Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 74

Ромуальд заменил ему всех.

И теперь он отдалялся.

У Джулиана не получалось с точностью определить, когда именно он впервые почувствовал порыв холодного ветра, ворвавшегося в их жизнь. Но то, что теперь их семейное фото надорвано, а на стеклянной рамке появилась трещина, видно, несомненно. Можно было закрывать на это глаза и маскировать всё, однако он не стал. Он просто сделал вид, что ничего не заметил и продолжал заниматься повседневными делами, которыми занимался прежде.

Они с Ромуальдом выбирались вместе в город, подолгу прогуливались, разговаривали о повседневных делах, не только о мюзикле. Они вместе бывали на приёмах у лечащего врача Джулиана. Они продолжали поддерживать видимость семейной идиллии, но каждый новый выход в свет только сильнее убеждал: лучшие годы остались в прошлом. Связь становится всё тоньше, а голова Ромуальда занята чем-то посторонним. Кем-то. Быть может, этот парень или эта девушка – маленькая блондинистая сучка – сейчас проходит мимо лавочки, на которой они сидят, незаметно улыбается и удаляется, чтобы через определённое время вновь оказаться рядом. Только вот Джулиана там не будет, и Ромуальд получит возможность открыто продемонстрировать свои чувства, не ограничиваясь оценивающим взглядом.

Когда-то Джулиан сам сказал, что Ромуальд может спать с другим человеком, если нуждается в физическом контакте и разрядке. Когда-то это решение на фоне собственного равнодушия к сексу казалось ему единственно правильным, оптимальным. Но теперь, когда в голове возникли подозрения, он понял, насколько первоначальный план был неудачным. По шкале идиотизма он получал максимум из количества возможных баллов.

Ромуальд имел свой взгляд на отношения, и там особых колебаний не намечалось. Его не бросало из стороны в сторону, красной линией проходило осознание того, что он – собственник во всём. Для него не существовало понятия свободных отношений. Он неоднократно повторял, что подобным термином объясняется чаще всего желание прыгать из одной постели в другую, не останавливаясь.

Да, в его жизни тоже был такой период, но с появлением Джулиана, все эти «свободные» отношения остались в прошлом. Теперь он рассматривал лишь два понятия. Моё и чужое. И то, что входило в категорию первого, не могло принадлежать кому-то ещё.

Его собственничество не переходило допустимые границы и не напоминало паранойю. Оно вписывалось во вполне определённые рамки. Ромуальд не пытался контролировать каждый вдох и выдох, не отслеживал буквально каждый шаг, но он всегда говорил, что не может жить с одним, спать с другими, потому что это противно. Просто противно, да.

Вопрос принадлежности определённому человеку. Вот что интересовало и волновало его в первую очередь. Он не делился своими соображениями, потому длительное время Джулиан пребывал в неведении относительно того, что собой являет эта самая принадлежность.

Дошло только теперь, когда он чувствовал реальную опасность. Когда замечал некую рассеянность Ромуальда и погружение в мысли, отсутствовавшее прежде.

Ромуальд не торопился уходить навсегда. Он жил в этой квартире, по вечерам приходил сюда, иногда готовил ужин, если у него было подходящее настроение. Он обнимал Джулиана, и они лежали в тишине, ничего не произнося. Раньше в такие моменты Джулиан чувствовал что-то неуловимое, щемяще-горькое, невозможное, дерущее душу в клочья, в приятной трактовке этого выражения.

Ныне это стало обыденностью, а то и повинностью.

Ромуальд его не чувствовал.

Нить между ними рвалась, а наручники отношений ослабели и соскальзывали с запястий.

Джулиан нереально жаждал узнать правду. Опровергнуть или подтвердить ту теорию, что родилась в его мыслях, но спросить напрямую не решался. Он не хотел услышать от Ромуальда однозначный ответ, который разрушит недосказанность, попутно уничтожив остатки отношений, которые ещё вроде бы живы. Вроде бы.

Он не задавал вопросов. Вообще. Ни прямых, ни наводящих. Предпочитал узнавать всё своими силами, мучился догадками, просматривал телефон Ромуальда, в том числе сообщения, как смс, так и электронной почты. Вполне возможно, что там на постоянной основе проводилась генеральная чистка. Или же не было провокационного контента, однако Джулиан не мог успокоиться.

Он мучился от своих повседневных проблем. И думал, что это невыносимо.

Он мучился от ревности. И понимал, что это в два, три, десять раз хуже.

Ромуальд – единственное, что у него осталось. Если не будет и Ромуальда, жизнь окончательно потеряет смысл.

Не за что держаться. Не за что бороться.

Он останется без опоры.

Когда Ромуальд собирался на встречу в спортивный бар, Джулиан вновь погасил в себе подозрительность, постарался убедить себя, что это банальная встреча с партнёром по сцене, ничего криминального, ничего ужасного. К тому же, это чрезмерно примитивно – закрутить роман с коллегой. Ромуальд не любил простоту, ему нравились сложности. Однако его тон, его поведение и чрезмерно долгое зависание у шкафа сделали своё дело – породили подозрение.

Джулиан украдкой косился на свою чёрную водолазку, которую носил уже третий день. Переводил взгляд в сторону Ромуальда, проводящего ладонью по стройному ряду рубашек. Они лежали аккуратной стопкой. Идеальные, пахнущие кондиционером для белья и предварительно выглаженные.

Джулиан гадал, на какой из них остановит свой выбор Ромуальд. Даже мысленно делал ставки. Первая попавшаяся или та, которую они когда-то покупали вместе? Тогда Джулиан ещё сказал, что она смотрится потрясающе. И что в ней Ромео красивее обычного.

Ромуальд стоял к нему спиной, потому видеть не посчастливилось, зато представлялось без проблем, как взгляд его мечется от одного предмета гардероба к другому.

Раз. Два. Три.

Какой мучительный выбор, да?

Почему-то Джулиан не сомневался, что выбор остановится на последнем варианте, а не на любом другом. Ромуальд протянул руку и взял ту самую рубашку. Возможно, он даже не помнил историю её появления и комплимент, с ней связанный.

Это было бы здорово.

В два раза обиднее, если бы помнил, но всё равно взял её.

– Ты можешь составить мне компанию, – предложил непосредственно перед уходом.

– Пожалуй, я буду только мешаться под ногами, – ответил Джулиан.

– Вовсе нет, – произнёс Ромуальд, но особо на совместном появлении перед лицом партнёра по сцене не настаивал.

В определённой степени, это предложение Джулиана успокоило, но не настолько, чтобы окончательно отказаться от задуманного прежде. Когда Ромуальд ушёл – а машиной он сегодня не воспользовался – Джулиан некоторое время продолжал стоять у окна, потом схватил с вешалки куртку, прихватил запасной комплект ключей от квартиры и свои – от машины. Поспешил вниз.

Его машина находилась ровно там, где и должна была быть. Скучала на подземной стоянке. Джулиан пользовался ей крайне редко, не потому, что не любил вождение, предпочитая выступать чаще в качестве пассажира, нежели водителя, а в силу своего не слишком хорошего самочувствия. Однако сегодня он не удержался от соблазна и сел за руль. Ему хотелось проверить определённую теорию.

Посмотреть, с кем встречается Ромуальд, и в зависимости от полученного результата, либо успокоиться, либо насторожиться сильнее, чем прежде.

Подслушав весь телефонный разговор, Джулиан знал, где состоится встреча, и не испытывал проблем с поиском этого места. Топографический кретинизм обошёл его стороной. Хотя бы он.

Сразу же бросаться на поиски бара Джулиан не стал, немного покатался по городу, разумно предположив, что встреча, начавшись, не закончится моментально. Значит, торопиться не обязательно.

Новость о завершении кастинга уже прошла, но окончательные результаты отбора пока хранились в строжайшем секрете.

Он не знал своего врага в лицо и не был уверен, что узнает, бросив мимолётный взгляд. Вряд ли почувствует, что вот он, тот человек, которому досталась главная роль. А в перспективе – ещё и Ромуальд.