Освобождение Немезиды (СИ) - Шелкопряд Мария. Страница 32

А сейчас словно взошло второе солнце и осветило мою невидимую клетку и выход из нее. Восторг от этого открытия даже пересилил разочарование к самой себе. Может ли быть, что непонятное чувство, зреющее сейчас в груди — та самая любовь, о которой говорил монстр?..

Спасители учили, что любовь — это одно из ненужных чувств, обман, мешающий жить, а матерям не дающий отправлять своих младенцев в волшебные чертоги Золотого храма во время празднеств, проводимых раз в несколько десятилетий. Раньше я никогда и не задумывалась о том, что могу испытать нечто подобное.

Землю укрыла чернильно-черная ночь, освещенная только пылающими высоко в небе алмазами звезд, когда я, наконец, повернулась к гостю:

— Раз ты образован, может, у тебя есть имя, и ты даже способен его выговорить? Называть тебя Болтуном неприятно для моего утонченного слуха.

Глава 14.

Перерождение, расправа, свет

Глава 14. Перерождение, расправа, свет

Дни летели за днями. С помощью писем обезопасив себя от посещений, я на какое-то время поверила, что справлюсь с безумием, переведу его в иное русло. Даже написала Микасму вежливое письмо, в котором сама предлагала то, что твердили ему остальные — расторгнуть союз со мной и, если не заключить другой то, как все сильные маги, обзавестись несколькими женами, не дожидаясь, пока я поправлюсь. Создание нового Высокого рода, в котором я стану если не главой, то не последним магом, больше не привлекало. Но Микасм ответил, что хоть мое беспокойство ему приятно, но оснований для него нет. В наложницах он не знает недостатка, его кровь продолжится в любом случае, а потому мне не стоит забивать голову тревогой о его судьбе и расторгать союз.

Дважды просить меня не нужно. Я легко выбросила все мысли о нем из головы, и полностью сосредоточилась на главном. Выламывала из души все, что могла. Все ценности и основы общества магов.

Как жить иначе — непонятно, ведь не с рабов же брать пример! Они продолжение нашего общества, неотъемлемая его часть, а больше нет ничего. Только Спасители, создавшие общество магов и упоминания о «темных временах», не содержащие никаких описаний прежней жизни. Нигде не найти готовой истины. Создать мир заново следовало самостоятельно.

Я словно висела над бездонной пропастью, тщательно перебирая то, что с детства не вызвало никаких вопросов и казалось незыблемым. Подбор альтернатив оказался куда сложнее, чем изобретение новой магии, ведь заниматься им я могла только в ясном рассудке, и по началу положиться на инстинкты не удавалось. Но и ощущения не шли ни в какое сравнение с теми жалкими чувствами, которые я испытывала ранее.

И мне было страшно. Эльвлард ничего не знал об этой внутренней борьбе, о невыносимых муках, когда я обнаруживала, что просто не могу пересилить себя и поступить как-то иначе в том или ином случае. Даже тогда, когда я наконец смогла действительно ответить на его чувства, ситуация не стала ничуть лучше. Безумие не знало времени, не подчинялось воле.

Иногда я просто забывала обо всем, что себе позволила, и относилась к Эльвларду не как к равному, а как к обычному монстру. И на следующий день, возвращаясь в полный рассудок, ничего не помнила — что делала, что говорила. Иногда вовсе не замечала, что какой-то день вообще выпал из памяти, и только какая-нибудь мелочь или не успевшая полностью зажить на Эльвларде рана, могли сказать об этом.

Но он уверял, что все в порядке. Говорил, что будет раз за разом возвращать мне память, а про раны отшучивался, сочиняя небылицы. То ему в голову в последний момент стукнула блажь защитить цветок, который я зачем-то собралась испепелить, то вдруг захотелось немного побыть магом и похозяйничать в лаборатории, результатом чего и являлись его травмы. В последнее верилось больше — сколько там не наводи порядка, у лаборатории всегда был вид, словно там резвились целые стаи малолетних магов без присмотра наставников. Гордость не позволяла поверить, что я творю это одна. Но ситуация явно ухудшалась, а Эльвлард не собирался отсиживаться в безопасном месте во время моих приступов. Наоборот, стремился оказаться рядом и приглядывать, оберегать.

Поначалу я уверяла себя, что чувства никуда не исчезнут, чтобы со мной не случилось, но, когда поняла, что однажды меня ждет перспектива найти вместо возлюбленного горстку пепла или тысячу кусочков, что-то внутри сломалось. Я даже попросила Эльвларда убить меня, если окончательно его забуду, но он и слышать об этом не желал. А в упрямстве он способен затмить многих, словно воспитывался среди магов!

Если бы он только был обычным человеком! Я могла бы отправить его куда-нибудь, приняв определенные меры и не беспокоясь о его судьбе. Например, кузина охотно выполнила бы мою просьбу спрятать кого угодно, кроме беглого монстра, да и Микасм, думаю, не отказал бы в такой мелочи… помнится, его немного удивило и обеспокоило, что перед свадьбой я отказалась от всех наложников, которых хотела подарить мне его мать.

Идея обернуть все вспять, превратить Эльвларда в человека, захватила. Неделями я не выходила из лаборатории, засыпая то за столом, то на полу, но закончился этот порыв ничем. Я смутно видела, как швырнула что-то с террасы в реку. После того в лабораторию я больше не возвращалась, забыв не только обо всем, что там делала, но и о замысле, приведшем туда. Мы оба делали вид, что все хорошо, пока однажды я не превратила Эльвларда в черный сгусток-силуэт.

Память почему-то извернулась. Я не помнила, что послужило основой для туманной, нематериальной фигуры, но всегда испытывала счастье при ее виде, и считала, что приблизилась к той тайной маги Микасма, что когда-то меня так привлекла. И не важно, что вспомнить, как добилась результата, никак не удавалось. Меня не посещало даже желание позвать Микасма, чтобы сравнить получившееся с оригиналом.

Но вскоре муж приехал сам, правильно посчитав, что приглашения не дождется, так как я не помнила собственную просьбу не посещать меня. Как-то вечером он заметил полупрозрачный силуэт, иногда крутившийся вокруг замка, и вышел разобраться. Микасм вернулся только утром, но я не обратила на это внимания, а он вскоре уехал.

И в один такой же весенний вечер ко мне в замок вошел Эльвлард. Даже если бы я его помнила — не узнала бы сразу. Он схитрил, переоделся бродячим торговцем и, не поднимая среди слуг паники, отправил вперед заколдованное колье. В этой вещице я не нуждалась, но не могла оторвать от нее взгляд. В каждой детали таилась своя особая магия, каждый кроваво-красный камень дышал жизнью, словно внутри тек стремительный поток.

— Прекрасная работа, — похвалила я, вертя в руках колье. — Даже сомневаюсь, что у меня найдется подходящая награда за него.

— Еще как найдется! — он оказался рядом одним движением.

Защита не сработала — ее блокировало колье, которое я не побоялась взять в руки, излишне полагаясь на свои умения. Он достаточно хорошо изучил меня, учел каждый вариант и нюанс, чтобы не оставить мне и шанса.

Объятия сомкнулись, и мир взорвался болью…

Когда я очнулась, его не был рядом. Но я уже все знала. Знала, что не смогу причинить ему вреда. Теперь мы почти одно целое — что-то объединило нас, связало. Возможно, часть его души стала моей и только вопрос времени, когда исчезну я, и у нас будет одно сознание и душа на два тела.

Микасм как-то рассказывал о подобном случае — одна измененная девушка смогла поработить знатного мага, но моему мужу удалось избавить слабого в магии простофилю от такого конца, а его род от позора. Снова проросшие в душе за время забвения установки общества требовали немедленно ехать к мужу за помощью, и я немало этому удивилась.

Одновременно с этим сердце в восторге трепетало — теперь я могла, наконец, узнать как все на самом деле. Мы говорили об одних вещах одни и те же слова, но могли думать при этом совершенно о противоположном. И теперь, обреченные, мы с Эльвлардом могли узнать настоящие чувства друг друга… или сделать их настоящими.