Кровавый Король (СИ) - Кэйтр Элизабет. Страница 37
Паскаль кивком отправляет Карателя вон, а сам садится на бетон, скрещивая ноги и наклоняя голову к левому плечу.
— Какую сказку мне расскажешь? Говорят, ты поразил всех своими историями!
От Видара она слышит лишь хриплый смех в ответ.
— Вот и я также хохотал…
Взгляд Паскаля сверкает осколками льда.
◊
Эсфирь снова открывает глаза, трясясь от боли. Подземелье её дома сменилось на брезентовую палатку. Молодой юноша в военной форме Малвармы сидел за сборным столом, нервно читая послание.
Ведьма медленно подходит к нему, обращая внимание на метку письма — королевская печать Первой Тэрры.
Она заглядывает в лицо, тут же отшатываясь. Перед ней был тот, кто спас её от смерти в Холодной войне, тот, кто наказал бежать, тот, кому она была обязана собственной жизнью. Тот, чью грудь прожигала нечеловеческая боль, та самая, что разгорается внутри при потере безумно дорогого сердцу существа. Тот, на чьей груди мерцала метка её брата. Метка Карателя.
Чёрный шёл ему намного больше, нежели саднившие раны, разрастающиеся гематомы с правой стороны лица и полопавшиеся капилляры в левом глазу. Она искренне не понимала, почему будучи целителем — он не тратил сил на себя.
◊
Эсфирь хочет дотронуться до него, но рука проходит сквозь тело, а сама она оказывается в Первой Тэрре, лицезря его Королевское Величество в слепой ярости, что сносила на своём пути целые жизни, что ревела страшным гневом. Королевский меч останавливается прямо у её скулы, и ведьме кажется, что Видар-воспоминание почувствовал её присутствие, смотря безумными животными глазами прямиком на Эсфирь.
Она пытается найти хоть что-то живое на дне чёрных зрачков, но ответом ей служит лишь злостный рык, сотни погибших и голова Лжекороля, катившаяся по кафелю.
◊
Животные звуки медленно перетекали в рёв души, а сама ведьма слушала песню горя уже в другом месте. Там, куда путь закрыт для всех, в фамильном склепе его родителей.
Молодой король хоронил детство и юность, эмоции, наказы быть светлым и доблестным. Вместе с родителями он хоронил себя прежнего, нетронутого, свободного от темноты и Тьмы за ней грядущей.
Впереди его ждала ледяная пропасть. Теперь он её не боялся. Он её воплощал.
Больше ни что не волновало его сердце. Он не имел в своём арсенале такого фокуса, как у ведьм, чтобы заставить организм жить без органа жизнедеятельности, но в его руках была другая сила: подчинить злосчастную мышцу. И сделав этот отчаянный шаг, он превратился в того, кого так боялась видеть на троне Беатриса Амалия Рихард, ныне покойная королева Первой Тэрры…
Эсфирь и Видар резко распахивают глаза, расцепляя руки. Они так и замирают в воздухе, пока оба прикидывают причиненный урон друг другу.
— Вот уж шутка… — первой отмирает Эсфирь.
Видар в ответ устало вскидывает бровь.
Ему хотелось только одного — вымыть путешествия несколькими графинами амброзии.
— Получается, я обязана жизнью тебе… Тому, чью жизнь в других реалиях я бы отобрала.
— Знай я, что той бродягой окажешься ты, я быоставил тебя подыхать.
— Отбросив личную ненависть, и обращаясь к Твоему Величеству, надеюсь, что большей боли в жизни не испытать, — быстро проговаривает Эсфирь, глядя чётко в глаза короля.
Тот на несколько секунд теряется, обнажая ведьме смятение.
— Отбросив личную ненависть, и обращаясь к Господствующей Верховной, верю, что более тебе не придётся испытывать таких горьких чувств, — сбивчиво отвечает Видар.
На минуту оба замолкают, пытаясь разыскать подвох в лицах друг друга, да и вообще осознать, с чего вдруг такая любезность.
Туман вокруг них растворяется, отрезвляя их и являя тронный зал, перепуганных подданных и скрипучий безумный смех старух. Испытаниепройдено.
— Ваше Величество! — срывается с места Себастьян, только король всё ещё смотрел на Верховную в немом забвении…
Она же, подскочив с кресла и оглядев зал странным взглядом, поспешила удалиться.
⸶ ⸙ ⸷
Эсфирь уже битый час гипнотизировала взглядом бокал с вином. Перед глазами стояла жизнь короля, что не вымывалась из памяти никаким способом. Был даже рассмотрен и применён вариант с заклятием забвения, да только почему-то не работал. Шутка, да и только.
Как только рассеялся туман, Эсфирь сбежала. Она помнила, какое усилие ей пришлось приложить, чтобы подняться с места и с королевским достоинством выплыть из залы, оставив самодовольного короля один на один с расспросами.
Ей так не хватало объятий Брайтона, насмешек Паскаля и холодной Малвармы. Вместо этого — боль Видара с особым пристрастием мучала каждый участок тела.
И почему именно она? Чем заслужила всё это? Разве мало натерпелась? Почему ей запрещено сбежать в мир людей и провести там свою жизнь? Меньше всего на свете Эсфирь хотела ворошить прошлое, разлагать на атомы эмоции и уж подавно делиться ими.
Ведьма устало берёт в руки бокал, залпом опустошая его. В кромешной темноте добредает до холодильника, дабы извлечь очередную порцию с вином Каса.
Перед глазами возникает образ обаятельного рыжеволосого беса с лукавой улыбкой — Кванталиан. Уж кому-кому, а ему всегда удавалось встряхнуть ведьму, да только связь их была паразитирующей, ограничивающейся лишь на одном общемувлечении.
Эсфирь усмехается. Когда приблизитсяшабаш Безлунной ночи— ежегодный праздник ведьм — она обязательно выйдет с ним на связь.
Видар, тем временем, пошатываясь направлялся к крепости тётушки До. Пережитки тяжёлого дня он, по собственному обещанию, вымывал с помощью амброзии и Кристайн. Последняя, к слову, исчезла за напитком с пол часа назад, оставив опьяневшего короля в сладком томлении.
Правда терпением расслабленный альв не отличался, равно как и собранный, а потому — почти на ощупь — брёл тёмными коридорами к неприкосновенным запасам.
Он тихо открывает входную дверь. Небольшую кухоньку освещал лишь тонкий свет холодильника. Видар пьяно ухмыляется, замышляя свой несомненно удачный план в отношении Кристайн.
Он быстрым шагом сокращает расстояние, с закрытыми глазами разворачивая хрупкую фигуру к себе лицом. Его обдаёт холодом хранителя продуктов и алкоголя, но всё становится неважным, когда губы находят то, что им так было нужно.
Бутылка падает из рук ошарашенной Эсфирь, разбиваясь на тысячи осколков у ступней обоих. Его губы нетерпеливо обожгли её.
Яркая вспышка затмевает сознания друг друга. Видар захлопывает дверцу холодильника, прижимая тело девушки к своему телу и прохладному металлу, наплевав на то, что осколки впиваются в подошву его обуви.
В душах обоих случается самая настоящая революция.
Видар, наконец, ловит себя на мысли, что Кристайн пробудила в нём какую-то неистовую, раннее неизведанную эмоцию.
Эсфирь чувствует крах собственного плана «не сближения» с родственной душой: сердце и дух клокотали от счастья. Она впервые чувствовала себя родной, такой нужной, такой преданной и влюблённой. Если через две минуты он приказал бы ей вырвать сердце и раскрошить его на площади перед всеми — она бы сделала это незамедлительно.
Его губы неистово требуют ответа. Видар едва может совладать с мыслями. Кажется, что раньше он попросту не жил в этом мире, даже не существовал, что вместо него ходила безрадостная тень, которая механически отвечала требованиям королевства, запросам друга и уговорам Кристайн.
Видар сильнее вжимается в Эсфирь, грубо терзая нежную кожу острой щетиной. Он отчаянно не понимал, почему Кристайн не укладывает по привычке рук на его плечи, пока не чувствует слабый упор ладошек по своей груди. Его пытались вытолкнуть из головокружительной схватки.
Подумать только, лишить его чувства полного окрыления и сладострастной истомы! Он прикусывает зубами нижнюю губу, а затем осыпает ведьму градом из рваных поцелуев.
Правая рука проскальзывает в волосы, путаясь пальцами в завитушках.
Пальцы замирают.
Осознание пробивает лобную кость.