Охота на ясновидца - Королев Анатолий Васильевич. Страница 13

Как видите, больше всего я презираю пресность.

Он говорил по-французски. Но с русским акцентом. Я напряглась.

— He люблю когда со мной знакомятся в кабаках.

— Я не знакомлюсь, я спасаю вас, Элиза, — это было уже сказано по-русски.

— Вы ошиблись! — я вскочила из-за столика.

— Сядьте, — он властно вернул меня на место, — не привлекайте лишнего внимания. Видите вон ту парочку? Да не вертите так головой. Сделайте вид, что ищете официанта. Слева…

Черт возьми! Там, в углу сидела та самая моложавая незнакомка с лицом тетушки, а рядом чернел африканец в леопардовой шапочке, в диких зеркальных очках для пляжа.

— Я подслушал их разговор. Они говорили о вас. Черный вертел вашу фотокарточку в клоунском гриме. Он вроде сомневался. А дама напирала: это она, она, Элайза! Тогда негритос пошутил: за труп по ошибке — не заплатят ни цента… Вам угрожает опасность.

— Но почему? — я была в такой панике, что доверилась первому встречному.

— Не бойтесь, Элиза. Теперь у вас есть я.

Три года я была клоунессой Катей Куку и отвыкла от своего имени настолько, что оно вызывало ужас.

— Кто вы? И почему я должна доверять вам?

— Я, — он рассмеялся смехом сильного человека, — Я — Синяя Борода, убиваю всех своих жен.

Он держал себя так, словно знал о моей фее — книжечке Перро.

— Мне сейчас не до шуток.

— Простите. Предлагаю перейти от обороны к наступлению.

— В каком смысле

— Эта пара живет в том же отеле, что и я — «Европа». Это здесь рядом. Г0 минут. Предлагаю заглянуть к ним в номер и узнать, кто они и чего от вас хотят.

Марс стал злым гением моей жизни.

Он был так убедителен, а я так нуждалась в защите. Словом, ухватилась за него, как утопающий за соломинку, дура.

Мы вышли из клуба. Часы показывали первый час ночи. Я была на роликовых коньках… катиться по паркету, каким выложена вся Вацлавская площадь — одно удовольствие, но в тот час я была в полном смятении: красавец-зверь бежал рядом легкой рысцой и мне нравилась его свобода от условностей. Редкие прохожие косились на нас не без удивления. Все чехи — картоши. А мы были экзотическими фруктами. От моего рыцаря — ого, как я быстро клюнула на его опасный шарм! — пахло потом, железом, лосьоном и порохом. Я чувствовала, что он вооружен. А у мужчины должно быть оружие, и всегда при себе.

Странно. Я была знакома с ним всего полчаса. Не знала даже имени, однако прониклась к нему безграничным доверием, доверием жертвы. И тут же открыла в себе неизвестную черту — доверие меня возбуждало.

— Они живут вместе? — сорвалось с языка.

— Нет. Но их номера рядом.

Перед отелем я сняла ролики и шла босиком. Гладкие плиты приятно холодили подошвы ног. Швейцар у входа в отель был нем, как рыба — мой спутник внушил ему раболепие. Я же втайне рассчитывала на скандальчик: мадемуазель, босиком нельзя! Мне хотелось понаблюдать, как выкрутится мой оруженосец; словом, я влюблялась буквально на глазах. И с радостью понимала это. Даже страх прошел.

Мы поднялись на третий этаж. Отель был из самых шикарных — роскошь палила в глаза из всех углов. Он легко проник в чужой номер — только сверкнуло что-то в руках.

— Вы вор?

— Да нет же. Я — Синяя.борода. У меня ключи от всех дверей мира, — и включил свет.

Я обомлела: на круглом столике у дивана стояла моя заветная драгоценная сумочка! Сумочка покойницы Фе-лицаты из крокодиловой кожи.

Я чуть не вскрикнула.

— В чем дело, Элиза?

— Это моя сумочка! — я открыла позолоченную защелку, — все на месте: мой револьвер, моя книжечка сказок, мешочек из парчи с духами, заветное зеркальцо… только подкладка была вспорота и оттуда торчал уголок неизвестного письма!

— Ого! — блеск револьвера его ослепил, он понимал толк в оружии, — эта собачка умеет кусаться.

— Они сперли ее, гады! — я захлопнула сумочку и прижала к груди. Мои ролики висели на плече.

— Откуда?

— Это секрет.

Я прятала ее в коробке из под обуви, которую среди других коробок и прочего хлама держала в кладовке нашей квартиры на Градчанах, которую снимала наша маленькая труппа. Там у меня была отдельная комната.

— Во всяком случае туда, где она была, не стоит возвращаться, — он склонился над телевизором и включил видеоплеер с кассетой: по экрану промчались световые волны и вдруг появилось мое лицо… я на Старой площади выхожу из кафе… я в гриме выступаю перед публикой, иду по проволоке… одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что слежка велась уже больше месяца и я ничего не заподозрила!., а это что?., я моюсь в душе квартирки на Градчанах! там было тесно как в пенале, локти елозили по стенкам и все же какой-то паразит сумел снять меня во всех смачных подробностях…

Я кинулась к видеоплееру и давнула на «стоп».

— На самом интересном месте, — он издал вздох разочарования.

— Имейте в виду, я девственница!

— Предают только свои. Это сделал кто-то из ваших дружков.

— Глупости! — но я сразу поверила Марсу.

Снова и снова я убеждаюсь в том, что никому нельзя доверять. В этом собачьем мире друзей нет!

Но почему же я поверила Марсу? Очень просто — я влюбилась, потеряла голову и была жестоко наказана.

Между тем, он многозначительно вертел передо мной детскую куклу, только тут я обратила внимание, что в номере разбросаны детские игрушки: еще одна кукла сидела в кресле, на подоконнике стоял кукольный домик. Носком ботинка мой спутник выкатил из под кресла яркий резиновый шарик красного цвета. Берегись!

Тсс, тихо… он осторожно открыл дверь в ванную комнату и поманил меня пальцем. Я не хотела туда идти, не хотела смотреть туда, куда устремился его взор… но уже не могла устоять перед шармом марсовой властности. Боже мой! Я сразу узнала ее: в ванной, полной до краев воды, полуутонув, на спине спала девочка в розовых трусиках. Это была русская девочка Верочка Веревкина, моя подружка по интернату для сирот! Моя любимая подружка-лунатик. Наши койки стояли рядом в огромном холодном дортуаре. Прошло столько лет, но она почти не изменилась! Ей было все те же девять-десять лет! В страхе я принялась себя убеждать в том, что ошиблась — это не она. Такого не может быть. Но это была она. Мы так дружили тогда. Сколько раз прятались вместе под одеялом от холода зимы, злобы луны и ненависти взрослых. Я узнавала эти жидкие светлые волосы, прикушенные губы, веснушки на носу и руках. Она чуть-чуть выросла — на полгода, на год — но я то знала, сколько ей лет на самом деле.

— Я знаю ее! — мой голос выдал мой страх, — Ей должно быть сейчас как и мне — 20 лет. Но она перестала расти!

При звуке моего голоса ее плотно сжатые белесые реснички стали мелко-мелко подрагивать.

— Она просыпается, — я постыдно вцепилась в мужскую руку.

Он успокоил шутливым объятием: да кто она, черт возьми? Почему не тонет в воде?

— Она лунатик. Мы спали рядом в детдоме в России. Десять лет назад.

— Вот оно что! — Марс задумался. — Это она нашла тебя…

Тогда я не поняла, что он имеет в виду.

Верочка, не разжимая глаз, ухватилась ручками за кафельные бортики ванной, веки ее полуоткрылись. Там-как то страшно и вязко светились белки закатанных глаз. Вдруг она погрузила лицо в воду — на миг всего — и… пустила в потолок стремительную тонкую струйку воды из свернутых губ.

Марс изменился в лице.

— Пора сматываться, — он испугался за мои нервы, — они вот вот вернутся. А ее надо убить.

Он вытащил пистолет.

— Ты спятил? Она же ребенок! — я вцепилась в его руку.

— Ребенок! Ты сама говоришь — ей двадцать лет!

— Или я или она!

— Ты! Конечно ты! — он спрятал оружие и вытер воду с лица. Струей воды его окатило с головы до ног. А вот на меня не попало ни капли.

Зато, когда мы поспешили к двери в коридор, я зацепила ногой напольную вазу и та разлетелась вдребезги.

— Бить посуду к счастью, — Марс удержал меня от падения.

Мы спустились на лифте к стойке ночного портье, и Марс вызвал такси.