Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 27

Мы садимся с Сашей в машину в тишине, и она становится очень неловкой. Все дело в том, что я понятия не имею, о чем с ним говорить. Но теперь безопасник отца знает мою тайну и просто делать вид, что мы можем и не общаться, выйдет грубовато.

В его обществе мне всегда как-то не по себе, взгляд у него такой, проникающий, что ли, и слегка пугающий. Всегда так смотрит, как будто подозревает или хочет разгадать все тайны.

Не зря папа ему доверяет, такой расколет любого. Из разговоров родителей я поняла, что наша семья с ним прошла очень много страшных и сложных вещей, вот почему доверие к нему превышает сто процентов.

На всех семейных вечерах Саша присутствует не столько как работник, а сколько как друг семьи, который почти в нее влился, с учетом того, что иногда он с нами и живет, если проходят предвыборная или еще что крайне важное. Словом, он давно больше, чем просто ценный сотрудник моего отца, и мы воспринимаем его именно так, как правую руку. Иногда и обе.

— Это ты уже второй месяц в меде, — задумчиво тянет он, уперевшись затылком в подголовник.

— Ну да.

— Я сразу понял, что ты что-то скрываешь. Мне и сейчас так кажется, — он поворачивает голову ко мне и прожигает внимательным взглядом.

— В смысле? — нервная улыбка касается губ.

— Ты стала поздно возвращаться домой и вечно уставшая, это можно было бы списать на универ, если бы не одно «но», на первом курсе ты была живее в разы, а там нагрузка обычно побольше будет. Так что я все равно догадывался о том, что есть другие причины.

Бах. Словно мешком оглушает.

— Ты очень проницателен.

По спине мазками гуляет холодок, потому что Саше удается читать меня как раскрытую книгу, Пальцы сильнее сжимаю руль, и натянутая улыбка сковывает челюстные нервы. Мужчина тяжело выдыхает, потирая лицо ладонями.

— Тебе надо будет выпить обезбол еще сегодня, — реагирую на его движения.

— Я просто наблюдателен, Яна, — невпопад отвечает он, склонив голову на плечо. Теперь Саша смотрит в окно и молчит, молчу и я, не прекращая прокручивать слова о наблюдательности.

Какой смысл быть таким наблюдательным в отношении меня? Я бросаю на безопасника беглый взгляд, считывая его размеренное дыхание. Задремал или на пути к этому. Решаю больше не тревожить, разбужу лишь возле дома.

А сама еду, то и дело поглядывая на приборную панель, пропущенных сообщений и звонков нет, и это слегка печалит. Хотя и понимаю, что Богдану сон сейчас главнее всего.

Это ж Исаев, он первым делом проснется и наберет, еще и отругает за что-то. Снова улыбаясь, но в этот раз счастливо-счастливо.

Когда подъезжаю к воротам и заезжаю во двор после подтверждения охраны, поворачиваюсь к Саше и слегка тормошу за плечо. Рывок, и моя рука моментально в захвате его ладони. Так плотно сжимается, что я, опешив, даже вскрикиваю в шоке.

Его взгляд похож на звериный сейчас, но, быстро просчитав ситуацию, сразу же отпускает меня, прошептав при этом скупое:

— Извини. Не привык.

Аж дыхание замирает, так сильно перепугалась.

Я прижимаю руку к груди прямо к бешено колотящемуся сердцу, а затем киваю резковато и выхожу из машины, поглубже втягивая пока еще теплый октябрьский воздух. Во дворе стоит отец, следом выходит Миша в обычном спортивном костюме.

— Вот это нооомер, сестра. Ты зачем Сашу избила? — посмеиваясь, он подходит к безопаснику отца и жмет тому руку.

А я закатываю глаза, толкая Мишку в бок, но брат на мое движение реагирует странно — неожиданно хмурится, сцепив зубы. Ясно. Запоздало до меня доходит: вероятно, синяк на лице — это еще не все. Значит, было что-то реально серьезное, раз буквально по всему телу остались отметины.

— Прости, — сникаю моментально, но Миша лишь отмахивается.

— Что случилось? — взгляд отца слишком серьезен. Неужели он не знал про аварию?

— В аварию попал, босс. На своей машине. Пока был в больнице, Яна позвонила насчет моего механика, и я заодно спросил, сможет ли меня подкинуть, если домой едет.

— Все нормально? Больничный может возьмешь? — отец с меня переключается на Сашу. И мне удается выдохнуть. Все-таки снова врать в лицо отцу кажется мне мерзковатым занятием.

— Не, отосплюсь сегодня, завтра буду как огурчик. Да и к тому же, я с новостями, обсудить все это надо, завтра куча дел.

— Да, помню, но мы можем и отложить сегодняшнюю встречу.

— Пап, не верь ему. Там сотрясение, — шустро переламываю аргументы, а потом до меня доходит, что я спалилась на ровном месте. Замираю с ключами в руке, крепко сжимая те в ладони, отчего холодный металл больно впивается в кожу.

Так, спокойно. Сейчас главное еще больше дров не наломать.

— Ты откуда знаешь? — ровным тоном спрашивает папа, ухмыляясь. В глазах селится подозрение, которое я моментально считываю.

— Он мне сам сказал, — выпаливаю, продолжая идти в сторону дома. Но мой родитель слишком внимателен и даже напряжен. Когда я дохожу до него, чтобы поцеловать в щеку, он удерживает меня за талию возле себя.

— Ян, поговорить надо, — прижимает к себе и скрупулезно рассматривает, приподнимая лицо за подбородок.

Нехорошее предчувствие оседает в душе тяжким грузом. Сглотнув слюну, я мягко улыбаюсь, и мы заходим в дом.

Поводов для разговора может быть множество, но я все равно думаю только об одном. И решаю, если это не он, то расскажу в конце месяца как на духу. Как раз это будет завершение срока, и даже если провалюсь — все равно выложу подноготную. Мама хлопочет на кухне, я вижу какой прекрасный стол она накрыла.

— Яночка, ты опять поздно, — она подходит ко мне и целует в лоб, на что я вымученно улыбаюсь, все еще подрагивая от всяких предположений относительно разговора.

Папа не выглядит злым, он может и напряжен, но не больше, чем после обычного рабочего дня, наполненного множеством событий.

— Мам, скоро полегче будет, обещаю…

— Руки мыть и за стол.

— Сейчас мы поговорим и подойдем, вы пока рассаживайтесь, — спокойно просит отец, и мы идем в его рабочий кабинет. Каждый шаг отдается во мне новой каплей паники к без того переполненной чаше.

Разольется — впаду в истерику.

Папа пропускает меня вперед, легонько придерживая у поясницы, а следом заходит сам. Его кабинет — это место, куда обычно нам лучше не заходить. Нет, он не против, просто если он тут — значит очень занят, а мы так ценим папу и его труд, что просто не можем себе позволить увеличить рабочий день из-за несанкционированных разговоров, пустого трепа или вообще какой-то мелочи.

Папа садится на диван, бьет ладошкой рядом, и я на деревянных ногах шагаю в его сторону, незаметно за спиной сминая от волнения пальцы. Если бы я могла сейчас чего-то пожелать, так это того, чтобы уметь просматривать чужие мысли, просто чтобы меня не расплющило от волнения.

— Солнышко, я поговорить с тобой хотел, — только я сажусь, он сминает мои руки, прогревая в ладонях, ведь они сплошной лед. — Ты в последняя время не такая, как раньше. Что тебя тревожит? Рассказывай, как есть, может проблемы какие? Мы с мамой очень переживаем и хотим помочь, но подумали, что будет лучше, если поговорю я. Ты же у меня папина дочка, да? — папа устало улыбается, притягивая меня за плечи к себе. Упираюсь носом в его шею и вдыхаю такой знакомый парфюм, бессменный уже очень много лет.

Папа перебирает мои кудри, целуя в макушку, а у меня сердце щемит.

— Пап, да все хорошо…

— Просто учеба, да?

Конечно, он подозревает другие причины, может даже очень боится, что у меня кто-то появился. Я помню их с мамой разговор, когда он сказал, что буквально может не пережить, если я влюблюсь. Наверное, отцы любят дочек совсем другой любовью.

Сжав пальцы в кулаки, собираюсь с сумбурными мыслями не дающим мне покой уже месяц…а затем выпаливаю быстро, пока не передумала:

— Пап, есть еще кое-что, но я тебе расскажу чуть позже, когда буду уверена в результате, хорошо? — приподнимаю голову и всматриваюсь в папины глаза, а тот вскидывает вопросительно бровь. Удивленно так смотрит.