Тривселенная - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 33

— Что потом? — сказал Аркадий. — Почему вы меня не убили, как его… как ее… как их?

— Кого? — удивился раввин. — Вы меня с кем-то путаете?

— Вот еще! — сказал Аркадий. — Вы раввин Чухновский. Виктор вас арестовал, вас и этого Подольского. По подозрению в соучастии в убийстве. Вы должны были сейчас…

— Ах, это, — сказал Чухновский. — Нет, вы просто не поняли…

— Чего я не понял? — со сдерживаемым бешенством сказал Аркадий. — Вы убили Подольского, а потом вы убили мою жену. И скорее всего, вы таким же способом убили Раскину. Вы решили избавиться и от меня, но это не получилось… не знаю почему.

— Вот именно, — вставил раввин, помогая Аркадию опуститься на тахту.

— Как вы попали в квартиру? — перебил Аркадий.

— В квартиру? Но… Мне дал ключ ваш начальник… как его… Хрусталев. Он сказал, что я вас здесь застану и должен буду рассказать все до его прихода. А сам он… э… как это у вас называется… Я не силен… Что-то вроде архивного управления. Ну, где информацию дают только при личном присутствии и только по разрешению вашего главного пахана… Самсонова, да.

— Информстасис, — пробормотал Аркадий, и Чухновский закивал головой.

Это была хорошая идея — забраться в стасис МУРа. Правда, там можно утонуть. И получить пшик, потому что дела, по которым в стасис поступала закрытая информация, не были в свое время раскрыты. Старые дела, в основном, прошлого еще века.

Кто пустит Виктора в стасис? Разрешения выдает генерал Самсонов, выдает только своим и только по делам, связанным с прежними мафиозными разборками — для киллеров, скажем. Что общего у этого дела…

— Не напрягайтесь, — посоветовал Чухновский. — Если учесть то, что с вами сейчас произошло…

— Зачем вы это сделали? — спросил Аркадий. — Мотив. Я не могу понять связи между Подольским и Аленой, и Раскиной…

— Он мечется, — с грустью сказал раввин. — Он не вполне освоился в этом мире, и он мечется, бедняга, я очень сожалею, что ваша жена… Поймите…

— Зачем вы это сделали? — повторил Аркадий. Голос немного окреп, теперь он не кричал, говорил вполсилы, и его было слышно. Рука, впрочем, была еще деревянной.

— Вы имеете в виду обряд? Генрих Натанович обратился ко мне…

— Я имею в виду убийства!

— Но ведь мы не могли предсказать, какими будут действия ангела!

Аркадий закрыл глаза. Раввин намерен морочить ему голову, но он сам сказал, что должен прийти Виктор, значит, лучше подождать. Молча лежать и собираться с силами.

Почему Виктор отпустил раввина? Он и Льва Подольского отпустил тоже? Ну, Льва он и задержал-то напрасно, Лев невиновен, хотя, не исключено, что контакты с раввином у него были. Но раввину-то зачем все это?

— Чем вам мешала моя жена? — спросил Аркадий, не раскрывая глаз.

— Ваша жена? — вздохнул Чухновский. — Я никогда не видел вашей жены. Послушайте, неужели вы до сих пор думаете, что я… э… каким-то лучом… Вы можете для начала понять простую вещь: я раввин, каббалист, еврей в конце концов. Вы полагаете, что я способен убить человека?

— А что, раввины, каббалисты, я уж не говорю о евреях, никогда никого не убивали?

— Евреи, — сказал Чухновский, — к сожалению, убивали достаточно. Раввины и, тем более, каббалисты — никогда. Послушайте, я одной вещи понять не могу, и это меня мучает, потому что… У него, конечно, свои соображения, но я думаю, что даже в действиях ангела должна быть доступная нашему разумению логика… Что он имел против вас? Только ли нежелание, чтобы вы разобрались… Это, конечно, тоже аргумент, но…

Чухновский говорил монотонным голосом, о чем-то сам себя спрашивал, сам себе пытался отвечать, слова его смыслом не обладали, и Аркадий слишком поздно понял, что смысла в них и не должно было быть: просто раввин хотел, чтобы Аркадий заснул, и пользовался простым, как стол, методом гипноза. Нужно было сопротивляться, а он не понял… Как тяжело… Сейчас лопнет череп. А мысли уже лопнули и растеклись… не собрать… Открыть глаза! Открыть…

Чернота.

Глава одиннадцатая

Разговаривали двое. Один голос был низким и казался вязким, неповоротливым, усыпляющим. Второй, очень знакомый, тем не менее не вызывал в памяти каких-либо ассоциаций, и оттого Аркадию казалось, что неузнанным остается вовсе не голос, а он сам, лежавший в неудобной позе на чем-то твердом и вцепившийся пальцами в воздух, потому что только воздух сейчас и был единственным свидетельством вещественности мира.

Он все еще жив, если слышит голоса. Не думает же он на самом деле, что это голоса ангелов? Голоса, будто какая-то линза сфокусировала их в сознании, стали более отчетливыми, хотя и продолжали оставаться неузнанными.

— Я не могу, поймите, — сказал знакомый голос, — не я веду это дело, тут юридические тонкости, я вам потом объясню. Он должен понять сам, если останется жив, конечно.

— А если он умрет… — раздумчиво проговорил низкий голос, который Аркадий тоже когда-то слышал в той еще жизни, которая закончилась, когда он погрузился в черную реку.

— Ну, если умрет, тогда, конечно, я вынужден буду продолжить расследование сам, хотя должен сказать: положение осложнится настолько, что я даже не представляю… Эй, вы что, хотите так и оставить?

— Нет, конечно. Но ведь я могу не больше вашего. Давайте вызовем «скорую».

— Нет, — резко сказал знакомый голос; будь Аркадий в состоянии складывать хотя бы один и один, он непременно узнал бы его, но сейчас сознание было похоже на растекшееся желе, его можно было резать, его можно было собрать ложкой, но ни к каким самостоятельным действиям оно не было способно. — Нет. Тогда все выйдет из-под нашего контроля, да он и сейчас уже довольно сомнителен. Если Самсонов проверит, чем я интересовался в стасисе…

— Что он в этом поймет?

— Ничего, в том-то и дело. И значит, решит, что я обнаружил улики, которые скрываю от муровского расследователя. Кончится тем, что я потеряю лицензию.

У Аркадия не раскрывались глаза, он очень старался, всю волю вложил в это усилие, поднимал сомкнутые веки, будто стокилограммовую штангу… нет. Оставив напрасные усилия, Аркадий неожиданно вспомнил, кому принадлежали голоса. Виктор и этот… раввин, как его… Чухновский.

Господи… Виктор, его начальник, можно сказать, почти друг, вполне серьезно обсуждал, нужно ли возвращать Аркадия к жизни. Аркадий мешал проводить расследование так, как хотелось Виктору. Чепуха. Виктор нарушил процессуальный кодекс, отпустив задержанных, и лицензию он потеряет именно поэтому, а вовсе не из-за того, что нашел в стасисе какую-то информацию.

Нужно открыть глаза. Ну давай, еще одно усилие…

Открыть удалось лишь правый глаз, да и то — не открыть даже, а сотворить узкую щелочку между веками, будто замочную скважину, сквозь которую не очень удобно было подглядывать, но что делать, если ничего другого пока не получалось?

Два склонившихся над Аркадием человека выглядели силуэтами, а вокруг головы Чухновского (его можно было узнать по бороде) светилось слабое, но вполне отчетливое сияние.

— Хорошо, — сказал Виктор. — Он реагирует на свет, видите? Думаю, все обойдется.

— Очень надеюсь, — сказал раввин с беспокойством в голосе. — Иного исхода я бы себе не простил.

— И что бы вы сделали? — с очевидной насмешкой в голосе спросил Виктор. — Покончили с собой? Как? С помощью того же обряда?

— Пожалуйста, — попросил Чухновский, и голос его показался Аркадию каким-то детским, так малыши просят мать о прощении, разбив старую, никому не нужную, но очень ценную, как реликвия, хрустальную вазу.

Аркадий попробовал пошевелить пальцами, и на этот раз ему удалось даже двинуть кистью руки. Он широко раскрыл глаза — неожиданно для себя — и увидел над головой потолок, ровно светившийся мягким зеленым светом. Аркадий повернул голову, и лишь тогда Виктор обратил на него внимание.

— Ну вот, — сказал он удовлетворенно, — обошлось без «скорой». Как ты себя чувствуешь, герой?

— Отв… — сказал Аркадий. Язык будто намазали клеем и прилепили к зубам. Он сделал усилие и закончил слово: — …ратительно.