Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий. Страница 36
Верно. Мне вспомнились люди из собственного видения, их странности. Как же я враз не понял тогда. Держать себя из них не мог никто, особо резало глаза движения людей в форме. Но если их никогда не пороли… не в том ли дело? Как же тогда они добились столь солидного развития техники?
— Да ведь это сон. — пояснил Стёпа, и я понял, что проговорил последние мысли вслух. — Просто сон. Мечта об идеальном мире.
На это я промолчал. Идеальный мир представлялся мне как-то иначе. Конечно, нельзя сравнить мои две удивительные ночи с опытом Степана, который (если ему верить) гулял в подобном мираже годами, но сомневаюсь, чтобы в идеальном мире могли происходить войны подобные тем о которых там слышал. Не говоря о прочих зверствах. Однако, нельзя не признать, что люди из сна и впрямь выглядели куда вольнее привычного. Не поротые?
Некоторое время я продолжал предавать анализу все эти Степины былины, но постепенно они уступали место загнанной мысли о том «кто». Неприятное вытесняло приятное. Чувствуя как постепенно благодушие уходит и разгорается уголек ярости, я понял, что все меры успокоения могут только ослаблять гнев, но не лечить его.
— Что же ты не добил, — шепнул я в темноту, — мог ведь. И не говори, что растерялся. Не поверю. Тебе — не поверю.
В ответ раздался тихий скрип, отчего все моё тело вздрогнуло. Скосив сглаза на звук, я на какое-то мгновенье испытал подлинный ужас. За окном находился человек, некая тёмная фигура, старающаяся отворить окно. Некто проник во двор, забрался на второй этаж и собирался проникнуть в дом, в мою комнату.
Сердце застучало так громко, как я не помнил со времен лицейских приключений. Одновременно пришло чувство странной готовности к чему угодно. Протянув руку к изголовью я нащупал трость и спрятал её под одеяло.
Окно, тем временем, поддалось воздействию извне и отворилось. Фигура скользнула внутрь. Затем закрыла окно и присела. Опытный, подумал я, смелый. Дурак бы выжидал да прислушивался, не заметил ли кто его, теряя время и усложняя задачу. Трус не закрыл бы окно, опасаясь перекрыть путь к отступлению.
Фигура придвинулась к кровати. Мягко, бесшумно. А ведь пол здесь старый, скрипучий.
Интересное дело — я знал, что тело моё нездорово, ослаблено и непослушно. Шансов одолеть убийцу (в том, что меня почтил визитом именно убийца, сомнений не было) не проглядывалось. Но дух мой вдруг окреп как никогда. Не боялся я дуэлей, не боялся разбойников. Только зайцы пугали порой. В этот момент, клянусь, я не испугался бы и их, наплевав на суеверие. Странная готовность ко всему подарила непробиваемое спокойствие. Кричать и звать на помошь? Да, толк выйдет. Пока толпа дворовых сонных мух ввалится сюда, злодея и след простынет. Да и к лицу ли кричать? Глупость, конечно, всякое в жизни случается, но вот сейчас? Куры, когда к ним наведается лисица, должно быть очень громко кудахчут и хлопают крыльями, призывая собак и хозяев, да толку? Да и не курица я.
Фигура, тем временем, молча стояла у кровати. Я сжимал трость под одеялом и делал вид, что сплю. Пауза затягивалась.
— Чего ждёшь? — шёпотом спросил я визитера спустя несколько минут. Тот даже не вздрогнул.
— Не могу. — так же шёпотом прозвучал ответ.
— Тогда уходи. Сможешь в другой раз.
— А ты чего не кричишь?
— Зачем? Все спят.
— Тоже верно.
Фигура придвинулась к столику с лекарствами и микстурами, которые никогда не используются, но непременно выставляются на всякий случай, что-то там сделала и бесшумно последовала к окну.
— Оставить окно открытым? — прошептал голос. — Здесь очень спертый воздух.
— Нет, закрой, — возразил я, — ещё простуды мне нехватало.
Фигура молча вылезла в окно, развернулась, вероятно на приставленной лестнице, затворила окно и исчезла.
— Мы приглашены. — Натали испытующе смотрела на меня своим светлым лучистым взглядом, в котором без труда можно было прочесть страстное желание принять приглашение, и, одновременно готовность отказаться.
— Маскарад? Сейчас? В это время? — задумчиво вертел я трость в руках, лёжа в кровати.
— Через две недели.
— Все равно это очень мало… Нет-нет, я буду в порядке, не волнуйся. О другом. Две недели для подготовки маскарада мало. Тем более сейчас, когда большинство модисток уехало.
— Маскарад, маскарад! — Натали весело пританцовывала.
— По эпохе Павла Первого. С чего это вдруг? Что задумал государь?
— Маскарад, маскарад!
— Вот так, внезапно, по времени собственного отца…
— Нужно платье!
— Безусловно. Это к Степану. Надо сообщить и этот пройдоха достанет тебе целый гардероб, как он обычно делает, думая, что я не замечаю. Но какое именно? Кем мы будем?
Натали задумалась. Для неё времена Павла Петровича были как для меня времена фараонов. Чем-то далёким, легендарным.
— С другой стороны, какая разница? — вздумалось мне побурчать. — Главное ведь в маскараде что?
— Что? — очаровательно зазлопала глазами благоверная.
— Главное — не узнать государя. Он это не любит и всегда весьма агрессивен к разоблачившим его инкогнито без спросу. Впрочем, это очень легко.
— Не узнать государя?
— Да, любовь моя. Тебе ли не знать, ты ведь была на многих маскарадах и балах.
— Но я всегда узнавала государя.
— Конечно. Во-первых, он выше всех прочих на голову или половину головы, во-вторых, он часто не носит никаких масок вовсе. Потому я и говорю, душа моя, что не узнать государя весьма просто.
— Ааа…
— Сложность в другом, милая Таша. Как нам узнать друг друга и вообще хоть кого-то?
— Что ты имеешь в виду?
— В приглашении чётко указано: мужчинам быть одетым по-военному. Ты когда-нибудь воображала меня в военном мундире?
— Конечно. Много раз.
— Как⁈ — воскликнул я. Таша умеет удивить, на то и женщина, конечно, но…
— Тебе бы замечательно подошла гусарская форма. Только усов нет. Но их можно нарисовать. — безмятежная мечтательность моей супруги вызывала иногда не только восхищение, но и отторопь. Сейчас она перестала кружиться и заинтересованно уставилась своими глазами-омутами.
— Да какой из меня гусар, Таша, опомнись? — я с трудом сдерживал смех.
— Самый лучший. И Алекс, разве ты не рассказывал, что мечтал стать гусаром?
— То мечты, и когда это было?
— Сейчас есть шанс на их осуществление. — возразила упрямица. — Не верю, что мой муж упустит такой случай.
— Допустим. Но известно ли тебе, как именно выглядели гусары, и вообще военные Павла Петровича?
— Нет, а что? Как они выглядели?
— Можешь представить меня блондином?
— Как⁈
— Ну, не то чтобы блондином… я не вполне верно выразился. Однако доложу тебе, что в то время все офицеры носили накрахмаленные парики. Значит, придётся и мне. Пудриться, напомаживаться, и парик с косой. И волосы под ним зачесывать назад. Да, ведь их еще стричь под гребенку.
— Твои кудри! — Натали прикрыла рукой рот от ужаса.
— Вот и думаю — признает ли меня собственная жена в таком виде?
— Признает, Алекс, но что же делать с причёской? И неужели так будут выглядеть все⁈
— Маскарад в Аничковом — не шутки, — как можно серьёзнее ответил я, — придётся исполнять пожелание императора.
Глава 18
Кавалергард. Часть первая.
Российские императоры традиционно недолюбливали Москву. Этот город было сложно перестроить, ни в прямом, ни в переносном смысле, уж сколько усилий не прилагалось. Даже пожар Наполеона не смог поделать почти ничего — не успели в столице толком подумать как воспользоваться оказией и внести благопристойные изменения в планировку, как Москва уже оказалась отстроенной приблизительно в том же виде, что и пребывала ранее. Подобный факт «непослушания» раздражал самодержцев.
Ещё более раздражала московская вольница, опасное наличие которой проглядывалось сквозь внешнее благодушие, нарочитую нерасторопность и показную лень. У московских дворян прибывающих в столицу не было должного пиетета как перед самим городом на Неве, так и перед его обитателями. У провинциальных дворян он был, но Москва по каким-то ей одной ведомым причинам не воспринимала себя провинцией.