Телохранитель. Мы под запретом (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 9

Не наябедничал, а умел был благодарным за оказанное мне добро. Белов-старший из такого говна меня вытащил, что я ему по гроб жизни обязан и всегда буду на его стороне подавать патроны, если на то будет нужда.

На службе у сына я понял, что разницы не особо ощутил. Да, младший был поимпульсивнее, но и явно не таким, как был в девятнадцать. Тогда я его выносить не мог, а сейчас не чувствую никаких отрицательных эмоций и пять лет тружусь и страдаю из-за его дочери. Наверное, мне стоило бы уйти, но правда в том, что сделать я это не могу. Не поднимается язык подобное заявить, конечности отказываются двигаться. Не хочу уходить и быть в неведении.

Беловым я завидую чистой белой завистью…Выхватили женщин на миллион.

Трое сбитых парней подтягиваются в клинику, по своему усмотрению я расставляю их у входа, на этаже и в холле, а сам усаживаюсь на табурет у палаты Светы и продолжаю свою вахту, пока не слышу истошный крик. Он режет меня скальпелем по груди и заставляет трепыхаться. Не медля подскакиваю и несусь в палату, где застаю не самую приятную картину. Маленькая прикрывает лицо ладонями и начинает рыдать, не моргая засматриваясь куда-то вперед. Я первым делом осматриваю ее и не нахожу ни единой царапины. Это хорошо. Груз чуток смещается с грудной клетки.

Я перевожу взгляд. Меня всего потряхивает сейчас, но это из-за того, что страшно моей девочке.

А потом скольжу по ничего для меня не говорящим цифрам, написанным чем-то красным. Со стороны кажется, что кровью, но я уже понял, что этот ублюдок больше топит за шоу, а не за реалистичность. Его задача сейчас довести Свету до состояния трясучки.

—Как это случилось, мать вашу?! Что это такое? Женя?!

Белый подскакивает и спросонья кидает крепкие словечки при дочери, сам чертыхается и подходит ближе к надписи. Василиса Григорьевна спешит к дочери, обнимает ее и успокоительно гладит по щеке. На ней нет лица, а на лице босса целый, мать его, спектр.

—Цифровой шифр. Он разбил алфавит на секции по четыре буквы. В каждой секции буква имеет свой порядковый номер соответственно. Всего восемь секций, первая цифра после пробелов порядковый номер секции, а буквы внутри секции тоже делятся на один, два, три, четыре. Выздоравливай. Он написал ВЫЗДОРАВЛИВАЙ.

Подхожу ближе к размалеванной стене и цепляю пальцем свежую…краску. Уебок, блять.

—Это краска.

Белый ударяет кулаком по стене и взрывается, словно граната в руках.

—Из палаты не выходи. Поднять записи камер, мать вашу, я вас тут всех уничтожу, если с головы моей дочери упадет хоть волос. Дожились, блять, в палате трое, а какой-то уебок оставил послание моей дочери! Всех нахуй порву на лоскуты.

Он вылетает из палаты как вихрь, снося мебель на своем пути. На крик сбегается медперсонал, но это никого не заботит. Я терпеливо рассматриваю палату, стараюсь не думать о том, что моя девочка не прекращает плакать. Свою работу надо выполнять четко вне зависимости от личного фактора, что сейчас охереть как влияет на меня и на мою продуктивность как спеца.

Окно не закрыто. Там есть слабые красные мазки. Содрав штору с корнем, я вперяюсь обезумевшим взглядом в створки. Сняли с петель, и это, мать вашу, третий этаж.

—Он залез через окно, сука, — сжимая в руках ажурную ткань шторы, шиплю я, пока Света продолжает заходиться в рыданиях.

—Но как?! Мы ничего не слышали, — жена Белова звучит громче обычного, я и не привык к такому. —Камер в палате нет, мы не увидим его.

—В палате нет, а по периметру есть. Если он их не отключил, — бросаю нервно, осматривая помещение еще раз. Он мог и подарки оставить, станется с него.

Света стирает слезы и смотрит на меня, а я на ее опухшие глаза и раскрасневшиеся губы. Наваждение застилает глаза, мне хочется просто забрать ее отсюда и увезти куда подальше от всех, чтобы никто не знал. Я бы смог обеспечить ей безопасность, я бы дал ей защиту сам. Без одобрения кого бы то ни было.

Я четко решаю поговорить о таком варианте с боссом. Пусть он думает что хочет, но я не дам ни единого шанса этой падали причинить ей вред.

В ее глазах необъятная вселенная, полная жизни, а в моих острое желание окунуться в эту жизнь и остаться в ней навсегда.

—Ничего не бойся — я рядом, — я говорю это только ей, спокойно и тихо.

Света слабо кивает, по длинным ресницам все еще скользят слезы, но общая истерика прекратилась. Каждая слеза падает серной кислотой на мою кожу.

—Проверьте, пожалуйста, вещи. Может чего-то не хватает, — осторожно прошу обеих, а сам рассматриваю каждый уголок. Мне не нравится все это.

Мы осматриваем палату, и ничего здесь лишнего нет, кроме уродливой надписи на стене. Пришло время изучить общие подходы криптографии. Гребанный фанат «Кода да Винчи» явно хочет поиграть. Ну что ж. Поиграем, не обещаю, правда, сохранить тебе жизнь, уебок.

—Меняем палату, — решительно заявляю я, когда Белый, чернее тучи, заходит к нам. —Он залез через окно, босс. Нам нужна палата с ключевым замком-защитой от детей. Значит, нам в детское отделение на этаж пониже.

Белый бросается к окну и рассматривает его со скрупулезностью судмедэксперта.

—Ублюдок. Жека, из палаты ты не выходишь. Днем и ночью ты здесь, камеры были отключены, мы не знаем ничего, — в голове звучит отрешенность и решительность. —Я отдам его псам Айдара, когда закончу…

У самого по коже проходится легкий холод от всей фразы. Я был наслышан. Очень.

Глава 12

СВЕТА

Теперь я нахожусь под постоянным контролем. Если раньше это просто звучало так, то сейчас — это реальность. У меня новый телефон, буквально, новый номер, ко мне никого не пускают: ни друзей, ни подруг. Только родственников, ко мне приходит дедушка, мама и папа, и многочисленные сестры/братья. В целом, нескучно! А рядом со мной всегда Женя. Слабость в теле не позволяет делать какие-то примитивные вещи, хоть очень хочется. Например, просто расчесаться, но было бы лучше хоть голову помыть. В таком виде при мужчине…Нет, мама рвалась лежать со мной, ее еле откачали после всех событий, но папа уперся рогом и вынес ее из больницы на руках. В этот раз я ему очень благодарна за такую решительную позицию. Я не хотела, чтобы моя мамочка доводила себя до истощения.

Я принимаю горизонтальное положение на кровати и сдавленно выдыхаю, ощущая, как голова продолжает вращаться. Женя, до этого говоривший по телефону с отцом, оборачивается и сразу подходит ко мне, аккуратно цепляя мои руки в свои стальные оковы.

—Босс, наберу позже, — телефон падает на мою кровать.

—Жень, не надо, я справлюсь сама, ну что ты в самом деле…— пытаюсь отказаться от помощи, потому что ощущать его прикосновения сравнимо с очередной пыткой. Он наклоняется, слегка приподнимает мой подбородок и внимательно рассматривает лицо. А затем безапелляционно заявляет:

—Свет, ты слаба, я тут для того, чтобы тебе было спокойно и легко. Ты хочешь в обморок упасть? Скажи, что надо сделать, и я это сделаю.

Он с такой нежностью касается моего лица, что я вообще забываю о первоначальном желании. Все смешивается, а внутри еще и скручивается узлом. Боже. Эти глаза. Облизав потрескавшиеся губы, я отвожу взгляд. Меня снова бросает в пот, и он липкой пленкой оседает на коже.

—Я покупаться хочу, — прошу севшим голосом, все еще чувствуя боль в горле. Я тут уже три дня, а кажется, что вечность. Когда мне станет легче?

—Тебе нельзя. Только умываться, ты врача слышала? — грубо обрубает меня Женя и выпускает мои руки из своих. Лучше бы он вот так и держал меня, когда отказывает, было бы в разы проще принять отрицательный ответ. Врачи вообще любят трындеть по делу и без дела, что мне теперь? Перед мужчиной, которого я люблю, в таком виде сидеть? Набираюсь смелости и поднимаю уставший взгляд на мужчину, силясь произнести:

—Жень, от меня воняет.

Темные брови плывут вверх, а затем я слышу такое же уверенное:

—Ты прекрасно выглядишь. И от тебя не воняет, а пахнет ванилью.