Любви хрустальный колокольчик - Ярилина Елена. Страница 49

Настроение было великолепное, я, не стесняясь, пела вслух и думала только о том, что скоро увижу Володю, я уже заранее предвкушала счастье этих мгновений. В восемь часов утра я уже выскочила из дому и побежала на остановку. Но городской транспорт сегодня, видимо, решил испытывать мое терпение. Когда автобус наконец подошел, то, конечно же, влезть в него я не смогла, но не огорчилась, поскольку издалека показались усы троллейбуса. В троллейбус с большим трудом я все же попала, но рано радовалась, ибо через остановку он встал намертво. Я пересела в первый же подошедший автобус, только пошел он совсем к другой станции метро, а это втрое удлиняло путь. Я поняла, что мой девиз на сегодня: это терпение и еще раз терпение. Поэтому психовать не стала, пусть подольше, но ведь когда-нибудь он все же довезет меня?! А уж в метро я как-нибудь разберусь. Наконец я доехала, но этот автобус, в довершение ко всему, останавливался не у самого метро, надо было перейти на другую сторону широкой улицы, чтобы попасть в него. Я уж было собралась спуститься в переход, но увидела книжный киоск рядом с табачным и подошла к нему, чтобы купить что-нибудь для чтения в электричке. Отходя от киоска, столкнулась с каким-то мужчиной, который, видимо, только что отошел от табачного ларька и на ходу прикуривал. От столкновения, достаточно сильного, я выронила сумку, а мужчина — сигарету и зажигалку, мы оба нагнулись за своими вещами одновременно, хорошо, хоть лбами не стукнулись. Я собралась уже поделиться этой мыслью с незнакомцем и, подобрав свою сумку и распрямившись, повернулась к нему с улыбкой, которая сразу же погасла, ибо это был не незнакомец.

Зажав в руке зажигалку, на меня не мигая, пристально смотрел… Павел! Не может быть! Это немыслимо! Но это его серые, почти синие глаза, его резкая складка у рта, его насмешливый прищур с затаенной издевкой в глубине глаз. Я знала его так хорошо, что просто не могла ошибиться. Две мысли мелькнули у меня в голове одна за другой, и обе были нелепые: он хорошо выглядит для покойника! Это первая. А вторая: и за что только я его так долго любила? Я машинально качнула головой, пытаясь отмахнуться от обеих. Павел вдруг засмеялся, я сразу узнала его смех, и внутри у меня что-то дрогнуло. Смеясь, он взял меня за руку:

— Ты все та же. Узнаю свою милую женушку: в голове, как всегда, полно мыслей, и ты отгоняешь их, словно ос.

— Только две, — глухо хихикнула я.

— Ну и какие же?

Я почти с удовольствием озвучила ему обе, надеясь его смутить. Он рассмеялся коротко и отрывисто, оглянулся по сторонам и, взяв меня крепко под руку, куда-то повел.

— Куда ты меня тащишь? Отпусти, мне в метро надо. Да отпусти же!

— Ну вот, мы так долго с тобой не виделись, целую вечность, а ты норовишь тут же убежать, давай поговорим хоть немного. По-моему, у нас масса общих тем, вполне интересных к тому же. Ну, не упирайся же, как козочка.

— Ты прав, ты, конечно же, прав, нам есть о чем поговорить, но знаешь, давай в следующий раз, а? Сейчас мне совершенно некогда. Лучше когда-нибудь потом.

Его брови в удивлении полезли вверх, но он уже довел меня до какой-то машины и принялся чуть ли не насильно усаживать в нее.

— Ты что, с ума сошел? Павел, ты меня слышишь? Отпусти сейчас же! Мне сейчас не до тебя, я тороплюсь, мне нужно в метро.

— Ну хорошо, хорошо. Не голоси так, толпу соберешь. Разве ездить можно только на метро? Тем более если ты торопишься.

В самом деле, я и не сообразила сразу, зациклилась на этом метро, а ведь он вполне может меня подвезти. Я кивнула, соглашаясь, он вздохнул с облегчением и открыл мне дверцу машины. Сев в машину, я пристегнула ремень и сказала, куда мне нужно. Сначала ехали молча, меня опять одолели мысли о Володе, я все думала, как он там себя чувствует, сильно ли соскучился по мне и как будет рад, что я так быстро приехала. Но долго размышлять Павел мне не дал, его, видимо, раздражало мое молчание, и он, не выдержав, сказал:

— Женя! Это ты или другая, совсем чужая женщина? Ты так сильно изменилась, я не могу узнать тебя. Мало того что мы с тобой очень долго не виделись, между нами теперь обстоятельства по меньшей мере интригующие, а ты молчишь, ни о чем не спрашиваешь, одним словом, ведешь себя так, словно мы с тобой только вчера расстались. Я-то думал, ты меня при встрече засыплешь вопросами, а ты холодна, спокойна. Тебе все, как видно, безразлично?

Когда он перебил мои мысли о Володе, то сначала я почувствовала только глухое раздражение, но быстро опомнилась и задумалась над его словами. Где-то он прав, наша встреча действительно очень странная. Где он был все это немалое время? Скрывался? Но почему, что он сделал? Почему его имя связывают с бандитами? И кто был тот человек, которого похоронили под его именем? Вопросы эти были и правда интересные, даже интригующие, но для какого-нибудь другого времени, а сейчас меня целиком занимали мысли о Володе. А Павел, какие бы объяснения ни привел, как бы ни оправдывался, все равно уже прошлое. Прошлое, которое мне недосуг ворошить, тем более что дорога коротка, скоро приедем. Но раз уж мы с ним встретились, то уж один-то вопрос я ему все же задам.

— Лилька от тебя ждала ребенка?

— Помилуй, что значит ждала? Она что, еще не родила? Быть не может, так долго только слонихи носят.

— Не ерничай, пожалуйста! Родила, наверное, точно не знаю, мы рассорились. На твоих поминках, кстати. И я послала ее к черту, давно следовало, да все жалко было. Но все это так, ерунда. Ты лучше ответь на мой вопрос, не увиливай. Это твой ребенок?

— Да кто его знает?.. Лилька та еще штучка. Видишь ли, она спала еще с двумя, и никто из нас друг про друга не догадывался.

Вроде бы все это было в прошлом: измены Павла и Лильки, разговор с дочерью после похорон. Но все равно сердце сжалось. Еще какое-то ощущение стало томить меня и тревожить, но Павел не дал мне сосредоточиться:

— Как там дети поживают?

«Ну надо же, вспомнил-таки», — подумала я и стала подробно рассказывать про Катю с Олегом и Мишуткой, про Котьку с женой и их отъезд за границу, а он задавал все новые и новые вопросы. Я отвечала, по привычке радуясь, что он хотя бы немного интересуется своими детьми. Но внутренняя тревога все не отпускала, какое-то странно-тоскливое чувство не давало покоя. И тут я наконец глянула в окно — да мы ехали уже по окружной! Внутри меня вдруг образовалась гулкая пустота, еще что-то прозвенело и смолкло, словно это нерв во мне оборвался, не выдержав напряжения. Павел опять что-то спросил, но я его уже не слушала. Мне стал понятен его внезапно проявившийся интерес к детям и почему он без конца засыпает меня вопросами. А я-то, овца, еще радуюсь, что он о детях вспомнил.

— Почему мы так едем? — спросила я очень спокойно.

— А какая разница, как ехать? Все равно ведь приедем, или так уж сильно торопишься?

— Какая теперь разница? Ты затащил меня в машину и заговариваешь зубы не потому, что соскучился, верно? У тебя совсем другие планы насчет меня, не так ли? Ты же собираешься убить меня, как убил того человека, которого похоронили под твоим именем, так ведь?!

Павел вздрогнул и посмотрел на меня, но тотчас снова отвел взгляд на дорогу.

— Что ты несешь?! Кого я убил? Никого я не убивал и убивать не собираюсь, а уж меньше всего тебя. У тебя просто нервишки не в порядке. Подлечиться бы надо, седуксен попить.

— Что-то поздновато ты о моих нервишках стал беспокоиться!

В это время машина свернула, как мне показалось, в лес, и сердце сразу сжалось, но нет, это была дорога, через несколько минут мелькнул какой-то поселок, к сожалению, я не успела увидеть указатель с названием. Потом мы свернули еще на какую-то дорогу, еще поворот, и вот мы подъехали к большим черным металлическим воротам. Я встрепенулась, подумала, что Павел выйдет сейчас из машины, чтобы открыть ворота, а я выскочу и попробую убежать, шанс невелик, конечно, но не идти же добровольно на убой! Но видно, я совсем отстала от жизни, никуда он выходить не стал, а нажал на такое маленькое электронное устройство, и ворота открылись. Мы въехали на территорию чьей-то дачи, Павел вышел из машины и любезно предложил мне руку, открыв дверцу машины.