Отдельный 31-й пехотный (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 29

— Потому что я так сказал — говорю я и глаза у Мещерской слегка округляются, она натягивает поводья, останавливая свою гнедую.

— Ты — моя женщина — добавляю я, останавливаясь в свою очередь: — и до тех пор, пока ты считаешь себя ею — ты поддерживаешь меня и доверяешь мне. Какое решение бы я не принял и каким бы идиотским оно тебе не казалось. Это твоя главная функция, женщина — верить в меня. А все остальное я сделаю сам.

— Уваров!

— И прекрати уже меня по фамилии называть. Вот посмотри на них — я веду рукой в сторону сестричек из рода Цин: — взгляни. Я их едва знаю, но они — верят в меня. Верят истово. А ты… я не знаю, что за причина у русских женщин своих мужчин принижать, но ты эту привычку не перенимай. Ты — замужем, за мной. За плечом. Ты — поддерживаешь и веришь, а я — защищаю и обеспечиваю. Кто бы там не ополчился на тебя, хоть вся королевская конница, вся королевская рать…

— Володя…

— У тебя очень простой выбор, Машенька. Ты можешь плюнуть на меня слюной, как плевали до эпохи исторического материализма и удалится на все четыре стороны, удерживать не буду. Но если ты выбираешь быть моей женщиной, то должна соответствовать требованиям, предъявляемым к таковым.

— У тебя есть требования кроме сисек и задницы?

— Да. Доверие — одно из главных. И еще — решения мы принимаем совместно, но последнее слово всегда за мной. На том простом основании, что я мужчина.

— Ты шовинист.

— О, еще какой. А какой я в постели…

— Я помню… — она отъехала немного в сторону. Замолчала. С другой стороны, ко мне подъехала близняшка, ее щеки раскраснелись от мороза, вместо сломанных секир — на боку кривая чжурская сабля, она и на ней летать умеет, я видел, но как-то неуверенно, что ли.

— Тигрица считает, что она слишком большой человек для тебя, мой муж — насмешливо прозвучал голос Лан из рода Цин, когда она поравнялась с нами: — она не хочет быть женой Неуязвимого Отшельника, она хочет оставаться Тигрицей. Малия-Дарэн! Большой Человек!

— Тц! Помолчи, мелкая! — цыкает полковник: — тебя не спросили! Что ты можешь знать о браке, девка распутная?

— Я-то уж знаю в чем состоит долг женщины — прищуривается в ответ Лан, ее темные глаза вспыхивают огнем: — я знаю свой долг! А знаешь ли ты? Ты позволяешь себе указывать своему супругу, спорить с ним и даже относиться пренебрежительно! Неужели ты не видишь, что он просто терпит тебя, как капризного ребенка? Отшельник давно мог бы тебе твою бестолковую голову открутить, если бы хотел. Он тебя терпит, а ты самонадеянно считаешь себя значимой и большой. Дура ты, Тигрица, хоть и сильная.

— Что? Володя, угомони свою Магдалену, а то я ей сейчас пропишу, мало не покажется… думаешь ты выросла достаточно, чтобы сладить со мной?

— О, господи, да помолчите уже! — рявкаю я и все затихают. И когда поездка в лес в поисках неведомого Свежевателя превратилась в филиал женского клуба по интересам? Определенно хватит мне девушек вокруг, очень не хватает мужского общества фон Келлера, который сейчас бы сочувственно по плечу бы похлопал и ус подкрутил, дескать селя ви она такова, какова и больше никакова, а давай-ка выпьем водочки. И фляжку из-за пазухи вытащил бы. Интересно, а у кого-нибудь в составе нашей экспедиции есть такая волшебная фляжечка за пазухой? Надо бы спросить… потом.

— У меня сейчас голова от вас лопнет — говорю я: — все разговоры и выяснения отношения дома. Ира, а ты не думай, что с поезда спрыгнула, если не найдем Свежевателя — будем думать, что делать с тобой. Ты у меня на карандаше, товарищ Берн, так что оправдывайте высокое доверие партии и правительства.

— Найдем — уверенно говорит она, гарцуя на своей вороной кобыле: — с последними запретами девушки в лес вот уже который месяц не ходят, а тут — целых семеро! И довольно далеко уже заехали… еще немного и можно будет лагерь разбить. Уж против ночевки в лесу он не устоит, в город ему ходу нет, значит уже сейчас рядом кружит. И вон… Аяна уже битый час как головой крутит… Эй, следопыт! Что скажешь?

— Следов нет. — отвечает девушка с обожжённым лицом: — ни зверей, ни человека. Ни конных ни пеших. Птицы и все. Правда… странно это…

— Что странно? — интересуется Мещерская, подъезжая ближе к ней. Следопыт спешивается и внимательно оглядывает сосну. Я не вижу ничего особенного, сосна как сосна.

— Странно. Я не узнаю, что это за птицы. Наверное, очень большие… хотя странно. Такие когти… — она проводит ладонью по стволу дерева: — глубокие порезы. Сильное… и острые когти. Тяжелый, но на земле следов нет. А еще — слышите? — она поднимает вверх палец, и все замолкают. Мы молча смотрим на нее.

— Нет звуков. Нет зверей. Нет птиц. Это странно. — говорит она: — птицы зверей не боятся. Иной раз лис затравливают… а тут тишина. Странно.

— Здесь могут водится тигры — многозначительно говорю я. На меня смотрят как на идиота, конечно, могут. Местные тигры куда как крупнее индийских.

— Тигры по деревьям не ходят. И летать не умеют. — терпеливо объясняет мне Аяна: — а тут… сбоку, словно птица уселась на ствол дерева, но крупная такая птица.

— А дай поглядеть. — я спрыгиваю с лошади и приближаюсь к дереву. Смотрю на следы, ясно оставленные чем-то острым. Они напоминают мне… что-то напоминают. Но что? Длинные следы пореза, поперек ствола, кора немного содрана вниз, словно бы кто-то опирался на свои длинные когти…

— Хм. Мне это кажется знакомым — говорю я, прикладывая ладонь к порезам на стволе дерева. Знакомым, да. Такие следы оставляют монтажные когти под весом человека на них. Но не это сейчас приковывает мое внимание. Моя ладонь рядом с порезами. Она словно пособие по анатомии, я вижу каждую жилку на ней, каждую вену, каждое сухожилие, сверху на гладкой поверхности соединительной ткани выступает бисеринками кровь… кровь выступает и на мышцах предплечья, блестящая поверхность покрывается алыми капельками…

Интересно, думаю я, почему мне не больно и сколько же времени я смогу протянуть без кожи?

Глава 15

Мир становится желтовато-бледным вокруг, боль ошеломляет, наваливается резко и сразу. Стискиваю зубы, сейчас как никогда важно оставаться в сознании. Анализ! Мозг борется с невероятным количеством нервных импульсов, которые возвращаются от пораженных участков тела с одной только информацией — боль! Боль! Боль!

Усилием воли генерирую волну встречных нервных импульсов, техника, которой обучают в Академии уже на втором курсе — «Встречный пал». Техника довольно проста сама по себе, сложность заключается только в условиях ее применения и постоянной наработке импульсов до автоматизма. Боль — резко снижает когнитивные способности организма, подавляя активную мозговую деятельность, сужает поле зрения до туннельного, стресс, вызванный болью — выбрасывает в организм такие количества гормонов, что человек перестает адекватно воспринимать реальность, а в состоянии болевого шока любая разумная деятельность практически невозможна… и в этой ситуации применить простую технику встречных нейроимпульсов очень и очень нелегко.

Это как вдеть нитку в иголку, ничего сложного, верно? Требуется только немного времени и терпения… но если сперва хорошо так врезать поддых и в челюсть — то такое простое задание сразу же станет невероятно сложным. Руки трясутся, дыхание сбито, голова кружится, чертовы иголка с ниткой двоятся в глазах… так и я сейчас, стараюсь остаться в сознании, формируя нейроимпульсы, стараюсь выровнять общий фон и настроить встречные потоки так, чтобы они прекратили разрушать кору головного мозга… ментальный якорь картины, закрепленный за этой техникой — когда навстречу лесному пожару боли — запускается встречный огонь, импульсы гасят друг друга… не полностью, но гасят болевой шок, мне все равно больно, но уже не так как прежде, я могу шевелится, я могу думать!

Я рычу, выдавливая из себя остатки шока и страха. Страха — двигаться, этот страх глубоко внутри, когда человек сломал руку или ногу — его нервная система блокирует пострадавшую конечность, спазмирует мышцы, чтобы не допустить дальнейших повреждений, так и сейчас — я просто боюсь пошевелится, организм полагает что с движением, с малейшим поворотом тела или головы — боль вернется, ведь на мне сейчас нет и лоскутка кожи, каждое движение — это боль, стой и не шевелись!