Любви хрустальный колокольчик - Ярилина Елена. Страница 51

— Да, а что будет? Какая мне разница, злой ты или добрый? Ты ведь зубы-то мне заговариваешь, а сам все равно рано или поздно убьешь меня, не будешь же ты держать меня здесь всю жизнь. Это, мягко говоря, глупо.

— Ну что ты заладила, как ярмарочный попугай: убьешь, убьешь! Я ведь обещал тебе уже, что ничего плохого с тобой не случится. Так что давай закроем эту тему.

— Грош цена твоим обещаниям! Да и что ты понимаешь в плохом и хорошем? Ты уже сделал мне плохо, и с каждым часом становится только хуже.

— Насколько я понимаю, ты торопилась на свидание, а я тебе помешал, вот ты и бесишься. Так, говоришь, становится все хуже? Тебе? Или предмету твоей любви? Если ему, то я рад, очень рад! Ого! Какой ненавистью полыхнули твои глаза! Вот уж не думал, что ты когда-нибудь сумеешь испытать это чувство. Должно быть, ты и вправду наткнулась на интересный экземпляр, раз из-за него научилась даже ненавидеть. Ты сейчас похожа на львицу, защищающую своего детеныша, ну просто очень интересно, и чем дальше, тем интереснее. Из-за одного этого стоило похитить тебя. Кстати, мне еще никогда не приходилось похищать женщин, это первый опыт такого рода. И должен тебе сказать, это довольно-таки волнующее ощущение, хотя ты всего-навсего бывшая жена, а не какая-нибудь юная красотка.

Он смотрел на меня с вызовом, но в глубине его глаз я увидела разгорающийся огонек, и это мне совсем не понравилось. Очередной раз прав Володя: ненависть ничего не решает, она способна скорее завести в тупик. Но вот последние слова Павла заронили во мне надежду — весьма призрачную, но все же попробовать надо.

— Послушай, Павел, ты ведь в тупике, привез меня сюда, а что дальше, и сам не знаешь. Так вот, чтобы разрешить этот вопрос, я предлагаю тебе обоюдовыгодную сделку: ты отпускаешь меня, а я знакомлю тебя с молодой и очень интересной женщиной, обещаю тебе. Я ведь, в отличие от тебя, свое слово всегда держу. Ну, идет?

Павел рассмеялся, но смех его был злой, и глаза холодно блестели.

— Драгоценная моя, тебе так хочется улизнуть, что ты совсем рехнулась. Да у меня этих красоток — пруд пруди, не знаю, куда и девать. Нашла чем соблазнить!

Я встала, отодвинула Павла от холодильника, открыла и, рассмотрев, что в нем имеется, достала оттуда сыр и яблоко. Порезала сыр, вымыла яблоко и стала невозмутимо есть, бросив Павлу:

— Чайник поставь!

Перекусив и даже выпив кофе с лимоном, который любезно предложил Павел, все-таки он еще помнил мои вкусы, я отправилась в комнату, вытащила из своей сумки журнал, который купила в злополучный момент встречи с Павлом, ах, если бы я тогда поехала другой дорогой, я бы уже давно была в Фирсановке! Уселась на диване и стала листать журнал, пыталась читать, но не смогла сосредоточиться ни на одной статье. Павел наблюдал за мной с одобрительной усмешкой, мое поведение хотя и несколько озадачивало его, но в принципе нравилось. Вдруг мне кое-что пришло на ум, и я резко подняла голову:

— Ну хорошо, отпустить ты меня не хочешь, но могу я хотя бы позвонить? Ведь это даже арестованным дозволяется.

— Нет, детка, не можешь. Неоткуда, да и было бы откуда, я бы не позволил тебе. Я ведь уже говорил и еще раз повторю: не держи меня за идиота. Обойдешься без телефона!

— Да ладно, что это с тобой? Чего ты так панически боишься? Не волнуйся, я не собираюсь звонить в милицию — я тоже не идиотка. Это вполне невинный звонок, просто хочу поинтересоваться здоровьем одного человека, если не доверяешь мне, можешь сам набрать номер. Ну же, я не верю, что у тебя нет сотового телефона.

Сотовый у него был, поколебавшись несколько мгновений и что-то взвесив про себя, он откуда-то принес телефон, может быть, из машины. Наверное, на него подействовали мои упреки в трусости и мой спокойный, уверенный тон. Но в руки он мне его не дал, ну и не надо, на это я и не рассчитывала. Я продиктовала ему номер Володиного сотового, он набрал и, слушая длинные гудки, спросил:

— Кто ответит?

Я сказала. Мне было все равно, лишь бы из телефона послышался голос Володи — больше мне в этот момент ничего не было нужно! Но никто не откликнулся! Это порождало самые черные мысли, я вспомнила свой вчерашний вечерний звонок. А что, если это все-таки Володя подходил к телефону, а потом ему стало плохо и он потерял сознание, вдруг я на самом деле слышала его вздох?! Ему плохо, он лежит беспомощный, а я сижу тут из-за амбиций этого сукиного сына! Но злостью делу не поможешь, что же делать, что делать?! И вдруг, как по наитию, я вспомнила — когда последний раз уезжала от Володи и прощалась с ним, он сунул мне в карман карточку с каким-то телефоном и сказал, что если мне понадобится помощь, то надо позвонить по этому номеру. Я тогда еще никак не могла понять, какого рода помощь мне может понадобиться. А вот понадобилась же, да еще как! Где же эта карточка? Куда я ее сунула? Неужели оставила в Москве, это было бы просто ужасно! И я бросилась к своей куртке, которая все еще валялась на стуле, куда ее швырнул Павел, и стала шарить по карманам трясущимися руками. Павел с большим интересом наблюдал за моими действиями. Карточка была на месте! Я поднесла ее поближе к лицу, ожидая увидеть мужское имя кого-либо из друзей Володи, но на карточке после цифр телефонов, а их было два, стояло — Наталья Николаевна. Секунду я таращила глаза на это имя, а потом подумала: а почему бы и нет?! Разве женщина не может быть другом? Еще как может! Да и вообще, кем бы она ни была, хоть бывшей любовницей, лишь бы дозвониться до нее и узнать, что с Володей, почему он не подходит к телефону? Я протянула руку за телефоном, но Павел не дал, конечно, а в свою очередь протянул руку за карточкой. Прочитав, он весело хмыкнул и отдал мне и карточку, и телефон. Мое невезение продолжалось, никто не отвечал ни по одному, ни по другому номеру, хотя я набирала каждый номер трижды. Я спрятала карточку в сумку и отдала Павлу телефон. Мрачное оцепенение накрыло меня с головой. Из этого состояния меня вывел неугомонный Павел:

— Вот видишь, твой распрекрасный возлюбленный где-нибудь крутит любовь с этой Натальей, это же ясно как белый день. Я ведь уже говорил тебе, что мы все сукины сыны. И вообще, в этом мире никто не заслуживает преданности: ни мужчины, ни тем более женщины, все хороши. Одна ты, как была дурочкой, так дурочкой и осталась. Ты еще заплачь мне тут, это будет так трогательно! Глядишь, и меня проймет так, что я заплачу за компанию с тобой, обнимемся и будем реветь.

Я только отрицательно покачала головой, чтобы он от меня отстал. Но ему вовсе не хотелось молчать, и он продолжал теребить меня, мое горе очень раздражало его.

— Он тебе изменяет, а ты вместо того, чтобы сидеть как в воду опущенная, возьми да и отплати ему той же монетой. Уверяю, это очень действенное средство: клин клином вышибают.

Я посмотрела на него, вздохнула и горько улыбнулась:

— Эх, Павел, Павел, ни черта-то ты не понимаешь! Если бы! Если бы он изменил мне, я была бы просто счастлива. Все, что угодно! Но только бы знать наверняка, что он жив, что с ним ничего не случилось.

Павел недоверчиво посмотрел на меня. Убедившись, что я не шучу, резко встал, пнул ногой стул и стал ходить кругами по комнате, насвистывая какой-то мотив. Я смотрела в окно: там сгущались тучи, уже начинал падать редкий снежок. Пометавшись так продолжительное время, Павел подошел ко мне, присел на корточки и, глядя в глаза, отчеканил:

— Эти сказки ты можешь вкручивать кому угодно, только не мне. Я воробей стреляный. Я не верю и не поверю никогда в совершенную любовь. В этой жизни каждый за себя — и это нормально. А если ты действительно испытываешь то, что говорила, тебе пора показаться психиатру — это болезнь.

— Конечно болезнь. Да не волнуйся ты так. Если нормален ты, то я точно сумасшедшая. При желании можно найти любое оправдание, вот и ты считаешь, что вся та низость, что ты вытворяешь, — норма. А любовь, сострадание, дружба — болезнь. Каждый выбирает сам.

— Смотри-ка, все по полочкам разложила! Вот только зубки не надо мне показывать! Не забывай, я могу сделать с тобой все, что захочу.