Арлекин - Гамильтон Лорел Кей. Страница 32

— Мне кажется, ей больно, — сказала я.

— Соледад, тебе больно? — спросила Клодия, склоняясь к ней.

Она покачала головой.

— Скажи словами, — настаивала Клодия.

Но Соледад только мотала головой. Клодия помогла ей подняться, но Соледад не держали ноги — Клодии пришлось ее подхватить, чтобы та не упала. Римус подскочил с другой стороны и помог отвести ее к кровати.

— Что с ней случилось? — спросил он.

— Не могу сказать, — пожала плечами Клодия.

— Это не был тигр-оборотень. — К Соледад вернулся голос.

Я попыталась сесть, Мика мне помог. Ричард подошел с другой стороны, поддержал меня, помогая сесть между ними.

— Это была Марми Нуар, — сказала я.

— Кто? — переспросила Соледад.

— Мать Всей Тьмы, королева вампиров.

— Пахло оно тигром, а не вампиром, — возразила она.

— Тигры — среди ее подвластных зверей, — объяснила я.

Соледад покачала головой и на миг прислонилась к Клодии.

— Ладно, признаюсь. Не очень я себя хорошо чувствую.

— Почему она не вызвала ее зверя? — спросил Натэниел.

— Анита — не тигр-оборотень, и потому тигр не мог быть столь же реален, как остальные ее звери, — сказал Мика.

— То есть? — спросил Ричард.

— Мы не знали, приобретает Анита зверей, потому что перенесла нападение или же из-за вампирских сил у нее подвластные звери проявляются как виды ликантропии. Я думаю, мы теперь получили ответ. Тигр-оборотень на нее никогда не нападал, и у Химеры тоже не было облика тигра.

— Так зачем же пытаться вызвать тигра? — спросил Ричард. — Почему не вызвать одну из кошек, которая у Аниты уже есть?

— Не знаю, — ответил Мика.

У меня возникла мысль.

— Она достаточно глубоко влезала мне в голову, чтобы знать: я думаю, что тигра у меня поблизости нет. Она сказала, что хочет сделать меня своей, но если она меня не может получить, то…

— Она хотела, чтобы тигр разорвал тебя, — тихо сказал Ричард.

— Или же хотела превратить тебя в тигра издали, — предположила Соледад. — Вряд ли она знала, что произойдет. И вряд ли это ее интересовало. Сила, которая меня коснулась, не мыслила как тигр.

— А как она мыслила? — спросила я.

— Как серийный убийца, как мясник. Тигры охотятся только от голода. А эта тварь — от скуки.

— Ага, — сказала я, — это похоже на Мамашу Темную. Прости, что тебе пришлось ощутить ее вкус, Соледад.

Она слабо улыбнулась.

— Моя работа — принимать за тебя удары.

Но она была бледна и настолько близка к обмороку, насколько это вообще возможно для телохранителя.

— Пусть у Химеры не было тигра, — сказал Римус, — но в нем были гиена, змея, медведь — может, и еще что-нибудь. Почему Анита на них не реагирует?

Мика пожал плечами:

— Они на нее никогда не нападали. Похоже, сперва нужно, чтобы ей такой зверь пустил кровь.

Он погладил меня по голой спине, и это мне напомнило, что мы сидим голые, но почему-то все воспринимали это нормально, так что и я как-нибудь переживу.

Ричард, сидевший с другой стороны, придвинулся ко мне ближе, будто, раз Мика меня трогает, он тоже должен. Или он просто нервничал и так успокаивался. Но я все выискивала у него нехорошие мотивы. Даже не хотела сама, но он так часто делал мне больно и так глубоко ранил, что я искала в нем всегда негатив, а не позитив. Сейчас я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Ты нормально? — спросил Римус, но его глаза скользнули от меня вправо-влево, будто он знал, что именно у меня не так.

Я кивнула — и слишком резко. Все и без того болело, но сейчас боль полыхнула пламенем. Она утихнет, но черт меня побери, если я понимаю, как оборотни это терпят. Полностью перекинуться — это же должно быть еще больнее?

— Ты знаешь, почему ты реагируешь не на все животные облики Химеры? — спросил Римус.

— Жан-Клод считает, что для того, чтобы такой зверь восстал, необходимо, чтобы на меня воздействовал вампир, у которого этот зверь подвластный.

— То есть сочетание пережитых тобой нападений — и вампирских сил, — сказал он.

— Что-то вроде.

Ричард провел ладонью по моим плечам, попытался притянуть к себе, отодвигая от Мики. Я старалась не напрягаться, но у меня не получилось. Ричард остановился, оставив руку у меня на плечах, и движение, которое только что было так естественно, вдруг стало неуклюже. А в неловкие моменты, если я голая, мне хочется одеться.

— Тогда ты должна реагировать на нас, гиен, потому что мы — подвластные звери Ашера, а он на тебя воздействовал когда-то, Анита. Да так, что чуть тебя не убил.

Я попыталась не думать про Ашера, не вспоминать, что мы делали в последний раз, когда нам разрешили быть вместе только вдвоем. Его укус вызывает оргазм, а в сочетании с обычным сексом это такое наслаждение, за которое можно отдать жизнь. Чего я чуть не сделала.

Мика тронул меня за плечо.

— Анита, не надо.

Я вздрогнула, обернулась к нему, удивленная. Он был прав: я слишком сильно задумалась об Ашере. Одно только воспоминание могло вернуть и удвоить это удовольствие — в самые неподходящие моменты или самые неловкие. И потому мысли об Ашере, о водопаде его золотых волос я задвинула как можно дальше, насколько могла, но последнее время он никогда особо далеко не был, с той ночи, когда нас так захватила его способность дарить радость…

Мика схватил меня — сильно — и повернул лицом к себе.

— Анита, думай о чем-нибудь другом!

Я кивнула:

— Ты прав, ты прав.

— К тебе все возвращаются картины той ночи? — спросил Ричард.

Я кивнула.

Он снова тронул мою спину — осторожно, нежно — не пытаясь отодвинуть от Мики, а просто коснулся. С этим я готова мириться.

— Трудно конкурировать с тем, кто может вызвать у тебя оргазм одним только воспоминанием.

Я повернулась к нему — он отвел глаза, будто не знал, понравится ли мне выражение его лица. Я знала, что он ревнует к другим мужчинам. И вряд ли могла бы, наверное, поставить ему это в вину.

Он наклонил голову, и тяжелая волна волос упала вперед, скрывая его лицо — волосы не такие длинные, как у Ашера, но жест тот же. Ашер так скрывал шрамы, которые получил от инквизиции много веков назад при попытке выжечь из него дьявола святой водой. Ричард подражает этому жесту сознательно или случайно?

Тревис, лев, издал резкий вдох, и это отвлекло мое внимание от Ричарда. Мика отпустил меня, и я смогла погладить льва по мягкому пушистому боку — у Тревиса лев был цвета светлой соломы. Он перевернулся на живот и посмотрел на меня — его лицо стало идеальной львиной мордой, но взгляд был совсем не львиный. Он явно говорил, что там, внутри, все еще человек. Львы не глядят на тебя с таким отвращением.

— Мне жаль, что было так больно, — сказала я.

Он встряхнул головой так, что распушилась грива — сухая. Никогда этого не понимала: сам процесс превращения дико влажный, а результат на каждом конце почти сухой. Пол или кровать будут мокрые, народ вокруг забрызгается, а сам оборотень остается сухим. Я спрашивала знакомых ликантропов, как это получается — они тоже не знают.

— Я поведу Тревиса чего-нибудь поесть, — сказал Натэниел.

Он стоял, все еще голый и измазанный слизью, которая не попала на льва.

— Тебе нужно в душ, — сказал Мика.

— Схожу в один из общих.

Натэниел молча исключил себя из кандидатов на утреннее кормление — утренний секс. Тут до меня дошло, что я не питала ardeur с вечера — он не проснулся, а мы не стали специально его пробуждать.

Я обернулась к гробу Дамиана, но его заслоняла кровать.

— Черт, — тихо сказала я.

— Жан-Клод говорит, что ты можешь сейчас увеличить интервалы между кормлениями, — сказал Натэниел.

— Но сейчас-то мне надо.

Мой голос звучал разочарованно, и я не могла этого скрыть. Заниматься сексом, когда сама хочешь — одно дело, а быть вынужденной делать это, чтобы не умереть — совсем другое. Я не люблю, когда меня что-нибудь заставляют делать, даже то, что мне нравится.