Хорошая девочка (СИ) - Резник Юлия. Страница 23
– Вот баран, – ругается рядом Дэм.
– Да говори ты, идиот! Не перечеркивай себе будущее! – топает ногой Леська.
– За своего Лурье переживай, – огрызается Ник.
О-о-о, как все запущенно. Переглядываемся с Балашовым.
– Я за вас обоих переживаю! Даве легче будет, он еще в коллектив не влился. И с тренером не сработался так, как ты.
– Давай, Ник… Что там у вас случилось? – додавливает Таир.
– Я был неправ, – ломается Голунов. – Спровоцировал. В общем, сам на удар нарвался.
– Как спровоцировал? Договаривай, раз уж начал.
– Педиком его назвал.
– Дава ногти накрасил, – закатывает глаза Леська. – А этому ж только повод дай наехать на соперника. – Сжимает пальцы, изображая в воздухе невидимые кавычки.
Ах вот оно что!
– Коль, сбегай за Лурье, ага? Верни сюда, – хмурится Таир, сосредоточив взгляд на Никите. – Что херню сморозил, осознаешь?
– Да, – стыдливо отводит глаза.
– Извиниться готов?
– Готов.
Голос парня звучит твердо. Хорошо, если он и впрямь все осознал. Мне здесь не нужны конфликты. Потому что в следующий раз… в следующий раз, если честно, я не уверен, что смогу занять нейтральную сторону.
– Звали? – заглядывает в зал Давид.
– Да. Ник… – Таир ведет подбородком, указывая на Лурье. Голунов оборачивается. Распрямляет плечи и делает шаг навстречу Даве.
– Я хотел извиниться. Глупость сказал.
Напряженно вглядываюсь в лицо пацана. Как-то я уже привык к тому, что он ведет себя с невероятным достоинством. И, может, поэтому мои ожидания в отношении него настолько завышены, но…
– Ничего. Бывает, – пожимает плечами Дава и без всякого заносчивого дерьма, которого я так боялся, протягивает Голунову ладонь. Ну, ведь какой молодец, а! Да Саре надо медаль дать за его воспитание. Не скрывая своего облегчения, протягиваю: «ф-у-у-ух». Балашов усмехается. Похлопывает меня по плечу и кивает на дверь:
– Пойдем. Похоже, мы уже не нужны.
Но я не спешу уходить. Возвращаюсь взглядом к Таиру, который замечает ворчливо:
– Ну, наконец-то мы со всем разобрались. Начнем тренировку. Сегодня у нас по плану бег. Пятнадцать километров.
– Ну, не-е-ет, – стонут в голос детишки.
– Почему накосячили Голунов с Лурье, а отдуваются все? – замечает, очевидно, самый смелый. Ну, или дурной.
– Никонов, сто отжиманий, – закатывает глаза Таир. – Волгин, ответь, почему?
– Потому что мы команда.
– Вот именно. Все запомнили?
– Таир лютует, – смеется Дэм. – Так ты идешь?
– Да я обещал пацанам поучаствовать в тренировке, – чешу в затылке.
– Пойдем-пойдем. Сегодня они наказаны. Обойдутся без трени с кумиром.
Морщусь. Если честно, мне ужасно неприятно, что это выглядит так. Тренировка с кумиром – это ведь что-то несерьезное. А я на каждой выкладываюсь на все сто. И так радуюсь, когда у пацанов начинает получаться! Оказывается, для меня не все потеряно. Я уж и не думал, что когда-нибудь смогу испытать эмоциональный подъем такой силы. Ведь собственные победы остались в далеком прошлом, а все мои самые сильные эмоции были связанны именно с ними.
– Глянешь? Тут пришли последние анализы ребят. По некоторым есть вопросы. Надо скорректировать тренировки.
– Да, без проблем. И знаешь, Дэм… Давно хотел тебя поблагодарить.
– За что?
– За то, что тащил на себе эту махину, пока я метался. И, конечно, за то, что даешь мне шанс влиться в дело теперь.
– Эй! Бро, это ведь и твое дело тоже.
– Пока нет. Но я приложу все усилия. Хочется уже, знаешь ли, какой-то определенности.
– Уж не мать ли Лурье тебя сподвигла на такие подвиги? – шевелит бровями Демид.
– И она тоже. Так что там с анализами? Закинешь мне на почту?
– Ага. Лови.
Рабочая суета закручивает. Бумажки – самая неприятная часть работы, но что уж? Без этого никуда. Уже даже Балашов уезжает, сославшись на то, что его очередь забирать дочку из школы. А я все сижу. Просматриваю контракты, которые по моей просьбе оставил Демид, сравниваю… Фоном играет Pink Floyd. Нога стучит по полу, карандашом в руках бью в такт барабанов. Что сказать? Иногда я даже сам от себя устаю.
Ближе к девяти вспоминаю, что так и не написал Саре. Хотел. Очень. Несколько раз брал в руки телефон, но в последний момент что-то перебивало. То звонили от нового крупного спонсора, то еще что-нибудь. Интересно, что помешало ей набрать меня первой? Звоню, а она не берет трубку. Это еще что за фигня?
Сворачиваю работу, закрываю на ключ кабинет и еду по знакомому адресу. Звоню. Дверь тоже открывают не сразу.
– У вас чего, все оглохли?
– Мама в ванной. А я в наушниках. – Давид стучит по уху.
– Ясно. Я подожду?
– Да, пожалуйста. – Дава отшагивает от двери и громко стучит в дверь ванной. – Ма! Ты там утонула, что ли? Час уже сидишь! К тебе пришли.
– Кто пришел? – дверь приоткрывается.
– Я. А ты кого-то еще ждала? – выглядываю из коридора. Что-то меня смущает. То ли в ее лице, то ли в неестественной суете, проскальзывающей в обычно плавных движениях.
– Я у себя, если что. В наушниках, – напоминает Дава с улыбочкой. Ну, какой жук, а! Прелесть просто. Вот бы и мне такого… Впрочем, если у нас с Сарой сложится все как надо, Дава и станет моим. А потом ведь можно будет родить ему братика или сестричку. Представляю Сару беременной. Моим, блин, ребенком. Арр… Какая картина!
– Привет. А ты что здесь делаешь?
– В каком смысле? – удивляюсь я. – Ты плакала? Глаза красные.
Сара направляется в кухню, бросая на ходу:
– Мыло попало. Будешь чай? Ничего другого нет. Да и я уже планировала ложиться.
– Не хочу чай.
– А что хочешь?
– Тебя. Соскучился очень.
Забираю у Сары чайник, ставлю на подножку, и зарываюсь лицом в ее чуть влажные после душа волосы.
– Н-не надо. П-перестань.
– Почему? Дава у себя.
– Дело не в этом. Я просто не думаю, что нам стоит продолжать.
– Ты о чем? Я же ничего такого не делаю. Дай чуток потискать, а? Жалко тебе, что ли?
Целую ее сладкие губы. Я соскучился? Да. О, да.
– Не думаю, что нам стоит встречаться.
– А? – ошалело моргаю. В какой момент мы пришли от разговоров о прекрасном совместном будущем к этому? Все же было хорошо! Какого хрена? Она что… Она хочет соскочить?
– Ты слышал.
Ладно, выдыхай, Серый. Сара сама не ведает, что творит. Вон, ведь губы кривятся, будто еще немного, и заревет. Просто ты ей не звонил. Она надумала всякого… Бабы это могут, тебе ли не знать?
– Так. Давай, рассказывай, что случилось, пока меня не было, – предлагаю вполне миролюбиво, на всякий случай отойдя от нее на пару шагов.
– Ничего. Я просто поняла, что мы не можем быть вместе.
– Это ты уже сказала. А можно узнать, что тебя натолкнуло на такие выводы? – начинаю раздражаться.
– Я мать. Интересы сына для меня всегда будут на первом месте.
Не сказать, что мне по душе такой ответ. Кому охота быть на вторых ролях? С другой стороны, отношения с детьми находятся в совершенно другой плоскости. Я не очень понимаю, как одно мешает другому.
– И что? Как это относится к нам? К тому, что нам хорошо вместе? Очень хорошо. Или нет?
– Да! Но… Господи, Сереж, ты его сегодня чуть было не исключил из команды!
– Было за что! – сощуриваюсь я, намеренно не спеша развеивать ее заблуждение. Сара сникает. Кивает, соглашаясь, обхватывает в кольцо ладоней предплечья и отворачивается к окну.
– Да. Конечно, ты прав. А я просто дура, наверное. Но знаешь, я как представлю, что почувствовал Давид, когда его выгнали… Что он бы мог и впрямь остаться не у дел, если бы тот парень не нашел в себе сил рассказать правду… Как-то я не думала, что ты это допустишь после всего... Говорю же – дура.
– Я не мог поступить иначе.
Не знаю, зачем продолжаю настаивать на своем, если на самом деле Даве ничего не угрожало. Но я настаиваю. Мне, может, тоже хочется быть понятым. Я не могу выделять Давида только потому, что у меня отношения с его матерью.