Сумрачная дама - Морелли Лаура. Страница 31

Лицо Кая было бледным как мел.

– У меня не было выбора, Эдит. Как я могу вернуться в Берлин без всех обещанных картин? Меня бы расстреляли, – он замолк, и Эдит поняла, что он не преувеличивает. – Геринг – человек непростой. Когда он отдает приказ, приказ без вопросов выполняется. Так же, как если бы его отдал сам Фюрер. Если бы с нами не было этих картин, любых оправданий было бы недостаточно. – Он провел ладонью по голове.

– Я вам не завидую. Не хотела бы оказаться между этими двумя людьми.

– Да уж, – сказал Кай, отчаянно кивая. – Я как раз этого и пытался избежать. Я не могу оставить тут, в Польше, ничего из списка. Особенно в руках Франка.

– Тогда я рада, что губернатор не продолжил настаивать.

Кай принялся опускать на картины бархатные шторки, защищающие деликатную поверхность. Завтра они будут следить за упаковкой этих картин и погрузкой их обратно в поезд, который на этот раз пойдет в Берлин.

– Нас призвали в строй, но какое отношение мы имеем ко всем этим военным махинациям? – Эдит заметила, как Кай нахмурил брови. Несмотря на его скрытность, было видно, что он выбит из колеи. – Как вы сказали, Эдит, тут не место для людей искусства.

Пока Кай управлялся с большим Рембрандтом, Эдит подошла к мольберту с «Дамой» да Винчи. Она аккуратно подняла картину за раму и положила на расстеленный на ближайшем столе большой кусок брезента.

«Ах, синьорина, – беззвучно обратилась она к девушке на картине. И мгновение смотрела в живые глаза Чечилии Галлерани, будто ожидая, что та ответит. – Похоже, ты привлекла внимание одержимого, жадного мужчины. Мужчины, способного изменить твою судьбу небрежным движением руки. – Эдит помедлила. – Что же, – все так же молчаливо продолжила она, – возможно, ты знаешь, каково это? Но, по правде сказать, это я виновата в том, что ты в это втянута. Прости меня. И, обещаю тебе, я сделаю все, что в моей власти, чтобы тебя вытащить».

Часть III. Скрытое от глаз

30

Почему некоторые женщины так упорны в своем стремлении вступать в отношения с одержимыми мужчинами? Опасными мужчинами. Мужчинами, которые не стоят их внимания. Так было во Флоренции, и здесь, в Милане, то же самое.

Об этом я думаю, отодвигая перепелиные яйца в изящных крапинках на край тарелки. Я предупреждал поваров его светлости, что не употребляю ни плоти животных, ни яиц, но они упорствуют. Может быть, какая-нибудь посудомойка или горничная стащит яйца с моей тарелки, когда ее вернут на кухню. И хорошо. Мне главное, чтобы его светлость не счел мой отказ их есть за оскорбление.

Но Людовико иль Моро за мной не следит.

Его светлость, сидя во главе стола, отрывает от острой косточки мясо куропатки, а глаза его смотрят в другой угол комнаты. Проследив за его взглядом, я вижу Лукрецию Кривелли, девушку, которая прислуживает синьорине Чечилии. Лукреция стоит с несколькими другими фрейлинами, подпирая стену, готовая откликнуться на малейшую просьбу дам за столом. Но по ней и другим фрейлинам никак не скажешь, что они стараются быть незаметными. Они одеты ярко и привлекают взгляд как живые драгоценные камни – сапфир, рубин, изумруд. Сама Лукреция, в платье цвета спелого помидора, похожа на цветок. Она вплела в темную косу яркую ленту и нарумянилась.

Я никогда не мог понять любовь миланцев к этим вульгарным цветам. Перевожу взгляд наверх, к расписным сводам обеденного зала. Потолки всех залов во дворце его светлости ярко расписаны, фрески наспех выполнены командой живописцев, которых выбрали, исходя из низкой цены, а не из их заслуг. Если выдастся подходящая возможность, можно предложить его светлости сделать что-то совершенно другое.

Мне кажется, что Лукреция Кривелли во многих смыслах полная противоположность милой Чечилии, во всяком случае, той Чечилии, которую я решил изобразить. Она будет одета модно, но скромно, с шелковой накидкой, сползающей с плеча. На ней будет ее самое новое бархатное платье с квадратным вырезом и узором из узелков. Чечилия сказала мне, что это платье подарил ей его светлость, вместе с длинной ниткой бус из оникса, подчеркивающей ее светлую кожу. Волосы я изобразил двумя тяжелыми прядями, стянутыми вокруг щек. Общим впечатлением от полотна будет элегантность и сдержанность, то есть полная противоположность дешевой мазне на потолках и стенах этого замка.

Я смотрю, как приходит в движение черная борода иль Моро, когда он жует. Он не сводит взгляда с Лукреции. Глаза-бусинки и клювоподобный нос делают его похожим на крупную хищную птицу, и я невольно вспоминаю сотню зарисовок ястребов, которые я делал для летательного аппарата. И тут я вижу, как Лукреция замечает его взгляд. Она улыбается застенчиво, но любезно. Надо завершать портрет Чечилии Галлерани как можно скорее, думаю я. В этом месте все может поменяться в любой момент.

31

– Тебе следует научиться не доверять людям всем сердцем. Они не всегда желают тебе добра, даже если добры внешне.

Чечилия слышала советы мастера Леонардо, но не вслушивалась. У нее из головы не выходили слова незаконнорожденной дочери герцога, услышанные на дворцовой кухне. Девочка сказала, что ее мать ушла в монастырь. Она мало что знает о своей маме – рассказала девочка Чечилии будничным тоном, – только то, что мать пишет в письмах, которые Бьянка получает ко дню рождения, именинам и Рождеству.

У Чечилии сжималось сердце. Что ждет ее и ее собственное дитя? Их оторвут друг от друга, и ребенок останется заперт в стенах этого замка, а сама Чечилия – в стенах монастыря?

Она не знала, как ей раскрыть свою тайну, а между тем последствия тайны все больше вырисовывались перед ней – огромные, неизвестные, пугающие… Мысли Чечилии прервало появление трех вооруженных кондотьеров [40], въезжающих в замок на мускулистых черных конях. Их доспехи сияли на солнце, а разноцветные плюмажи [41] на шлемах, как подумала Чечилия, делали их заметными даже с большого расстояния. Вряд ли это удобно, если нужно подкрасться к кому-то незаметно. Ей казалось, что наемники могли бы действовать более тонко.

Чечилия и Леонардо все утро наслаждались прогулкой на свежем воздухе во дворе замка, где, по словам мастера Леонардо, можно было воспользоваться преимуществом естественного неяркого освещения, что послужит красоте портрета. Он принес в кожаной папке стопку эскизов, вытянул из нее чистый лист и принялся рисовать, но его перо тут же замерло в воздухе, и он застыл с выражением тревоги на лице.

– Видишь, cara? Даже в стенах этого замка некоторые испытывают… страх. Его светлости и самому приходится прилагать большие усилия, чтобы защищать не только свои земли, но и свою жизнь.

Чечилия изо всех сил старалась понять, что хочет ей сказать мастер Леонардо. Она знала, что мастер Леонардо умен, что он разбирается во множестве разных вещей и знания его простираются далеко за пределы замка. Когда она просила, он показывал ей свои записные книжки, и каждая страница была заполнена с обеих сторон текстом, написанным странным почерком – задом наперед и справа налево; она так и не смогла его расшифровать. Он сказал, что это трактаты по военным машинам и гидравлике. И еще по оптике, анатомии и даже полету птиц. Рисунки с изображениями Мадонны и святых. Прекрасных маленьких мальчиков, похожих на ангелов.

– А племянник его светлости? Он тоже представляет угрозу? – спросила Чечилия.

– Молодой Джан Галлеаццо – в особенности, – ответил Леонардо с чувством. И добавил, снизив голос до шепота: – Он еще мальчишка, но уже герцог Милана [42]. Строго между нами, я боюсь того, что может случиться, когда он вырастет настолько, чтобы с ним пришлось считаться. – Леонардо запнулся и инстинктивно оглянулся проверить, не подслушивает ли их кто-нибудь. – Но ты, дорогая. Ты сама сейчас в какой-то мере наделена властью, как лицо, приближенное к его светлости, – продолжал он, – осознаешь ты это или нет. Кто-то может попытаться получить от тебя что-то, явно или скрытно. Как я уже говорил, советую не расслабляться в отношении тех, кто к тебе приближен.