Невольная связь - Кофф Натализа. Страница 30

– В багажнике есть чистый холст и краски. Вдруг пригодятся, – заговорил Глеб, а я поняла, что дышу глубоко, полной грудью. И, да, мне действительно очень хочется запечатлеть свои эмоции, которые рвались наружу.

– Можно? Сейчас можно? – не поверила я, а рука против воли стиснула ладонь Глеба сильнее.

– Мы ведь никуда не торопимся, – улыбнулся Широков, а я улыбнулась в ответ. – Стой здесь. К краю не подходи. Я схожу к машине.

Я несколько раз кивнула, заверяя Глеба, что и шага в сторону не сделаю. Да и куда здесь идти? Дорожка упиралась в обрыв. А прыгать вниз и ломать шею я однозначно не планировала.

Глеб коротко поцеловал меня и, размашисто шагая, исчез на тропинке. А я присела на лавочку.

Удивительное место. И так близко к городу. Надо же. Можно сказать, под самым носом пряталось такое волшебство. А я и не знала.

Мелькнула вдруг мысль, что порой не замечаешь важных вещей. Или чуда. Не видишь его, даже если оно случится с тобой.

***

Глеб никогда не получал такого кайфа от простого любования. Он смотрел, как белоснежный холст покрывается красивыми и точными мазками. Но мужчину мало интересовала картина, над которой трудилась девчонка. Вернее, интересовала, конечно же.

Но смотреть на Сабину было куда приятнее. Пожалуй, сейчас, в ярком солнечном свете он по-настоящему рассмотрел свою ведьму.

Солнце путалось в русых волосах, переливалось золотом. Изящные ловкие пальцы держали кисть уверенно и легко. А бесконечно длинные ноги сводили Глеба с ума. Как и аккуратная попка, к которой так и тянулись руки Широкова. И талия у Сабины идеальная. Впрочем, она вся у него идеальная. Его ведьма. Его жена.

Глеб хмыкнул в ответ на собственные мысли. Жена ведьма. Раньше он воспринимал это сочетание, как ругательство. Но сейчас, встретив и женившись на Сабине, эти слова не казались Глебу плохими. Скорее, оттеняли характер девушки.

– Пора ехать? Еще пару минут, и на сегодня я закончу, – спохватилась девчонка, неверно истолковав его вздох.

А Глеб подошел к Сабине со спины.

Все, у него закончилось терпение. Пусть и дальше рисует, только вот умудряется делать это с его руками на изящном теле.

Сабина застыла, остановив кисть в воздухе, не коснувшись ею холста.

– Нет, не пора. Сколько скажешь, столько и останемся здесь, – пробормотал Глеб в девичий висок.

– Я могу по памяти... потом... все равно нужно дать просохнуть слою, – пояснила девчонка.

– Ты невероятно талантливая, девочка моя, – шепнул Глеб, не сводя глаз с пестрых мазков и линий, – знаешь, это прозвучит абсурдно, но я понимаю, почему твой отец пришел ко мне.

– Почему он продал меня тебе? – сухо уточнила Сабина, а Широков ощутил, как девочка вся заледенела изнутри, застыла, и от той эйфории и умиротворения, что чувствовалось в Сабине еще минуту назад, не осталось и следа. А Глеб мысленно обозвал себя идиотом. И зачем он брякнул, не подумав?

– Я коллекционирую ценные вещи, предметы искусства, раритет, – продолжил Глеб, – а ты его создаешь. Создаешь шедевры.

– Не – мотнула головой Сабина. – я просто часть твоей коллекции. Ты коллекционер. Я экспонат. Все логично.

– Ты не права, – с нажимом проговорил Глеб, Сабина лишь горько усмехнулась.

– Нет, я права. Отец задолжал тебе денег. Ты взял меня за долги. Примерно так же забирают машины, квартиры, украшения. Ты обращался со мной, как со своим имуществом. Унижал, оскорблял меня. А потом... Потом что-то пошло не по твоему плану. А меня не спрашивали, хочу ли я брака с тобой? Хочу ли я жить в твоем шикарном доме? Хочу ли я... Тебе не интересно, чего хочу я. Ты просто поступаешь, как хочется тебе, – горько, на одном дыхании выпалила Сабина. – А сейчас мы вдруг оказались женаты. Выходит, я все равно твое имущество. Но уже по закону. Ничего не изменилось.

Не так он хотел провести этот день. И не на эти темы говорить. Но...

– Пойдем! – сухо обронил он и, выпустив Сабину, принялся складывать ее вещи.

Собрал все и понес к машине. Сабина шла следом. Он знал. Чувствовал. А внутри все кипело, горело, рвалось.

В полной тишине они сели в тачку. Глеб даже не пытался говорить. Знал, если откроет рот, начнет орать. Наверное, потому и молчал. Но внутри... внутри было...

Хреново было внутри. От правдивых слов Сабины. От того, как все это выглядит для нее. С ее точки зрения.

***

– Ты сказала, что ничего не изменилось. Это неправда. Все изменилось. Все! – глухим, немного чужим голосом произнес Глеб, а я вздрогнула.

Одно дело – знать, и совсем другое – увидеть собственную могилу.

У меня не было слов. И я не понимала, что вообще можно здесь сказать. Уместны ли вообще слова в этом месте скорби и вечной памяти?

Надгробный камень был огромным. Мое фото, качественное и красивое, но до чертиков жуткое. Особенно страшило то, что кого-то все же похоронили там... вместо меня... Боже мой!

И слова под датами... Любимая, родная...

Чьи они? Кто просил их высечь на плите? Отец? Маловероятно. Наверняка, у него не осталось ни копейки, чтобы заказать настолько огромный памятник. В полный рост. И камень, судя по всему, был дорогим и редким. Хотя, я не очень хорошо разбиралась в этой области.

– Мы женаты, потому что я очень сильно боюсь потерять тебя. Я даже не могу подобрать нужных слов. Я просто боюсь, что ты исчезнешь. Что проснусь, а тебя нет рядом. Что голос твой не услышу. Я каждый день приходил сюда. Сначала жестко бухал. Иногда вырубался прямо здесь, вот на этой самой лавке. Потом перестал бухать. Но легче не стало. Винил себя, Ярослава, всех винил. Не помогло. Ты можешь мне не верить. Но я просто не смогу тебя отпустить, – голос Глеба был пустым и безжизненным. Хотелось залепить уши ладонями. Хотелось не слышать эти нотки безысходности в родном и красивом голосе. Хотелось увидеть улыбку на губах Глеба, а не прямую линию поджатых губ. – Опять это чертово «я», да? Вот такой я, Сабина. Придурок, говнюк и эгоистичный ублюдок. Но ты не вещь для меня, не экспонат, не собственность. Ты моя любимая ведьма. Моя жена.

Я не могла и слова вымолвить. Просто смотрела на Глеба. На его хмурый, точно высеченный из камня профиль. А сам мужчина не сводил взгляда с моего портрета.

Кому он все это говорил? Мне? Моему отражению? Той девушке, что смотрела на Глеба? Той, которая жила в его голове?

– Буду ждать в машине, – так же спокойно поставил Глеб точку в своем монологе и отвернулся.

– Хорошо, – выдохнула я, а ноги будто вросли в землю.

Я смотрела Глебу вслед. Прежде он казался мне высокомерным, черствым, заносчивым. А сейчас? Какой ты сейчас, Глеб Алексеевич?

Поникшие плечи, сутулая спина. Казалось, что гордый и невероятно сильный мужчина прогнулся под тяжким грузом. Как такое вообще возможно?

Вспомнилась наша встреча в саду Архиповых. То, как жадно и неистово Глеб целовал меня. Как держал в своих руках, не позволяя отстраниться даже на миллиметр. Тогда его ярость и безумие пугали меня. Сейчас – мне было невыносимо больно. За него. За то, через что он прошел. Я даже не подозревала, что Глеб Широков способен на подобные эмоции...

И всего на миг я представила себя на месте Глеба. Смогла ли я за пару дней полюбить человека? Умирать от чувства вины, просыпаться утром и вновь испытывать чувства утраты и потери?

На ватных, трясущихся ногах я еле добралась до машины. Села в салон. Глеб смотрел прямо перед собой.

– Поедем домой, Глеб. Если хочешь, я приготовлю обед, – произнесла я первое, что пришло в голову, а потом закрыв лицо руками, судорожно выдохнула. – Господи! Ты мне вот это вот все рассказал, а я тебе про стряпню! Я идиотка.

Я почувствовала, как тяжелая и теплая ладонь легла на мой затылок. А свободной рукой Глеб отвел мои пальцы в сторону от лица.

И в самые губы прошептал:

– Если бы ты знала, как сильно я этого хочу! Я же сто лет нормально не ел.