Арлекин - Гамильтон Лорел Кей. Страница 22
— Ну знаешь, это уже хамство! — Я попыталась возмутиться. На самом же деле я не врала, я просто замазывала правду. Ладно, замазывала густо, как орешки шоколадом, но все равно это не была совсем уж ложь.
— Твое слово? Твое честное слово? — сказал он очень серьезно. — Ты можешь мне дать слово, что звонишь Эдуарду не чтобы просить помощи против каких-то жутких монстров?
— Слушай, а тебе никогда не говорили, что ты несносный зануда?
— Мне шестнадцать, мне положено быть несносным занудой — во всяком случае, так мама говорит. Дай мне слово, что говоришь правду, и я тебе поверю. Дай мне слово, я поверю всему, что ты скажешь, повешу трубку, а ты вернешься к своей не беде.
— Питер, черт побери!
— Ты не можешь дать слово и сорвать? — В его голосе был вопрос, почти удивление, будто он не мог до конца поверить.
— Как правило — нет.
— Эдуард говорил, что не можешь, но я как-то не до конца ему поверил. А ты действительно не можешь.
— Не могу. Доволен?
— Да, — ответил он, хотя голос у него был не совсем довольным. — Скажи, что случилось? Зачем тебе помощь Эдуарда?
— Мне нужно говорить с Эдуардом, но я не скажу тебе ни зачем, ни о чем.
— Анита, я не младенец.
— Я знаю.
— Нет, не знаешь, видимо.
Я вздохнула:
— Я знаю, что не младенец, но ты еще не взрослый, Питер. Ты достаточно взрослый для своих шестнадцати лет, но кое-какие темные моменты жизни я бы предпочла держать от тебя подальше хотя бы до восемнадцати. Если Эдуард захочет потом тебе рассказать, это его дело.
— С тем же успехом можешь рассказать и ты, Анита. Если я спрошу, он мне расскажет.
Я только надеялась, что он ошибается, но опасалась, что он говорит правду.
— Если Эдуард захочет, чтобы ты знал, он тебе расскажет, Питер. Я тебе рассказывать не собираюсь, и этот вопрос дальше не обсуждается.
— Вот так плохо? — спросил он, и я услышала первую нотку тревоги.
Черт и еще раз черт. Просто не получается у меня взять верх в разговоре с ним. Их было у нас немного последнее время, но всегда он меня как-то загонял в угол.
— Питер, дай мне Эдуарда к телефону.
— Анита, я умею держаться в драке. Я могу помочь, Анита.
Блин, твою мать. Не победить мне в этом разговоре.
— Я вешаю трубку, Питер.
— Нет, Анита, не надо. Прости, я больше не буду! — Это уже был голос не взрослого циника, а паникующего мальчишки. К такой интонации больше подходил его голос до того, как сломался. — Не вешай трубку, я сейчас Теда позову!
Трубка так стукнулась об дерево, что я отодвинула телефон от уха. Питер тут же появился снова:
— Извини, уронил трубку. Я одеваюсь, иду к ним стучать. Уж если дело такое серьезное, что ты позвонила Эдуарду, то тебе и правда надо с ним говорить. Перестаю ребячиться и даю ему трубку.
Он слегка на меня сердился, но больше всего досадовал. Он хотел помочь, хотел быть взрослым, хотел драться по-настоящему… хрен его знает, что это значит. Чему учит его Эдуард? А надо ли мне это знать? Нет. А буду ли я спрашивать? Да, к сожалению. О Господи, вот только еще одной проблемы мне сейчас не хватало. Подумала я было соврать Эдуарду, сказать, что позвонила поболтать насчет очередного выпуска «Ежеквартального наемника», но уж если я Питеру не смогла соврать, то с Эдуардом мы тут вообще в разных весовых категориях.
10
Я села на край ванны, ожидая, чтобы Эдуард взял трубку. Разговор я решила провести без свидетелей, хотя сказала Жан-Клоду и Мике, кому буду звонить. Жан-Клод только и сказал: «Помощь лишней не будет». По этому одному замечанию можно было судить, что он встревожен. И чем яснее до меня этот факт доходил, тем тревожнее становилось мне.
В телефоне послышался шум, движение, кто-то взял трубку, и голос Эдуарда произнес:
— Питер, повесь вторую трубку. — Через секунду он уже сказал в телефон: — Анита, Питер сказал, что тебе нужна помощь. Помощь по моей линии.
Вот акцент у него совершенно неопределимый. Когда он говорит своим нормальным голосом. Но как по-южному тянет гласные «старина Тед»…
— Я не говорила, что мне нужна помощь.
— Зачем тогда ты звонишь?
— Разве не могу я позвонить просто потрепаться?
Он засмеялся, и смех показался мне почему-то знакомым. Потом я поняла, что это — эхо того смеха, которым смеялся Питер — или наоборот, то было эхо от смеха Эдуарда. Генетически у них ничего общего нет, так откуда же это? Наверное, подражание.
— Ты никогда бы не позвонила просто потрепаться, Анита. Не те у нас с тобой отношения. — Он снова засмеялся, повторяя вполголоса: «Просто потрепаться». Будто ему было так смешно, что и слов не найти.
— Твое снисходительное отношение мне не нужно, спасибо.
Я злилась, а права злиться у меня не было. Я позвонила ему, и на себя теперь злилась. Сильно уже жалела, что позвонила — по очень многим причинам.
— Что случилось? — спросил он, не обращая внимания на оскорбления.
Он слишком хорошо меня знал, чтобы реагировать на мелкую вспышку.
Открыла я рот, закрыла, потом сказала:
— Думаю, с чего начать.
— С опасности, — ответил он.
Вот это Эдуард. Не «с начала», а «с опасности».
— Я звоню с просьбой о помощи, но помощь у меня уже некоторая есть. Не ты, но и не кучка любителей.
Я говорила честно. Крысолюды почти все — отставные военные, отставные полицейские или завязавшие уголовники. И от некоторых гиенолаков — то же ощущение профессионализма. Есть у меня помощь, не надо было Эдуарду звонить.
— Говоришь так, будто пытаешься себя уболтать меня ни о чем не просить.
И в его голосе слышалось любопытство. Любопытство, но никак не тревога.
— Пытаюсь.
— Почему?
— Потому что к телефону подошел Питер.
Резкий вдох.
— Питер, повесь трубку, — сказал Эдуард.
— Если Анита в беде, я хочу знать, в чем дело.
— Повесь трубку, — повторил Эдуард. — И не заставляй меня говорить еще раз.
— Но…
— Без но.
Щелчок.
— Ну, — начала я.
— Подожди.
Я сидела и молчала, гадая, чего мы ждем. Наконец Эдуард сказал:
— Он отключился.
— Он часто слушает телефонные разговоры?
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю… — Он остановился и поправился: — Я думаю, что он этого не делает. Просто ты — особый случай. Он сейчас живет в бывшей комнате Донны. Я разрешил ему оставить у себя телефон, если будет себя хорошо вести. Так что я с ним поговорю.
— Если он в прежней комнате Донны, где же спите вы? То есть, это, конечно, не мое дело, — добавила я.
— Сделали в доме главную спальню.
— Ты переехал к ним?
— Типа того.
— И продал свой дом? — спросила я.
— Нет.
— Понятно. Бэтмен не продаст пещеру летучих мышей.
— Нечто в этом роде.
Но голос его, который вначале звучал более-менее дружелюбно, сейчас дружелюбным не был. Он был пустым; со мной говорил Эдуард периода до знакомства с Донной. Пусть он сейчас говорил о семейных радостях и воспитании подростков, но я не видала более хладнокровного убийцы. И эта его личность никуда не делась. Вряд ли укладывалась у меня в голове мысль, как он смотрит на Бекки, занимающуюся балетом, или сидит с другими родителями, ожидающими своих крошек в пачках.
— Умела бы я врать как следует, сейчас бы сочинила что-нибудь и повесила трубку.
— Почему? — спросил он тем же пустым голосом.
— Потому что, когда на звонок ответил Питер, до меня дошло, что развлечения и игры кончились. Если тебя убьют, они снова потеряют отца. И мне не хочется объяснять его потерю Питеру, Донне или Бекки.
— Особенно Питеру, — заметил он.
— Ага.
— Поскольку врать мне ты не умеешь, Анита, то просто расскажи.
Его голос стал чуть теплее, в нем слышалось чувство. Эдуард ко мне относился хорошо, мы были друзьями. Ему не хватало меня, когда меня не было, а мне — его, но всегда имелся маленький вопрос: что, если как-нибудь мы с ним окажемся по разные стороны одной проблемы, и придется нам в конце концов выяснить, кто же из нас сильнее? Я надеялась, что не настанет такой день, потому что теперь для меня здесь победы нет. Живыми мы будем или мертвыми, но для нас обоих это будет поражением.