Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 28

— Ты никуда не влипла, малыш?

Добродушное выражение очень быстро слетает с лица, теперь остается непримиримое и слегка злобное.

— Надеюсь, ты не замуж собралась, — совсем уж мертвым голосом продолжает, сжимая второй рукой мою ладонь слишком уж сильно. Для него это было бы самой плохой новостью, наверное.

Вернее, он считает, что нет достойных парней в моем окружении. И вот почему папа свято верит в то, что только сам сможет найти подходящего мужа мне. Там будет такой кастинг, что пройти сможет аж никто, до кастинга просто никто не дойдет: их на входе вырубит Мишка. Вот такой семейный подряд.

Конечно, это вызывает улыбку. Хотя нет, вызывало, потому что сейчас мне предстоит каким-то образом познакомить отца с Богданом. Желательно так, чтобы он покорил папу так же, как покорил Мишу. Иначе же…другого выхода у нас нет, покорить — единственный.

— Пап, ну ты что. Какой замуж…

Конечно, сердечко заходится в бешеном ритме, пока в голове мимо воли рисуется всякое. Но до «замуж» еще слишком далеко, я еще очень мало знаю Богдана, но довольно сильно волнуюсь в его присутствии, а еще ощутимо счастливее, как будто переключается тумблер.

У меня на лице перманентная улыбка, а в животе порхают те самые бабочки, о которых так много говорят.

— Ты у меня такая красивая, что я даже не знаю, что думать. Иногда хочется спрятать от всех, чтобы никто не смотрел.

— Не собираюсь замуж, и я не беременна, если уже ты и о таком думаешь.

Папа моментально облегченно выдыхает и уже открыто улыбается, абсолютно довольный результатом беседы.

— Если тебя волнует или беспокоит что, сразу говори. Ты же знаешь, один звонок и твоя сессия до конца бакалавриата не будет проблемой.

О да, я это прекрасно знаю. На моем месте многие с радостью бы согласились, но я никогда не манипулировала папой и не пользовалась своим положением. Однажды меня остановил патруль за нарушение правил. Я, каюсь, не увидела знак, повернув в неположенном месте. Парни только взяли в руки мои документы, так сразу же извинились и пожелали доброго пути.

Наверное, они круто удивились, когда я попросила оформить протокол и пояснить, где именно нарушила, потому что я этого не хотела допускать в дальнейшем.

Они с перепугу все рассказали, но протокол не оформили, хоть я и настаивала. Ограничилось дело устным предупреждением.

Просто чтобы вы понимали уровень моей осознанности. И в тот же вечер я еще все рассказала папе, за что он меня не отругал, но очень попросил быть внимательнее. Еще пару недель со мной катался Саша, обучая премудростям езды в оживленных районах города.

— Пап, я честно хочу.

— Честно. Моя девочка. Но смотреть на твой уставший вид мне сложно, заюш. Хотя бы на выходных сходи куда-то развейся, Мишку возьми. Если не захочет, то с подругами или Светой, но тогда берите с собой Сашу. Может концерт, ай, я там знаю, кто куда сейчас ходит. Да хоть куда-то, но чтобы ты чуть-чуть счастливее была. Хорошо? — он склоняет голову в мою сторону и тепло улыбается, а я в ответ киваю, после чего папа целует меня в лоб, и мы идем к столу…

— Итак, сын, рассказывай, откуда такие прекрасные узоры на твоем лице? — папа сдержано улыбается, стреляя в Мишу серьезным взглядом. Думаю, мы все понимаем, что суть происходящего не учеба. — Нам всем интересно послушать.

За столом сейчас все, включая Сашу, который сел по правую сторону от меня. Миша по левую, и я с близкого расстояния вижу, как он слегка морщится при движениях. В больнице этого не заметила, а сейчас — пожалуйста. Вот что со мной делает Богдан, полностью лишает сосредоточенности.

— Уверен, он защищал девушку, — вставляет свое слова Саша.

Не могу с ним не согласиться, но предпочитаю молчать, прожевывая свою любимую лазанью. Миша явно не очень хочет продолжать, потому съезжает на шутливое:

— Упал, очнулся — синяки.

— Мишутка, ты себя не бережешь, на тебя больно смотреть. Я так волнуюсь, — мама хмурится, кусая губы, а отец мягко поглаживает ее по руке и подмигивает. Уверена, что позже он обязательно ей расскажет свою версию.

— Мам, я не в детском садике, обо мне не нужно так беспокоиться, я же взрослый мужик уже, — слова звучат холодно, но не грубо, однако папа тут же перестает лениво улыбаться, ему точно не понравился тон. Пусть никто никому и не нахамил.

— Мужик, кто спорит? Мама априори о тебе волнуется, кивни и успокой ее, а не доказывай, что ты взрослый. Мы в курсе, — суровое замечание летит Мише, и тот, покраснев, медленно кладет вилку на стол и спокойнее уже говорит маме:

— Мам, я люблю тебя, но я вырос. Со всеми проблемами я разберусь сам, ты можешь быть абсолютно спокойна, я в состоянии постоять за себя, свою семью и дорогих мне людей.

На этом точка в разговоре о синяках ставится четко, подводится линия, и у ни у кого больше не возникает желания продолжить беседу на заданную тему. Настроение у мамы слегка портится, и я ее понимаю в какой-то степени, вот почему мягко улыбаюсь, когда наши взгляды пересекаются. Она отдала нам всю свою жизнь, и чувство волнения никогда еще не выключалось даже с осязанием того, что мы стали взрослыми.

Мама всегда говорит о том, что маленькие детки — это маленькие бедки. А большие детки, соответственно, такие же большие бедки.

Разговоры об учебе проходят напряженно, ведь мне пару раз чуть не стрельнуло в голову рассказать о сложном случае в больнице. В последний момент завязываю язык на узел, решая однозначно: мне врать не суждено, впрочем, как и работать в спецслужбах: я бы спалилась на мелочах в первые же минуты.

Папа разливает бутылку хорошего коньяка в честь приезда сына, но я единственная не пью. Больше всех пьет Саша, пусть я и шипела ему тихо пару раз, что мешать алкоголь с обезболом нельзя. Тут надо выбирать. Он лишь улыбается и неоднозначно осматривает мое взволнованное лицо.

Что ж. Я предупредила.

После плотного ужина прощаюсь со всеми и ухожу к себе, и только в комнате до меня доходит, что сумку с телефоном я оставила в кабинете отца. А там, помимо телефона, еще и учебники по гистологии, которые точно сразу дадут понять, где на самом деле я учусь.

Так быстро я еще не бегала никогда, практически вылетая из собственной комнаты, цепляясь за собственные ноги. Уже перед отцовским кабинетом дрожащей рукой стучу, и спустя пару секунд слышу разрешение войти. Кошмар! Вот же ж непроходимая идиотка! Все летаю в облаках не пойми чего, когда надо быть максимально сосредоточенной! Уф.

Прикусив губу, захожу на деревянных ногах в кабинет.

В полуосвещенной комнате отец сидит со своим безопасником. Мое сердцебиение явно слышится и им тоже, в горле все печет, а на лице давно уже разливается красное пятно румянца.

— Извините, я сумку оставила, — резко бросаю, всматриваясь в брошенный мною кожаный мешок. Дыхание перехватывает, пока я дохожу до дивана и хватаю ее за ручку, притягивая драгоценную ношу к груди.

Развернувшись, встречаю поплывший взгляд Саши. Мда, он точно перебрал, а еще не очень довольный — отца, он плохо относится к людям под шофе, хоть и сам любит дегустировать.

— Нашлась пропажа?

— Да. Спокойной ночи, пап, Саша, — улыбаюсь им нервно и выхожу, облегченно выдыхая только тогда, когда понимаю, что содержимое сумки никому не было видно, а копаться в чужих вещах, разумеется, папа бы не стал.

Достав телефон, довольно улыбаюсь, ведь мне написал Богдан в своей абсолютно уникальной манере.

«Значит я не целованный остался, а она мне тут писульки оставляет. Надо было будить и целовать!». Я как видела, что кое-кто будет возмущаться. Мы очень быстро изучили базовые особенности друг друга, судя по всему.

Бросив сумку на диван в гостиной, выхожу на балкончик, пока набираю ответ:

«Я тебя поцеловала