Множественные сны Эльфины Рейн (СИ) - Вальц Карина. Страница 51

Подъем на последний этаж занял время (лифты и Глетчерхорн – понятия из разных измерений), а у двери Виты Стролл Эль смогла перевести дыхание и сформулировать вопрос:

– Твоя мать оказалась в Эребе, так как сделала с тобой что-то?

Фауст посмотрел на Эль и кивнул с полуулыбкой, поощряя на дальнейшие размышления. В отличие от Эль, он не собирался окружать себя тайнами, ведь о матери рассказал давно.

– Почему ты мне открылся? Тогда…

– Я уже говорил: ты мне понравилась.

– Ты до ужаса странный, Фаустино де Веласко.

– Как и ты, Эльфина Рейн.

Было в этом моменте что-то такое, вызывающее невольную улыбку. Эль, еще на лестнице шатающаяся от злости на манипулятора-Фаустино, вдруг вспыхнула, точно спичка. Ее щеки наверняка стали красными от смущения, бледное лицо всегда выдавало лишнюю информацию. Фаустино нравился ей давно и в любом состоянии, будь то адреналиновый угар или любовь к логическим рассуждениям. Но раньше он казался ей милым положительным парнем с драмой за душой. С внутренним разломом, если угодно. Фауста неизменно хотелось обнять, протянуть ему руку помощи, оградить от тяжелых переживаний, избавить от чувства вины. Эль боролась с желанием ему помочь, но раз за разом проигрывала.

Теперь разлом внутри Фаустино восстановился, и милый парень оказался немного другим, и как будто ему не нужны помощники, но… так даже лучше. В душе Эль поселилось нечто, похожее на робкую надежду: если кто-то и способен взаимодействовать с разной Эль, так это парень, нашедший в своей голове дыру. Почти самостоятельно.

Пока Эль и Фауст смотрели друг на друга, дверь перед ними распахнулась, а в коридор выглянуло нежное создание, мало похожее на человека. Скорее уж на эльфийку, и обязательно королевской крови.

– Вы ко мне? – мелодично поинтересовалась эльфийка.

Эль не смогла ответить, во все глаза глядя на прекрасную девушку. В голове прокручивались воспоминания Шарля де Крюссоля, в которых фигурировала Вита, и выглядела она там иначе. Непримечательно, серо. Уж точно не высокой блондинкой с волосами до талии и ногами от ушей. Эль часто приходилось видеть красивых людей, но таких, как Вита – только на страницах журналов или в кино.

Забавно работает память, еще более забавны человеческие вкусы, ведь для Шарля эта девушка оказалась… никакой. Раз он запомнил ее никакой. Эль давно ничему не удивлялась, но здесь, на пороге комнаты Виты, удивилась по-настоящему.

– Мы к тебе, – за двоих ответил Фауст.

ГЛАВА 47

– Честно говоря, с трудом представляю, чем вам помочь, – пролепетала Вита, когда Фауст коротко, но доходчиво изложил цель визита. Эль сидела молча и любовалась прекрасной Витой. И внутри все больше и больше поднималось желание поддеть эту красавицу, лишить ее уверенности в себе. Так поступал всегда Уго Лерой, который не дергал девочек за косички, а втаптывал их самооценку в грязь.

– О чем вы общались с Бланкой?

– Я… мне нравится рисовать. Я сидела в кафе и работала над скетчами, ловила моменты студенческой жизни Глетчерхорна. Все куда-то спешат, у кого-то в руках кофе, кто-то на ходу открывает ноутбук, парочки двигаются синхронно и смотрят друг на друга влюбленными глазами, а позади них темные горы. Я увлеклась, просидела несколько часов…

Вита и сейчас сидела в окружении карандашных набросков, они были беспорядочно разбросаны по столу, прикреплены к стене из бамбука, висели, прицепленные к веревке… Вита Стролл родилась материалисткой, но стала художницей. Эль это видела. Ей часто приходилось встречать виаторов, которым плевать на какие-то там материи подсознания, чужие сны и паразитов. Плевать на Комиссию, кошмары и историю, плевать на концы света. Но не плевать на жизнь, такую обыденную и совсем не интересную.

– Бланка подошла ко мне и похвалила рисунки, – закончила мысль Вита.

– Вот эти? – Эль указала на развешенные повсюду наброски. – Странно, потому что это не рисунки. Это говно, – поймав осуждающий взгляд Фауста, девушка пожала плечами: – Что? Скажи еще, что я не права.

– Не в этом дело.

– А, ты из тех, кто щадит чувства неудачников.

Глаза бедной Виты наполнились слезами, ведь она все слышала.

– Листы к себе подвинь, плачь над ними, – от всей души посоветовала Эль. – Может, размытые образы потянут на расфокус. Который, впрочем, тоже говно, – она посмотрела на Фауста и развела руками: – Кажется, здесь ничем уже не помочь.

Без особых эмоций Фауст повернулся к Вите:

– Прости, Эль фанат абстракций и вечно нападает на каждого, кто рисует не в ее любимом стиле.

– И кто в эту чушь поверит?! От абстракций фанатеют только инфузории.

– Умоляю, хватит, – процедил Фауст.

– Нет-нет, – утирая слезы, пробормотала Вита, – я знаю, что мои рисунки любительские и… никакие. Мне не хватает таланта, у меня нет искры, но мне так нравится рисовать. Все говорят бросить, не тратить драгоценное время материалиста, но я не могу, – она судорожно принялась собирать рисунки в кучу: – Простите, что вам пришлось на них смотреть, я не ждала гостей. Обычно я все убираю…

Фауст протянул руку и остановил Виту:

– Не убирай их, они не мешают.

– Но…

– Если кому-то что-то не нравится, он может не смотреть.

– Да, но…

– Оставь.

Завороженно глядя на Фаустино, Вита медленно кивнула. Слезы на ее щеках почти высохли, а вот глаза блестели, вызывая внутри Эль странное чувство раздражения. Эти блестящие глаза чертовски украшали и без того неземную Виту. Эль не их тех, кто ревнует, да и с чего бы ей ревновать? Из-за пару вскользь брошенных фраз? Между ней и де Веласко ничего нет, они не давали друг другу обещаний, даже не говорили толком о чем-то, кроме Бланки… но неприятное чувство заставляло нервно ерзать на месте, поглядывать на Виту и мысленно желать ей провалиться куда-нибудь в пасть к кошмарам. Чем бы они ни были.

– Так что еще сказала Бланка? – деловито спросил Фаустино, поняв, что девушка успокоилась. – Диалогом о рисунках все не ограничилось?

Вита напряженно свела светлые брови, вспоминая.

– Кажется, тогда мы говорили только о них, но позже Бланка опять нашла меня. Сказала, что наше знакомство подтолкнуло ее посетить занятия материалистов. Ей очень понравилось, мы говорили о преподавателях и заметных личностях в истории виаторов. Ей было интересно, а мне было интересно пообщаться с кем-то, кроме своих. И… кажется, самой Бланкой двигало похожее желание.

– Она расспрашивала тебя о материалистах?

– Не только, еще обо мне, моей семье. Мы обсуждали все.

– О тебе? Что ее интересовало?

Вита рассмеялась:

– Ничего особенного, так, детали… – поняв, что как раз детали Фауста и интересуют, Вита продолжила: – Такое дело… материалисты редко сходятся друг с другом. Да, у нас свой круг, как и у мыслителей, как и у астралов. Но проблема в том, что мыслителей тысячи, а нас – десятки. Поэтому браки между двумя материалистами редкость, слишком мала вероятность встретить кого-то своего возраста, мировоззрения, и чтобы внешне друг другу понравиться, чтобы возникла вся эта химия… я знаю, что мыслители любят выбирать себеподобных, но в нашем случае это сложно и… вы знаете, история не слишком любит материалистов.

– И что именно из этого интересовало Бланку?

Вита неуверенно пожала плечами:

– Да все сразу. Мы говорили о моей маме, о брате. Они у меня мыслители. Бланка тоже делилась чем-нибудь о семье. Говорила о Гастоне, о том, каким невыносимым он вырос. Мы просто… дружили, общались, – девушка тяжело сглотнула и потянулась к стоящему на столе графину, но он оказался пустым. – Нужно наполнить кувшин, ужасно хочется пить. В коридоре есть…

Эль опередила девушку:

– Не стоит, я принесу воды, а вы поболтайте.

– Но у тебя нога…

– Самое время ее размять, рекомендация врача, – Эль подхватила пустой графин и похромала в коридор. Графин Эль наполнила доверху, вернулась в комнату, заботливо налила воду в стакан и протянула Вите.