Кровавый Король (СИ) - Кэйтр Элизабет. Страница 36

— Считаешь, что Война вступится за тебя?! Что ты дорога Всадникам? — ревел Инквизитор.

И, кажется, Видар даже знал его когда-то.

— Ты сам отправлял меня по заданиям!

Всё обессилевшее тело горело яростью.

— Угадай, кому поверят, маржанское отродье, — тихий булькающий смех служит катализатором очередного града плетей. — Здесь никому нельзя доверять…

Её крик слышал весь Пандемониум, а Видар лишь крючился на полу от невыносимой фантомной боли.

Инквизитор поднимает лицо ведьмы, крепко держа за челюсть.

— Может, твоё красивое лицо тоже испортить? У меня есть знакомый альвийский целитель, он быстро вернёт тебе былой вид! Если не побрезгует, сама знаешь, какие альвы «чистые»! Не беспокойся, твоему Кванталиану личико не нужно! Трахать можно и мордой в пол!

Видар хмурится, оглядывая её лицо. Там только ярость, ненависть и боль в трещинках губ.

— Когда я окончу службу здесь… а ты увидишь столп из воронов в небе… Тогда ты сгоришь заживо, ублюдок!

— До того времени ещё очень-очень много лет!…

Это действительно было так, но Видар точно знал, что Инквизитора нашли прибитого к скале с жуткими ранами от когтей и клювов птиц. Разбирательства по его смерти не было. Все знали, кому принадлежат когти.

Жар Пандемониума сменяется прохладой малварского снега. Тонкое платье Эсфирь давно промокло от ледяной корки. Сколько ведьма так лежала — Видар не мог себе представить. Его очередная попытка помочь — безуспешна. И заем только подрывается?

Эсфирь, словно поломанная игрушка, не имеющая возможности двигаться, лежала, обрамленная пушистым белым бархатом, пока последний безжалостно отмораживал правую щёку. Изо рта стекала струйка крови.

От этого зрелища его сердце замедляет ритм.

Видар оглядывается. Ядовитая темнота скрывала в себе пороки.

Подняв голову вверх, король быстро понимает, что находятся они у стен замка, в окнах которого ещё горел свет. Дом Бэримортов. Опять.

Король хмурится, но сделать что-либо не успевает. Оглушенный болью, он врезается в ледяную стену, со всей дури ударяется виском о камень, в тайне желая не умереть здесь.

— Как и обещал Вам! Отречённая малварская принцесса, свежеиспеченная Верховная! Только из Пандемониума, — оповещает голос из темноты.

— Что ты сделал с ней, щенок?

Факел освещает лица.

Глаза Видара вспыхивают, он узнаёт одежды Узурпаторов. Различает маржана, никса и… сильфа.

— Всего лишь опоил амброзией с транквилизатором и сбросил с окна…

— Ты идиот? Генерал просил доставить её живой!

— Не нужна она нам живой!

За начавшейся перепалкой они не замечают того, чему явился свидетелем Видар. Грудь ведьмы начала вздыматься с новой силой, так, будто у неё не было ни единого перелома. И король готов дать на отсечение голову, но кровь с её лица тоже испарилась, а сама она приняла более эстетичную позу, открыв глаза и сверкнув адским пламенем в них.

— Я думала, что выпивка со старым другом — занятие достаточно приятное!

Её мелодичный голос резанул по заостренным ушам.

Внешне она напоминала айсберг, но внутри иссыхала от боли. И Видар иссыхал вместе с ней.

Он, с широко распахнутыми глазами, наблюдал за тем, как виртуозно она лишала жизни всех, кто находился в столь поздний час по её душу. А последнего — истерзала так, что его было трудно узнать, бросив напоследок, что превратит в то же его хозяина.

Запах шалфея удушающими парами стелился по льду. Кожу приятно покалывало энергией. А Видар, тем временем, не в силах оценить ситуацию, разлагался на атомы от вспышки негативных чувств…

Король снова моргает, просматривая её боль словно в перспективе: предательства, смерть, обман и ложь следовали за Эсфирь всю жизнь, и если со временем она научилась справляться с собственной болью, то Видар думал, что его вывернули наизнанку и отрезали от него по волокну.

Она — Эсфирь Лунарель Бэриморт — сжигала деревни неугодных дотла; безжалостно и крайне извращённо расправлялась со врагами; доверяла только себе; искала расслабление в вине и случайных связях так, что никто не мог её в этом уличить; вела себя высокомерно, наплевательски и уничижительно, но… никто и никогда не знал, сколько боли хранит это тело. Она была почти под стать ему. Только без сердца.

Наконец, он видит её застывшее равнодушное лицо. Разноцветные глаза блестели от слёзной пелены, а пальцы отчаянно сжимали ладони короля, будто она вместе с ним, добровольно, прожила свою никчёмную жизнь ещё раз.

«Разве могут быть слёзы там, где отсутствует сердце?» — про себя хмыкает Видар, но не успевает действительно крепко задуматься, как хватка маржанки ослабевает, а взгляд туманится.

Теперь очередь короля показывать боль. Но он не был к этому готов.

Его будущая советница, слегка подаётся вперёд, будто минутами ранее не пыталась собрать дрожащими руками осколки предательств внутри себя.

Эсфирь, словно ленивая кошка, медленно моргает, склоняя голову в бок.

— Надеюсь, тебе не было больно, — стервозно протягивает она.

Видар злостно ухмыляется, жалость, что начинала зарождаться в его душе обратилась прахом.

Она крепче сжимает его руку, но ладонь жжёт.

— Демон! — шипит она.

Пытается отдёрнуть руку, чтобы не чувствовать пожар, но жар обдаёт пряди волос.

Эсфирь несколько раз хлопает глазами, осматривая явившуюся ей обитель Пандемониума. Самое жерло, круг в котором карали отъявленных существ за нарушение Нечистого Закона.

Юный Видар слишком отличался от теперешнего, но главное — на лице не было шрамов и жестокого оттенка Холодной войны.

Мальчишка стоял напротив огромного существа, оглядывая его с неприкрытым отвращением. Оно парило в пространстве словно ненастоящее. Будто через него можно было спокойно пройти или укутаться его тенями, как одеялом. Только глаза горели кровавыми огнями, бросая отблеск на острые гнилые зубы.

— Переступи через себя, Видар!

Голос наставника витал в пространстве.

— Но… как?

Чистая душа альва рвалась на части.

— Нарушь главную заповедь кристальной души… Убей!

— Е…его?

Видар нервно сглатывает, продолжая таращиться на нечто огромных размеров.

— Он всего лишь исполнитель воли того, кто тебе ближе всех…

— Но я один…

— Ты есть сам у себя.

— Если я убью себя, то что от меня останется?

— Вернее спросить: кем ты станешь, если позволишь себе умереть без единого писка? Помни, чей ты наследник!

Юный принц хлопает глазами. И Эсфирь, кажется, повторяет его движение.

— Моя светлая часть души… Она погибнет, если я решусь…

— Ты — альвийский принц, порождение ночи! Осознанно умертвив светлую часть себя, ты станешь полноправным существом Пандемониума, гордостью своей семьи, личной гордостью Хаоса!

Видар замирает, прислушиваясь к себе. Мама умоляла сохранить свою светлость, свой дар. Отец предоставлял выбор ему, в тайне мечтая, чтобы юный принц принял родство. Но если он оставит баланс, то не сможет защитить ни семью, ни королевство, ни себя, не сможет стать могущественнее. Будет в вечных сомнениях, будет знать, что такое жалость, будет терзать себя каждый раз, не освоит в полной силе магию исцеления.

Альв делает шаг вперёд, смотря во все глаза, как нечто скалится. Его выбор — правильное решение.

Секунда, и нутро Эсфирь содрогается, а сама она падает, больно ударяясь лопатками о землю, как и юный принц. Видар, с открытыми глазами, не издавая и писка, не выдавая страха и адской боли, лежал, пока существо раздирало его грудную клетку, а капли горячей крови летели в разные стороны…

Далее она мельком видит родную Малварму и его истощенную исполосованную плетьми спину. Обойти и посмотреть в лицо она не решается. Сил хватает лишь взглянуть на Карателя, что в который раз заносит плеть над альвийским принцем, пытаясь выбить из него правду. До последнего не веря, что альв здесь не шпион, а жертва судьбы.

Она видит, как в подземелье с видом хищника входит Паскаль, внимательно оглядывая узника. Он чему-то опасно усмехается. Эсфирь очень редко видела такую усмешку, но знала, что ни к чему хорошему она не ведёт. Шутливость брата слыла лишь одной из его масок. На деле — он мог безжалостно лишить жизни своего пленника.