Блад: глубина неба - Орлова Анастасия. Страница 2

Мужчина небрежно кивнул на пустое место за столом. Мать Шентэла, хрупкая, когда-то очень красивая светловолосая женщина, бесшумно поднялась со своего стула, чтобы положить сыну его порцию.

Краем ложки Шентэл подцепил немного капусты, отправил её в рот и долго, очень медленно жевал, запивая водой. Ощущение холодных лапок на сгибах локтей не покидало его. Так было всегда, когда он ради матери сдерживал свою ненависть и не противостоял отцу. В такие моменты его страх перед Шилдсом расцветал во всей своей мощи.

– Где тебе платят ту жалкую мелочь, что ты приносишь домой, Шентэл? – осведомился отец, хлебной коркой собирая остатки подливки со дна своей миски.

Мальчик вздрогнул и замер, словно выскочивший на яркий свет лесной зверёк. Вопрос был явно с подвохом (отец точно знал ответ), но в чём этот подвох, Шентэл пока не понимал и лишь надеялся, что самая большая его тайна не раскрыта.

– В конюшнях Нормана, сэр, – тихо произнёс он.

– Хм-м-м… – отец поставил локти на стол и изобразил глубокую задумчивость. – А поговаривают, – начал он вкрадчиво, – что дерьмо за Нормановой скотиной чистит не мой малец. Тоже, как ни странно, Шентэл зовут. Но не Шилдс…

Мальчишка понял, в чём дело, отмер и едва сдержал вздох облегчения: до самого сокровенного отец пока не добрался. Осторожно подняв серые глаза, он встретился взглядом с отцовскими, желтовато-мутными. Он знал, как скоро приводит отца в бешенство такой вот взгляд. Знал, но всё равно посмотрел: зло, твёрдо, упрямо. Это было единственное средство от порабощающего страха: если хочешь с ним справиться, придётся шагнуть в самую его сердцевину. Липкие муравьишки побежали с внутренней стороны рук по его животу, груди, шее, и Шентэл едва удерживался, чтобы не вскочить с места и не отряхнуться. Но продолжал смотреть в наливающиеся яростью глаза отца. Они, в свою очередь, смотрели на мальчика с таким напряжением, что глазные яблоки покрылись сетью красных прожилок, словно стекло – трещинами.

– Чей ты, мразь поганая, сын?! – наконец взорвался Шилдс, резко схватил мальчишку за шиворот и выволок его на разделяющий их стол.

Зазвенел полетевший на пол стакан с водой, Шентэл угодил в тарелку, и теперь муравьи на животе копошились в скользкой капустной жиже, которая неприятно просачивалась сквозь ткань рубахи.

– Отвечай, паскудыш! – мужчина дёрнул мальчишку за шиворот вверх так, что тот взлетел над столом, – а потом с силой приложил его лицом о столешницу, прижал за шею, чтобы тот не смог вывернуться и перестал, наконец, барахтаться.

Парень почувствовал, как хрупнула тарелка, разломившись на несколько частей под его весом – так сильно отец давил сверху. Шилдс склонился над сыном, обдав его волной кислого перегара. Сквозь разноцветные вспышки перед глазами Шентэл увидел, как по ту сторону стола беззвучно заплакала мама, прижимая к губам край передника. «Только не перечь ему, Шентэл, только не перечь!» – читалось в её затравленном взгляде.

Но согласиться с отцом в такой момент означало бы полную капитуляцию не только перед ним, но и перед своим страхом. И тогда этот страх пожрёт его полностью, как плесень пожирает подмоченный хлеб. Нет уж, лучше сдохнуть Винтерсбладом, чем пресмыкаться Шилдсом!

– Я… Сын. Своей. Матери, – задыхаясь, едва слышно выдавил мальчик.

Он успел заметить лишь ужас, отразившийся на лице мамы, прежде чем отец с яростью отшвырнул его на пол.

– Не надо, прошу тебя! – слабо вступилась мать, но мужчина, не оборачиваясь, отмахнулся от жены, как от назойливой мошки:

– Заткнись, дрянь! Этот засранец живёт в моём доме, жрёт мою еду и брезгует моей фамилией! Это твоя породистая кровь в нём завоняла, аристократка чёртова! – он навис над скрючившимся на полу мальчишкой. – А ну-ка скажи, говнюк малолетний, как тебя зовут?

Парень лежал, поджав к животу тощие коленки. Нет уж, как бы сильно отец его ни избил, он не станет марать себя его фамилией! Он предпочтёт девичью фамилию матери, даже если её родня их знать не хочет из-за этого упыря.

Чтобы хоть чуть-чуть унять бившую его крупную дрожь, мальчишка изо всех сил сжал кулаки и упрямо посмотрел на Шилдса.

– Меня. Зовут. Винтерсблад! – сквозь сжатые зубы выдохнул он.

***

– Эй, парень! Эй!

Шентэл встрепенулся и не сразу понял, где находится. Видимо, задремал. Он сидел на полуразвалившихся ступеньках, ведущих в заросшую беседку в дальнем конце сотлистонского парка. Уже совсем стемнело, лишь на горизонте ещё светлела розовая полоска заката. Вдалеке, сквозь листву, пробивались оранжевые светлячки фонарей, подсвечивающих тротуары. Избитое тело привычно ныло, правую половину лица стягивала маска подсыхающей крови.

Шентэл не помнил, как вырвался от отца и как добрался сюда. Помнил лишь, как пытался закрыться от летящих в лицо кулаков, помнил грязную неразборчивую отцовскую брань и тихие причитания мамы. В общем, всё как всегда.

Мальчишка моргнул, прогоняя остатки дремоты. Перед ним стояла пара длинных ног, обутых в старые ботинки. Он поднял голову, пытаясь в сумерках различить черты обладателя обуви, но тот сам присел подле него на корточки.

– Эка тебя разукрасили! – удивился молодой человек, доставая из кармана платок.

Юноша был едва ли старше двадцати, с ухоженными руками, не знавшими тяжёлой работы, и тёмными, чуть вьющимися волосами.

– Позволишь помочь? – спросил он и, не дожидаясь ответа, принялся вытирать кровь с лица Шентэла. – Нос не сломан, это хорошо, – ободряюще улыбнулся молодой человек, аккуратно ощупав переносье парня, – но вот этот разрыв под глазом мне не нравится. Хорошо бы его зашить, иначе останется шрам. Я учусь в медакадемии. Могу тебе помочь. Только для этого ты должен пойти со мной, хорошо?

Мальчишка долго и безучастно смотрел на студента, и тот начал подозревать, что паренёк глухой либо просто не понимает его.

– Ты со всеми так разговариваешь? – наконец произнёс Шентэл. – Как с бездомными щенками?

Студент оторопел: не ожидал от избитого ребёнка столь холодного, едкого замечания, а потом добродушно рассмеялся:

– Не-е, парень! Только с теми, кто выглядит, как бездомный щенок! Меня, кстати, Арни зовут, – студент протянул руку, – и я правда могу тебя залатать.

Мальчишка пристально взглянул на нового знакомого, и у того мелькнула мысль, что у детей не может быть, не должно быть такого взгляда: внимательного, недоверчивого, с холодным циничным прищуром.

– Винтерсблад, – наконец представился он, пожимая протянутую руку.

***

Общежитие медицинской академии располагалось в старом массивном здании недалеко от центра Сотлистона.

– Ого! – присвистнул Шентэл, запрокинув голову разглядывая каменный фасад, украшенный рустовой кладкой по углам, карнизами и барельефами в виде звериных морд с разинутыми пастями.

– Что, слишком монструозно? – усмехнулся студент. – Его хотели снести и отстроить новое, поскромнее, как большинство домов Сотлистона. Без этих вот вычурностей.

Но мальчишка лишь слегка покачал головой:

– Оно очень… независимо. По сравнению с остальными. Оно – само по себе и не подчиняется общим правилам. Неудивительно, что его хотели уничтожить.

– Тебе нравится? – расхохотался студент. – Может, ты хотел бы здесь жить? Крутые лестницы с истёртыми ступенями, продуваемые всеми ветрами чердаки, гигантские отсыревшие подвалы со множеством закоулков, всё такое… Говорят, особо нежные натуры тут встречали привидений! Боишься привидений? У-у-у!!! – юноша вскинул над головой руки и пошевелил растопыренными пальцами, пытаясь развеселить слишком серьёзного мальчика.

Шентэл усмехнулся шутке уголком рта как-то снисходительно и по-взрослому, словно из вежливости. Эта усмешка заставила Арни почувствовать себя глупо, и он поспешил перевести разговор на другую тему.

– Моя комната в третьем этаже, милости прошу! – он распахнул перед гостем тяжёлую дверь парадного входа.