Измена. Новая жизнь (СИ) - Тэя Татьяна. Страница 15

Всё… с вином всё… пора завязывать.

— Ну как вы? — спрашивает, когда садится за руль. — Всё в порядке?

— Да, всё в пор-рядке, — чертов язык до конца меня не слушается. — Всё от-тлично.

Вообще-то я никуда ехать с ним не собиралась, но девочки, как поняли, что к нам внезапно пожаловал предмет моего интереса, которому они так неосторожно «нахамили», сделали всё, чтобы я с ним уехала.

Рузанна ещё и нагло подмигнула на прощанье, пожелав не теряться.

Когда я пыталась предъявить, что она организовала катастрофу, Руза лишь отмахнулась:

«Тёма… Никита…да хоть Вася с Петей… у меня всё смешалось, кто есть кто. И потом, подумай сама, он вдруг взял и примчался. Фантастика. Кажется, это неспроста… ой-ой, неспроста. Короче, действуй. Воспользуйся ситуацией».

Не знаю, что она имела в виду под «воспользуйся ситуацией», голова с трудом соображает, поэтому вариантов нет. А те, что приходят на ум, вызывают массу сомнений и опасений.

— А вы зачем приехали? — кошусь на Никиту.

— Показалось, что нужна помощь. На меня столько… хм… разной информации ваши подруги вывалили, а на консультациях вы иногда выглядите потерянной, что кажется…

— Я выгляжу потерянной? — перебиваю. — Нет, вы это серьёзно?

— Мне же со стороны виднее.

— Чудесно, — зажмуриваюсь, не зная, куда деться от стыда.

Это жалость, а не интерес. Или профессиональная этика. Просто поступает по-мужски.

«Зато, если примчался среди ночи, значит свободен», — снова подхихикавает внутренний голос.

Какая внезапная мысль, я ведь даже не задумывалась, есть ли у него кто-то. Кольца на пальце не обнаружила, так и решила, что не женат. Хотя многие мужчины эти кольца и не носят. Как Тёма, например.

«Может, хватит о Тёме? Вон рядом с тобой какой доктор-красавчик, а ты про мужа-изменщика вспоминаешь».

— Вы для себя номер узнавали? Я про психолога.

— Нет, для подруги. Правда, — скриплю зубами от досады.

Приехали… теперь ещё во вранье меня обличать будет.

Хмурюсь и злюсь, даже не понятно на кого конкретно: на себя, на него, но новых подружек, на Милу, которая вытянула погулять. Сидела бы себе дома, прокрастинировала и стыда не знала.

На доктора Мендлеева тоже злюсь, хотя он вообще тут ни при чём.

— Можно было не реагировать, не приезжать, — тихо бормочу.

— Можно было, — услышал-таки, — но как-то не смог игнорировать.

— Я не дева в беде.

Косится так странно.

— Ну да, на деву в беде ты и не похожа.

Стреляю в него быстрым взглядом.

Он «ты» сказал или мне послышалось?

Повисает неловкое молчание. Закрываю глаза, думая, что притвориться спящей — самое лучшее решение. Адрес я ему сказала, хочет везти до дома, пусть везёт.

Только вот «вертолётики» перед глазами вращают лопастями всё быстрее и быстрее. К гневу и стыду добавляется странное веселье. Давненько я так много не выпивала, вот и эффект странный получается.

Иногда я всё-таки поглядываю в окно. Ночь и дороги свободны, так что по Ленинскому проспекту мы уже мчим под бесконечно мигающий жёлтый, пока не упираемся в наш спальный район.

Никита заворачивает во двор, уставленный машинами.

— Плотненько, — высказывает очевидное.

— Есть такое.

— И как вам тут живётся? Нравится?

— Очень. Вот тут остановите. У третьей парадной.

— Парадной? Я думаю парадные в центре, а это уже не парадные.

— Мы в Питере, тут везде парадные, — обрубаю. — У нас и табличка на двери имеется.

Я не вру, честно. Это в других городах: подъезд, лестница или что-то еще, а жители дома, половина из которых, как и я, переехавшие, на общем собрании проголосовали за «парадные». Так что старые таблички с наименованием «подъездов» быстренько поснимали и повесили новые — с вензелями. Что, конечно, немного странновато смотрится на бетонном высотном здании в двадцать семь этажей. Но это уже вторично и не суть важно.

Никита тормозит и глушит мотор. Выходить, что ли, со мной собрался?

Закрадывается крамольная мысль — пригласить на чашечку кофе.

Ну да… во втором часу ночи — кофе самое то.

А если он бредни Рузы упоминать начнёт? Я ж со стыда сгорю…

Нет-нет… не стоит. Не сегодня и не при таких странных обстоятельствах.

— Я сама, провожать не надо, — бросаю резко, открываю дверцу машины и вылезаю наружу.

Чёрт… мир вращается, как будто я на карусели. Приходится притормозить, прежде чем способность ровно переставлять ноги не возвращается ко мне.

Кажется, мне удаётся пройти по прямой, но потом чувствую, как ведёт в сторону.

Ого, а я оказывается такая пьяненькая… Необычные ощущения.

Почему-то это вызывает во мне смех.

Только вот когда сильные руки ловят меня и возвращают в вертикальное положение, мне всё ещё хочется хихикать.

— Всё-таки я провожу.

— Да, — признаю его правоту, — лишним не будет.

Никита обнимает меня за плечи — крепко так, строго даже, — и ведёт к парадной.

— Ключ от домофона давайте.

Прижимаю небольшую сумочку к груди

— А тут открыто, вечно он ломается.

И действительно, дверь распахивается без проблем.

— Какой этаж? — спрашивает у лифта.

— Шест… шестнадцатый…

— Высоко.

— Зато вид классный и световой день больше.

— Хм…

Приходит грузовой и это прекрасно. Потому что в маленьком и тесном я бы не знала, куда себя деть. А тут стою, держусь за поручень и кошусь краем глаза на Никиту.

Какой же он… ууууух.

Какой же он… ааааах.

Мне снова смешно, и я хихикаю.

Доктор Менделеев посматривает на меня, но молчит.

Выходим на этаже, и идём по длинному коридору к моей квартире. Прислоняюсь спиной к двери и роюсь в сумочке.

Ключей в привычном месте не обнаруживаю. И во втором кармашке тоже пусто, только фантики от конфет.

— Вот блин… — вздыхаю, чувствуя непривычный жар.

Коленки слабеют, и я начинаю съезжать вниз, но Никита удерживает, и я снова на относительно твёрдых ногах. Убеждаю себя, что вся проблема в непривычных шпильках, которые я сегодня нацепила.

Это очередная стыдоба. Где я ключи посеяла?

— Что случилось?

— Грёбанные ключи потерялись. Кажется, я где-то их выронила. Может, в машине у Милы? — сдуваю волосы со лба, но он влажный и прядки к нему липнут. — Пусть лучше у Милы найдутся… иначе менять замки придётся. В целях безопасности.

Никита Борисович закладывает руки в карманы брюк, откидывается спиной на стену и прямо смотрит на меня. Мы замираем, датчики движения, не улавливая нас, гасят свет. Когда коридор погружается во тьму, я ойкаю от неожиданности. Приходится топнуть ногой, чтобы освещение вернулось.

— Простите, — бормочу смущённо, — я не хотела. Отвезёте меня обратно в бар? Я заберу ключи и вернусь на такси.

Доктор Менделеев тихонько вздыхает и что-то шепчет себе под нос.

— А? Простите? — вопросительно.

— Пойдёмте, — кивает в сторону лифтов. — Стоять под дверью смысла нет.

— Это точно.

В молчании мы возвращаемся в машину. Переполненная смущением, я сажусь на пассажирское сиденье и пристёгиваюсь ремнём безопасности.

Идиотка…

Ругаю себя.

Пьяная идиотка…

Именно ею я себя и чувствую.

Спящей в этот раз не притворяюсь. Мы едем быстро, смотрю, как проносятся мимо высотки на Ленинском, а потом мы сворачиваем в сторону центра. Ночью город выглядит посимпатичнее, в жёлтом свете фонарей рассеивается мартовская серость, даже добавляется какая-то таинственность.

Ещё таинственнее становится, когда Никита минует несколько перекрёстков и выезжает на улицу, которая никак не может привести в сторону Синопской набережной. Пробок нет, поэтому объезд исключен.

— Мы же в бар? — спрашиваю с надеждой, нарушая наше молчание.

Никита краем глаза смотрит на меня, и, кажется, я улавливаю, как по его губам скользит улыбка.

— Стоять под дверью нет смысла. Кататься туда-сюда тоже смысла нет, — поясняет мой водитель. — Переночуете у меня сегодня. Завтра ваши ключи заберём.