Птица войны - Кондратов Эдуард Михайлович. Страница 50

— Смотри, друг, они роют к нам норы, — обратился он к Тауранги, который тоже стоял у частокола и с не меньшим вниманием наблюдал за работой англичан.

Тот кивнул и усмехнулся:

— Пакеха стали крысами. А нгати крыс едят. Норы им не помогут, друг.

Разговор этот они вели позавчера. А сегодня утром, заступив на свой пост, Генри увидел, что за ночь траншеи продвинулись не меньше чем на тридцать шагов. Будто черные щупальца протянулись к па.

Легко было представить, как сложатся дела осажденных, когда траншея подберется к земляному валу. Нгати будут не в силах помешать им пойти на приступ. Патроны у осажденных на исходе, а палицами много не навоюешь. Частоколы, которые некогда показались Генри неприступными, представляли сейчас жалкое зрелище — искореженные, дырявые, они были похожи на поломанный гребень, выброшенный за непригодностью на свалку.

«Скоро конец, — в унынии думал Генри, следя за фонтанчиками глины, вылетающими из траншей. — Конец закономерный. Сильный пожирает слабого-так было, так будет. Пройдет столетие, и ни один из маори не вспомнит, что когда-то его предки бились и умирали, не желая стать подданными британской короны. Желай не желай, а покориться придется. Что толку в их сопротивлении? Можно разбить английский отряд вроде этого, но невозможно победить армию, которая сокрушила самого Наполеона. Красивое и глупое самоубийство — вот что для нгати эта война…»

Он не стал делиться с Тауранги мрачными мыслями, зная, что тот не поймет и не одобрит их. С наивностью младенца Тауранги продолжает верить в непобедимость нгати. Чем жарче накаляется обстановка в па, тем энергичней и неистовее становится в бою сын Те Нгаро. Щеки его ввалились, лицо уже не кажется круглым. Генри видит его лишь изредка — Тауранги почти всегда с ружьем у палисада.

Генри тоже стреляет в пакеха, но энтузиазм у него уже не тот, что раньше, в начале осады. Сознание безнадежности борьбы гнетет его все сильней. Не собственная судьба занимает его мысли — он почему-то уверен, что с ним-то ничего страшного не произойдет. Он боится за Тауранги и Парирау. Если англичане и орды ваикато ворвутся в крепость… Не хочется думать, что может стать тогда с ними.

Но отогнать эти мысли непросто. Так и сейчас, глядя на Парирау и с наслаждением хрупая сочную тыкву, он снова подумал о том, как несправедливо обошлась судьба с этой чудесной девушкой. Не будь войны, он женился бы на ней, увез ее отсюда, чтобы она увидела удивительный мир, о котором знает от него понаслышке. И дал бы ей настоящее счастье.

Генри выплюнул сухую тыквенную кашицу и откашлялся. От жажды по-прежнему темнело в глазах, и все же ему показалось, что стало полегче.

— Спасибо, Парирау…

Голубой узор в уголках рта дрогнул, и Генри понял, что девушка улыбнулась ему. Пухлые губы Парирау потрескались и кровоточили. Она совсем перестала смеяться и даже разговаривала теперь с трудом.

— Парирау, ты поедешь со мной?

Девушка кивнула, не поднимая глаз. Ее маленькие пальцы были заняты деликатной работой: острым кремешком осторожно сдирали со спичек фосфорно-серные головки. Потом она начинит ими разбитые капсюли. Патроны у Генри кончились еще вчера. Приходилось стрелять самодельными. Хорошо, что из Окленда он захватил порядочный запас спичек — для себя и в подарок вождям. Сейчас они все пошли в дело. От их едкого дыма слезятся глаза, но с этим-то мириться можно.

Сам Генри тоже не сидел без дела: ножом строгал молодую веточку дерева пурума. Он разрежет ее на множество кусочков и из каждого сделает тяжелую пулю, какими пользуются уже многие нгати.

— Как ты считаешь, Тауранги поедет с нами? — продолжал Генри, любуясь гладко отшлифованной палочкой. — Давай спросим. Где он сейчас, ты не видела?

— Нет, Хенаре… Я посмотрю.

Парирау распрямила спину и поднялась с циновки. Край траншеи, которая была Генри по плечо, заслонял от нее палисад. Девушка поднялась на цыпочки, потом подпрыгнула.

— Давай вместе, — улыбнулся Генри и, встав, подхватил Парирау на руки.

Она обвила тонкими руками его шею, засмеялась и зажмурилась от боли: на губах выступили алые капельки.

Но Генри не заметил этого. Внимание его привлекло необычное оживление на боевом настиле. Никто из нгати не стрелял, непривычно молчали и английские позиции.

— Арики! — тихо воскликнула Парирау, указывая в сторону одной из лестниц.

Да, это был Те Нгаро. Вслед за ним к палисаду гуськом подходили Торетарека и еще пять или шесть вождей.

— Побудь здесь, я узнаю, — сказал Генри, сажая девушку на край ямы. Поднял заряженное ружье и, отжавшись на руках, выпрыгнул из траншеи.

…К переднему частоколу крепости приближались английские парламентеры. Их было трое: солдат с белым флажком на штыке шагал посередине, слева от него шел высокий офицер, справа — стройный человек в мундире чиновника. Генри издалека узнал в нем земельного комиссара Гримшоу.

Те Нгаро и его приближенные стояли у самого широкого пролома в палисаде. Генри пробрался к ним поближе.

Парламентеры остановились шагах в десяти от рва. Длинноногий лейтенант выступил вперед.

— Майор Маклеод обращается к вождям племени: опомнитесь! — выкрикнул он по-английски. — Нгати храбро сражались, но они обречены. Майор говорит: «Те Нгаро, спаси жизнь своим воинам. Вели открыть ворота и сдать оружие». Вас не убьют. Майор Маклеод обещает вам жизнь.

Солдат с флажком начал переводить. Язык маори он знал сквернее скверного — спотыкался на каждом слове, фразы получались длинные и корявые. Нгати, усеявшие палисад, угрюмо ждали, когда горе-переводчик добредет до конца. Те Нгаро морщил лоб, силясь понять смысл услышанного.

— Вождь, я перескажу тебе все, — решительно сказал Генри, подойдя к Те Нгаро. — Пакеха предлагает…

Он заново перевел текст английского ультиматума.

Те Нгаро кивнул.

— Спроси, что станет с нашими землями, — немного подумав, приказал он.

Чистейшая английская речь, прозвучавшая из-за частокола, повергла офицера в кратковременный столбняк. Гримшоу, близоруко щурясь, завертел головой.

— Земли нгати перейдут к английской королеве, — наконец выдавил пришедший в себя лейтенант. — Вам даруют жизнь. Этого достаточно.

«Соглашайтесь! Ну, пожалуйста, ради всех проклятых богов, соглашайтесь!» — беззвучно шептал Генри, с волнением следя за вождями, которые отошли от частокола, чтобы посоветоваться без свидетелей. Но разве по каменным лицам арики определишь, что у них на уме? Неужели эти упрямцы не ухватятся за последний шанс остаться в живых?! Это безумие — держаться за клочок огорода и…

— Тохунга Хенаре!

Торетарека приглашал его подойти. Генри подчинился. Сердце его сжалось от дурного предчувствия.

— Скажи им, Хенаре… — Те Нгаро надменно усмехнулся и кивнул в сторону парламентеров. — Скажи им: для маори нет смерти лучшей, чем смерть за землю предков. Пусть уходят пакеха. Нгати отсюда не уйдут никогда.

Ноги казались Генри Гривсу ватными, когда он возвращался к пролому. «А что, если сказать, что вожди согласны сдаться? — вдруг завертелась в голове шальная мысль, и тотчас ее сменила другая: — Что толку? Война-то не кончится, не в словах дело…»

Ответ вождей Генри перевел точно. И опять земельный комиссар забеспокоился при звуках его голоса.

Лейтенант обернулся и что-то сказал Гримшоу. Тот кивнул и встал рядом с ним. Сложив ладони рупором, земельный комиссар тенористо крикнул:

— Передайте им, сэр, что мы не возражаем, если крепость покинут дети и женщины. Считайте это актом милосердия. Ни попытки штурма, ни обстрела в момент их выхода из па не будет — гарантируем честью.

— Спасибо! — неожиданно для самого себя выпалил Генри и прикусил язык. Какое он имеет право отвечать? Он переводчик. Но… Так трудно было сдержать радость. За Парирау. За малышей, на которых больно смотреть. За женщин…

— Что он сказал, друг Хенаре? — послышался за спиной недовольный голос Те Нгаро. Генри круто обернулся. Перевести? Ради бога, пожалуйста!