Между нами никаких секретов - С. Робин. Страница 55

— А ты постарайся меня не раздражать, иначе я пущу тебе пулю в лоб прежде, чем мы трахнемся. Поняла?

— Не волнуйся, она не создаст проблем, — заявил Матиас жестоко ледяным тоном, одновременно надеясь, что Скарлетт каким-то чудом сможет прочитать его мысли: подумает об их ребенке, закроет глаза и не будет смотреть на то, что неизбежно произойдёт. Затем Матиас почувствовал, как его сердце замедлило ритм, успокоилось и он сосредоточился на единственной вещи, которая теперь имела значение. Спасти женщину, которую любил, и их ребенка. Он обратился к Скарлетт напрямую, погрузившись в используемый годами образ бессердечной машины:

— Теперь я хорошенько трахну мою невесту, и если тебе это не нравится — не смотри.

Он сделал ударение на последнем слове, внутренне молясь, чтобы Скарлетт послушалась и закрыла глаза, пока всё не закончиться.

Оксана села рядом с ним и развязала, приказав Курту постоянно держать Скарлетт под прицелом. Матиас позволил ей сделать это, пытаясь отстраниться от всего и всех. Он делал это сотни раз, сможет сделать ещё один. Когда почувствовал, как ногти Оксаны царапают кожу, пока она стягивала с него рубашку, он заставил себя не дрожать и не отпрыгивать назад. Удерживал себя не вцепиться в её запястье и не сломать его. Когда те же самые руки добрались до резинки его штанов, чтобы стянуть их, он поднял таз, помогая. Когда она приказала ему встать и следовать за ней к стоящему поблизости маленькому деревянному столу, он последовал за ней. Когда она вытащила из сумочки неизменный проклятый кокаин, он с благодарностью улыбнулся, впервые радуясь этому дерьму, потому что оно поможет ему легче справиться со своей непристойной задачей. Когда наконец Оксана распахнула своё платье, быстрым и нетерпеливым жестом развязав шнурок, которым то фиксировалось спереди и осталась стоять перед ним обнаженной, Матиас посмотрел на неё раненным взглядом. Он схватил её за бедра, и усадил на гладкую поверхность, с которой несколько минут назад затянулся кокаином. Потом раздвинул ей ноги, встал между и проник в неё одним резким движением. Оксана громко и восторженно застонала от удовольствия, уверенная в новой победе. Она закрыла глаза, готовая насладиться каждой секундой своего триумфа. Её длинные волосы покачивались, падая с деревянной поверхности, на которой лежала, при каждом толчке, пока он вбивался между её открытыми бёдрами. При каждом жестком проникновении она кричала, наслаждаясь ощущением, что Матиас снова внутри неё; наслаждалась своим могуществом; наслаждалась страданиями, которые причиняла этому бессильному ничтожеству, которое держал на прицеле Курт. И с каждым издаваемым ею стоном Матиас чувствовал, как внутри него поднимаются волны осознанного гнева, которые толкали его трахать с ещё большей свирепостью и решительностью, со всей силой, которая имелась в его теле, чтобы оглушить её, порадовать и убрать из головы безумной каждое сомнение. Их соитие сопровождалось звуками затруднённого дыхания обоих и глухим стуком предмета, перемещающегося во внутреннем ящике стола при каждом сильном ударе, нанесенным его тазом. Сначала Матиас не придавал этому значение, слишком потерянный в слепой ярости, отравляющей его кровь, но затем вспомнил что за предмет там лежал. Он наклонился над ней и жестоко поцеловал, обнажив зубы как животное. Он прикусил её нижнюю губу, желая причинить боль и отвлечь Оксану от движения своей руки, которую опустил, чтобы открыть ящик и схватить один из пистолетов Клейтона. Другой рукой Матиас сжал её за шею, удерживая неподвижно, пригвождая под собой.

Он не собирался заходить так далеко, и никогда не хотел превращаться в убийцу, но в комнате со Скарлетт и с этим мужчиной, вооруженным и готовым застрелить её, у него не было выбора. Его гнев возрастал, усиливаясь и от циркулирующего в крови возбуждающего вещества, заставляя Матиаса задуматься обо всем зле, которое ему причинила женщина под ним. О всей боли, которую она причинила людям, которых он любил, а Оксана приняла за страсть это яростное чрезмерное возбуждение, хрюканья и его карательные движения.

Оксана решила, что вернула его себе. Поэтому расслабилась и начала говорить хриплым, прерывающимся от удовольствия голосом:

— Тебе, правда, плевать на неё, Мати?

Насаживая полностью со всем накопленным в себе гневом, Матиас ответил наклоняясь, чтобы прошептать ей на ухо:

— Да мне похер.

Матиас с такой силой сжал рукоятку оружия, что ощущал боль в пальце на спусковом крючке, он был готов выстрелить в любую секунду.

— Разве ты не видишь, что она девчонка, и ничего для меня не значит? Разве не чувствуешь? Ты меня сейчас слышишь?

Он задыхался, сохраняя безумный, отчаянный ритм в погоне за оргазмом, который положил бы конец этому ужасающему моменту, пока под ним корчилась Оксана, отдаваясь волнам всё более интенсивного удовольствия. Она выкрикивала его имя и впивалась ногтями в потную спину Матиаса.

Достигнув вершины удовольствия, вместо обычной цепочки непристойностей и оскорблений, которыми Оксана обычно сопровождала свой оргазм, она произнесла единственное, что говорить ей не следовало.

— Курт... Ах... Можешь трахнуть... Девчонку сейчас... Ведь для Мати... она неважна... похер... правильно?..

Матиас почувствовал, как в венах заледенела кровь, сердце остановилось, а его тело стало мраморным. Он вытащил руку с пистолетом из ящика, но Оксана этого не осознала, слишком увлечённая желанием присосаться, словно вампир к нежной коже шеи; поэтому она схватила Матиаса за волосы и тянула голову на бок. Заклеймив его таким образом, она вернулась ртом к его губам. И в последний раз проскользнула своим ядовитым и грязным языком между красными и мягкими губами своего любовника. Охватившие её в этот самый момент мощные сокращения, вызвали оргазм и у Матиаса. Всё стало запутанным, хаотичным: звериное рычание Матиаса, резкие крики Скарлетт и пронзительные стоны Оксаны, не подозревающей о своём скором конце.

Возможно, на короткое время, последняя поняла, что должно случиться. Возможно, Оксана прочитала это в его беспощадных и решительных глазах. Или быть может, она почувствовала, как к потной и горячей плоти прислонился холодный металл, потому что в её взгляде обычного ледяного кристалла Матиас впервые увидел эмоцию, которую она никогда не показывала. Страх.

Время, казалось, остановилось, и звуки в комнате притихли под оглушительным шумом выстрела, который угодил в её сердце. Руки Оксаны инертно упали по бокам, голова наклонилась вправо, из полуоткрытого рта медленно потекла струйка крови. Она была мертва.

Курт отпустил Скарлетт. Отталкиваясь пятками она отползала назад, пока не дотянулась до дальнего от него угла дивана, где свернулась калачиком и зажала руками голову. Курт поднялся на ноги и направил своё оружие на Матиаса, обнаженного и испачканного кровью только что убитой женщины. Его пистолет тоже был готов снова выстрелить и нацелен на Курта. Мужчины смотрели друг на друга несколько секунд. Затем, оба одновременно нажали на курок.

Последовавшая за двойным выстрелом сюрреалистическая тишина давила на Скарлетт пригвождая к дивану, в то время как двое мужчин неподвижно лежали на полу. Наконец она встала и побежала к Матиасу, погладила его по лицу и окликнула по имени, словно в отчаянной молитве, полагая, что сойдёт с ума при мысли, что он мертв. Когда Скарлетт заметила, что грудь Мати слабо движется в ритме медленного и нерегулярного дыхания, она бросилась за телефоном и вызвала помощь. Потом она вернулась к нему, и стала умолять не сдаваться. Скарлетт держала голову Матиаса на бёдрах, поглаживала его мокрые от пота волосы, пыталась очистить рукавом рубашки кровь, которая размазалась по прекрасному лицу, а другой рукой старалась остановить кровотечение из раны на груди. Она оставалась погруженная в этот ужас около тридцати минут. Безжизненное тело Оксаны лежало на столе, Курта — на краю дивана, а Матиас в агонии у неё на руках, и она заплакала так, как в жизни никогда не плакала.