугами, но в глубине души, наверное, понимает, что уж его-то никто на должность референта не позовет.

Между тем архитектор Лопухина не может не видеть, что именно с приходом предпринимателей появилось нечто неординарное, и теперь пришло время доставать из шкафов свои старые запыленные чертежи, которые в прежнее время не могли быть реализованными, а теперь то здесь, то там строятся здания всевозможных банков и фирм по этим, казалось, навсегда забытым проектам…

Словом, в конце рабочего дня она созревает настолько, что звонит президенту фирмы.

— Валентин Дмитриевич уехал в банк. Что ему передать? — спрашивает секретарша.

— Передайте, что звонила архитектор Лопухина. Сказала: она согласна. Не забудете?

— Я записала: Лопухина согласна! — бесстрастно говорит секретарша.

— До свидания, — бормочет Евгения, подавленная ее снисходительно-вежливым тоном.

Интересно, чем обуславливается такой тон? Высокой зарплатой, осознанием престижности фирмы или особым обучением на каких-нибудь специальных курсах?

Без двух минут восемнадцать сотрудники проектного института уже стоят на стреме с сумками и портфелями. Как бы ни расхолаживали людей перестройка и безответственность, но они принесли с собой страх за свое будущее — потерять работу никому не хочется. Теперь у каждого ощущение, что ему дышат в затылок — на улице толпы безработных!

Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.

— Евгения Андреевна, я рад! — сообщает ей президент знакомой фирмы. — Когда вы сможете выйти к нам на работу?

— В следующий понедельник.

Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!

— Будем ждать! — тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. — Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании… впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!

— Это так! — соглашается Евгения.

— А у нас вы станете забывать о времени! — хвастливо обещает президент.

Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил барон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна Бедного» Скорее всего он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.

Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала ее искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня — грех! Надо бы пойти повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась — размолвка с близкой подругой. Побежала бы ее искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования — вон я какая гордая!..

Так и не сумев подобрать для себя подходящий ярлык, Евгения выходит из института и спускается по лестнице, весело размахивая сумкой. Чересчур весело. В то время как в ней что-то с хрустом прорастает, даже кости трещат, хотелось бы иметь рядом кого-то близкого, кто бы объяснил: на бойся, Женечка, это болезнь роста. Вернее, прорастания из безликой, покорной женщины — обновленного, уверенного в себе существа. Потому выше голову! Прорвемся!

На остановке автобуса перед ней тормозят «Жигули».

— Садись, дорогая, подвезу, куда скажешь!

— У меня нет денег! — отмахивается Евгения.

— Зачем такой красавице деньги? — изумляется водитель «Жигулей». — Деньги есть у меня!

— Слушай, мужик! — кричат ему сзади. — Вперед подай, дорогу загородил!

Водитель захлопывает дверцу и отъезжает вперед, а перед Евгенией распахивается дверца «вольво».

— Садитесь, благородная, поскольку нам по пути, я с вас много не возьму!

Виталий! Она сразу узнает его и садится, краем глаза отмечая возмущенное лицо нахального приставалы.

— Везет нам на встречи, — говорит она, потому что он улыбается и молчит — пауза как бы затягивается.

— Ищущий да обрящет! — посмеивается он в ответ на ее реплику.

— Но не искали же вы встречи со мной специально?

— Именно искал специально! Целую систему разработал. Конечно, можно было бы ждать у дома, но это слишком наглядно, потом, я не знал, как вы к этому отнесетесь. Для начала я решил пару дней поездить с учетом того, что вы работаете до шести. Потом проверил бы, не до пяти ли? Потом бы прошелся по скользящему графику… К счастью, мне повезло сразу.