Сказка - Кинг Стивен. Страница 100

Знал ли я тогда, что означает «игровое время»? Да, знал. Понимал ли я, что такое «Честные игры»? Скорее нет. В камерах нам приходилось только есть, спать и разговаривать. Я был осторожен с вопросами, желая сохранить видимость того, что я из религиозной общины Уллума, и гораздо больше слушал, чем говорил. Но меня все равно поразил этот уходящий вверх коридор, который выглядел — почти — как часть современного спортивного комплекса в одном из тех многочисленных кампусов, где спорт считается важным делом. Лилимар превратился в развалины — черт возьми, как и весь Эмпис, — но этот коридор выглядел впечатляюще, и мне показалось, что он ведет к чему-то еще более грандиозному. В этом я не ошибся.

Мы проходили мимо дверей, над каждой из которых висела газовая лампа под колпаком. На первых трех дверях были таблички «ПЕРСОНАЛ». На следующей — «ОБОРУДОВАНИЕ». На пятой — «АДМИНИСТРАЦИЯ». Минуя их (настоящий Чарли в хвосте) [215], я взглянул на табличку «АДМИНИСТРАЦИЯ» краем глаза, и она превратилась в такое же переплетение рунических символов, какое было на водительском удостоверении Полли, когда Келлин показал мне его. Я повернул голову, оглянувшись ровно настолько, чтобы увидеть, как это случится снова, и тут мне на плечо опустилась гибкая палка. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы остудить любопытство.

— Топай, детка.

Впереди коридор заканчивался всплеском яркого света. Вслед за остальными я вышел на игровое поле — и какое это было поле! Я озирался по сторонам, как та самая деревенщина из Уллума, которой я притворялся. Я пережил много потрясений с тех пор, как вышел из туннеля между моим миром и Эмписом, но никогда до этого момента мысль, что я, должно быть, сплю, не приходила мне в голову.

Огромные газовые лампы на похожих на подносы подставках, которые я уже видел снаружи, обрамляли чашу стадиона, какой могла бы гордиться бейсбольная команда «Тройного А» [216]. Они выстреливали в небо яркие потоки бело-голубого огня, которые отражались от всегдашних низких облаков.

Небо. Мы были снаружи.

И там была ночь, хотя для нас день только начинался. Это имело смысл, если наши скелетообразные тюремщики не выносили дневного света, но все равно было странно осознавать, что мои обычные ритмы бодрствования и сна перевернулись с ног на голову.

Мы пересекли грунтовую дорогу и ступили на зеленую траву поверх упругого дерна. Я был на многих игровых полях — бейсбольных и футбольных, — напоминающих это, но никогда не видел такого идеально круглого. В какую игру здесь играли? Невозможно было сказать точно, но, должно быть, она была потрясающе популярной, потому что дорожки, ведущие внутрь, и бесконечные ряды сидений, окружающие поле и поднимающиеся к закругленному краю стадиона, означали, что эта игра, какой бы она ни была, привлекала многие тысячи поклонников.

Я увидел три зеленых шпиля, уходящих в облака впереди. Справа и слева от меня возвышались каменные башенки. На парапетах между ними стояли ночные солдаты в своих горящих голубых аурах и смотрели на нас сверху вниз. Я мог видеть только верхний изгиб стадиона, когда шел к солнечным часам, потому что они находились в углублении в задней части дворцовой территории.

Где-то — вероятно, у основания этих трех шпилей из зеленого стекла, — находились тронный зал и королевские апартаменты. Как и магазины вдоль широкой Галлиеновской улицы, они предназначались для высшего света. А это место, как мне казалось, было важно для простых людей, и я ясно представлял, как они в дни игр поднимались сюда по ярко раскрашенным дорожкам площади-карусели, приходя из Прибрежья и Деска, может быть, даже из Уллума и с Зеленых островов, неся корзины с едой, распевая гимн своей команды или скандируя ее название…

Гибкая палка вновь опустилась на мою руку, на этот раз сильнее. Обернувшись, я увидел ухмыляющийся череп под хмурой полупрозрачной оболочкой лица.

— Хватит таращиться по сторонам, как идиот! Пора топать, детка! Пора шевелить ногами!

Йота первым выбежал на кольцевую дорожку, граничащую с круглым ядовито-зеленым полем. Остальные последовали за ним по двое и по трое. Хейми бежал последним, в чем не было ничего удивительного. Над тем, что, как я предполагал, было передней частью поля, возвышалось что-то вроде роскошного гостиничного номера под открытым небом — для завершения картины не хватало только хрустальной люстры. Мягкие кресла, похожие на те, что стояли впереди на «Поле гарантированной ставки» [217], располагались по бокам того, что, очевидно, было почетным местом. Оно выглядело не таким большим, как трон Ханы, с которого она охраняла задний вход во дворец (конечно, когда не ела и не спала), но сиденье его было очень широким, а подлокотники выдвинуты наружу, как будто тот, кто имел привилегию сидеть там, был наевшимся стероидов качком. Это место пустело, но в мягких креслах вокруг сидело с полдюжины человек, наблюдая, как мы пробегаем мимо них. Это были целые люди, одетые в добротную одежду — то есть не в те лохмотья, какие были на всех нас. Среди них я увидел женщину с лицом, мертвенно-бледным от избытка макияжа. На ней было длинное платье с гофрированным воротником, на пальцах и заколках для волос сверкали драгоценные камни. Все сидевшие на трибуне пили из высоких бокалов то, что могло быть вином или элем. Один из мужчин заметил, что я на него смотрю, и поднял бокал, как бы произнося тост. На лицах у всех было выражение, которое я бы назвал скукой, слегка приправленной умеренным интересом. Я сразу возненавидел их всех, как только узник, которого бьют гибкими хлыстами, может ненавидеть кучку хорошо одетых бездельников, которые коротают время, просиживая тут свои задницы.

«Это место было построено не для таких, как эти придурки, — подумал я. — Не знаю, почему, но я уверен в этом».

Гибкая палка снова опустилась, на этот раз на заднюю часть моих все более грязных штанов, обжигая, как огонь.

— Разве ты не знаешь, что невежливо пялиться на тех, кто выше тебя?

Эти жужжащие насекомые голоса я тоже ненавидел. Это было все равно, что слушать не одного Дарта Вейдера, а целый взвод. Ускорив шаг, я обогнал Стукса. Когда я проходил мимо, он показал мне средний палец, я ответил тем же.

Проталкиваясь через коллег по Глуби Малейн, я получил дружеский тычок от Тома и более жесткий, менее дружелюбный от слегка кривоногого громилы по имени Аммит.

— Смотри, куда прешь, уллумец, — проворчал он. — Здесь нет бога, который защитил бы тебя. Он остался позади.

Его я тоже оставил позади, причем с удовольствием. Моя жизнь была достаточно паршивой и без вспыльчивых товарищей по заточению, способных сделать ее еще хуже.

В центре поля были вещи, которые (но не все) я знал по разным спортивным соревнованиям, вроде мини-футбола и хоккея. Там лежали в два ряда какие-то предметы, похожие на деревянные железнодорожные шпалы. Стояли большие матерчатые мешки, наполненные круглыми выпуклостями, которые могли быть только мячами. Возвышался ряд шестов, обернутых мешковиной, наверху каждого была дощечка с грубо намалеванным сердитым лицом. Без сомнения, это были эмписарские тренировочные манекены. Там были веревки с кольцами внизу, свисающие с Т-образной перекладины, и широкая доска на козлах с квадратом сена на одной стороне. А еще большая плетеная корзина, из которой торчали рукоятки чего-то вроде палок. Их вид мне не понравился. Конечно, тренер Харкнесс задавал нам упражнения, которые можно было при желании назвать садистскими, но палками мы друг друга не били.

Я оказался в первых рядах нашего отряда, когда мы достигли той части беговой дорожки, что находилась напротив вип-ложи. Там я поравнялся с Йотой, который бежал, запрокинув голову, выпятив грудь и уперев руки в бока. Ему нужна была только пара гантелей в руках, чтобы выглядеть как бизнесмен средних лет из Сентри, поддерживающий себя в форме. Да, и еще спортивный костюм.