Светоч (СИ) - "Тенже". Страница 15

Свободное время сразу исчезло. Адреса-то из пяти колоний, пока из Врат во Врата намотаешься… Он побывал на Хотосе, заглянул на Флору — из чистого интереса, тамошние цены были ему не по карману — и сосредоточился на Мелене. Если переезжать, то в колонию с хорошим климатом.

Пятый по счету дом оказался не особо большим, но уютным. Заглядывавшее в окна солнце расстилало светлые дорожки на крашеных дощатых полах, вызывая детское желание разбежаться и прокатиться по половице. Задняя дверь выходила в заросший, запущенный фруктовый сад. Через него, по вымощенной кусками кирпича и плитки дорожке, можно было пройти к утепленному зимнему ангару для флаера. В ангар Хельм сразу же влюбился. Чувствовалось, что в нем хозяйствовали с душой — верстак, куча полочек, на которых разложены инструменты и запчасти, самодельные табуретки, обогреватель.

— Флаер мы продали пять лет назад, — объяснил хозяин. — Муж уже не летает… тяжело. А добро все это так и осталось.

— Вы его будете забирать? — жадно спросил Вильхельм.

— Нет. Зачем оно нам? Если захотите вывезти, позвоните в здешнюю службу уборки, они подгонят грузовик.

— Ни в коем случае! Тут столько всего хорошего! Я собираюсь покупать флаер. Года через три… как выплачу кредит за дом.

— Вы хотите здесь остаться? — с сомнением спросил мужчина. — Это глушь. Никаких развлечений. Самое необходимое в городишке имеется, конечно. Супермаркет, рынок. Разумеется, есть отделение банка, часовня Пламени.

— Меня это устраивает. Если бы я хотел шума и веселья, я бы купил квартиру в Нератосе. Но я хочу тишины.

Оформление кредита в банке и документов на собственность заняло несколько дней. После этого Вильхельм отправился на медкомиссию, к психологу, на тренажеры… привычный маршрут. Психологу он подробно рассказал, как ему не нравится быть в центре внимания, щедро поделился воспоминаниями о брифинге, а о действительно беспокоивших проблемах упоминать не стал — каким образом психолог ему поможет светоча вернуть?

Пара недель промелькнула, как короткий рекламный клип. Вильхельм выговорил у командира право пользоваться флаером, и по вечерам, после тренировок и полетов, отбывал на Мелену, в «Яблоневый сад». Дом, конечно, требовал ремонта и покраски, но деньги закончились, и Хельм отложил решение первоочередных проблем на «после зарплаты». Он погрузился в подсчеты банок краски и рулонов обоев, бегал по магазинам стройматериалов, узнавая цены, и в результате был ошарашен появлением Эрлиха у флаера — о том, что он является его личным пилотом Вильхельм как-то подзабыл.

Встреча прошла «ни холодно, не жарко». Светоч разговаривал с ним, как с незнакомцем, и проявил эмоции только один раз: скривился, когда увидел лежащий на заднем сиденье прозрачный пакет с обедом — булочка, вареное яйцо и два плавленых сырка.

Следующий месяц превратился в пытку. Браслеты Эрлиху еще не вернули — первую неделю он вообще ходил с подвешенной на перевязи рукой. И бесился, когда Хельм проявлял заботу — поддерживал, подхватывал или подносил какие-то пакеты. Борьба заставляла их сталкиваться ладонями, и однажды Вильхельм уловил знакомую щекотку. Светоча вымотала подготовка к масштабным учениям — под глазами появились темные круги, а в голосе все чаще проскальзывали раздраженные нотки. Судя по всему, наличие или отсутствие магии у него впрямую зависело от спокойствия и хорошего настроения. Вильхельм прекрасно помнил, что в больнице, натрахавшись, наевшись и выспавшись, Эрлих магией просто-таки искрился.

«Загонит же себя! Запереть бы его в «Саду» на пару суток».

Тащить упрямца в гости силком было рискованно. А намеки светоч не понимал. Или делал вид, что не понимал — не разберешь.

Хельм два раза пытался накормить его яблоком, приговаривая: «Это из моего сада». Эрлих яблоко не брал и корчил такие гримасы, что подмывало в отместку съесть при нем сырок — просто из вредности.

В результате Вильгельм попер напролом — днем, в ответ на распоряжение: «Возвращаемся в Нератос, я пообедаю в клубе», самовольно перешел на «ты» и предложил:

— А давай пообедаем у меня? Я хочу тебе дом показать.

— Дом? — нахмурился светоч.

— Ну да, дом, Я купил. Помнишь, ты тогда говорил — «купим»? Я и купил.

— Хорошо, — после недолгого молчания согласился Эрлих. — Вези. Посмотрю.

На радостях Хельм, быстро доложившийся начальству о маршруте, нарушил правила движения, проскочил короткий отрезок воздушного коридора «против шерсти» и приземлил флаер на площадке возле «Яблоневого сада».

Светоча ни сад, ни ангар не впечатлили. Он остановился на дорожке, явно не желая заходить в дом, и спросил:

— Так что ты хочешь? Я должен оплатить покупку? Скажи сумму, я оплачу.

От обиды и злости Вильхельм потерял дар речи. Эрлих смерил его недовольным взглядом и отвернулся к ангару, ожидая ответа. Скрутить его и перенести через порог оказалось минутным делом — любовник приготовился к торговле, не к нападению.

— Дрянь, — коротко выдохнул Хельм, сваливая добычу на пол, и, предупреждая сопротивление, придавил ее всем весом. А потом вгрызся в порозовевшее ухо, вымещая накопившуюся за месяц, плюс вызванную наглым заявлением досаду.

Светоч охнул, дернулся и застонал — Вильгельм, отрывая пуговицы, просунул руку под китель и рубашку и сильно сжал попавшийся под пальцы сосок. Ни на что, в общем-то, не рассчитывая, он накрыл ладонью чужую ширинку и обнаружил сюрприз. У Эрлиха стояло будь здоров как, и от этого у Хельма сорвало остатки крыши.

Дальнейшее помнилось расплывчато — вроде бы светоч обзывал его животным, но при этом стоял на четвереньках и очень активно подмахивал, а потом уже и не обзывал, а они оба кричали в голос, словно соревнуясь, и, кажется, Вильгельм выиграл. А может быть, и нет.

Потом, лежа на полу и облизывая побагровевшее ухо светоча, он покивал в ответ на заявление: «Ты — как злая собака!», и подумал, что будь он собакой, жилось бы проще. Никаких косых взглядов, никакого осуждения общественности или недовольства венценосной родни — Эрлих захотел и завел животину. И кому какое дело — породистый пес, или дворняга? Главное, что хозяина любит и охраняет. А с кеннорийцем такой номер не пройдет.

Озвучивать эту мысль вслух он не стал. Светоч имел привычку понимать все по-своему, докапываться до несуществующих подземных корней, и мог усмотреть в заявлении любую крамолу. А Хельму сейчас не хотелось выслушивать речи о ценности души, о том, что принижать себя нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах, или — вот уж, помилуйте! — получить обвинение в латентной зоофилии. Ему хотелось еще хоть пяток минут спокойно полежать рядом. Рядом с Эрлихом — не с принцем, и не с будущим главой штаба воздушно-десантных войск. А со своим любовником — ехидным, колючим, быстро устающим мужиком, с которым хочется поделиться силой.

Глава 6

Ярость разочарования не унималась. В первую очередь Эрлих корил себя — ну каким же надо быть идиотом, чтобы не сложить два и два? Ведь с самого начала чуял, что что-то неладно — Бауэр ничего не просил, ни на что не претендовал, не строил планов, не задавал лишних вопросов. Пугался, когда ему выражали недовольство, и потом даже ластился с опаской — залезал под руку, позволяя трепать себя по жестким волосам и молча всматривался в лицо, хлопая ресницами. Сразу надо было сообразить, что это не проявление любви — какая между ними может быть любовь, сожри ее Пламя? Он, Эрлих, уцепился за первого попавшегося кеннорийца, который не сунул ему прошение после бурно проведенной ночи. Его подкупили проявлением бескорыстной заботы, безмолвным «делай со мной, что хочешь: я — твой».

Хороший мальчик… тьфу!.. вышколенный офицер Бауэр выполнял очередную служебную инструкцию. Присягнув на верность их семье, он согласился отдать в чужое распоряжение все, что от него потребуют — жизнь, магию, тело.

«Прав был Юрген, когда говорил: «Не придумывай о нем большего, чем он есть». А я придумал, придурок!»

Изнывая от злости, Эрлих перессорился с врачами, вытребовал направление в военный госпиталь в Нератосе, и, прежде чем покинуть Кеннор, посетил похороны дяди Руди. На похоронах стало совсем тоскливо — единственный достойный противник, способный оказать сопротивление и нанести превентивный удар, спрятался от него под крышку саркофага. С соплей Эдвардом и чопорным Филиппом войны не выйдет — сразу побегут жаловаться отцу. А воевать с отцом Эрлих все-таки побаивался. Он ограничился тем, что наговорил Эдварду мелких гадостей и удрал в Нератос. Не во дворец, в военный госпиталь, куда не пускали пронырливых журналистов. И охранников не пускали, если ты подпишешь специальный отказ.