Время Волка - Волкодав Юлия. Страница 73
– Не такие уж большие!
– Сто двадцать рублей за концерт, если со всеми надбавками, – спокойно уточнил он. – Средняя зарплата за месяц рядового гражданина.
Как же меня бесил его темперамент! Точнее, его отсутствие.
– Я соломенная вдова! Вот сейчас я рожу, и как мы будем без тебя справляться?
– Не рожай. Я тебя не заставляю.
– Эгоист!
– По-моему, я предельно с тобой честен. Я не брошу работу из-за того, что ты родишь ребёнка. А моя работа предполагает разъезды. Ты предлагаешь мне сидеть с тобой дома и стирать пелёнки? А жить мы на что будем? И, прости, я не за тем всю жизнь строю карьеру, чтобы сломать её из-за того, что ты хочешь родить.
Мы разругались вдрызг. Я плакала на кухне, а он, немного помаявшись, ушёл. Наверняка к Карлинским. Позже я поняла, что он уходит от шума, от моих бьющих через край эмоций. И ещё неизвестно, как бы мы жили, если бы я всё-таки родила. Ведь маленький ребёнок неизбежно производил бы много шума. Велика вероятность, что он совсем переселился бы к Борису.
Я снова сделала аборт. А потом появились импортные спирали, огромный дефицит, и проблему внезапных беременностей мы закрыли. Впрочем, Лёня не так уж часто проявлял ко мне интерес как к женщине.
Мне казалось, мы приняли разумное, правильное, цивилизованное решение. Лучше никаких детей, чем дети нежеланные, живущие в семье, где родители постоянно ссорятся. А если быть до конца честной, я вообще боялась, что он уйдёт и я останусь одна с ребёнком на руках. И я смирилась, нашла массу других интересов в жизни, стала больше заниматься собой, много читать, увлеклась только появившейся тогда йогой.
Настоящий шок я испытала, когда у Карлинских родилась Мишель. Я видела, как Лёня к ней относится, и не узнавала мужа. Он не спускал девочку с рук, когда бывал у Бориса, он привозил ей игрушки и одежду, был посвящён во все её детские секреты. Дошло до того, что однажды пошёл в школу разбираться с учительницей, поставившей Мишке какую-то несправедливую оценку. Хотя школа была и не из простых, появление Волка вызвало фурор, на него сбежались смотреть все педагоги, а учительница, с которой произошёл инцидент, вообще оказалась его поклонницей и не знала, как оправдаться.
Вот тогда я поняла, что совершила ошибку. Но исправлять её, увы, было поздно. И теперь, на вопрос о детях Лёня врёт одно, а я другое…
Когда Натали наскучивало сидеть в номере, она спускалась на первый этаж, где располагался роскошный ресторан отеля с пафосным названием «Император». Цены здесь соответствовали названию, и зал почти всегда пустовал. Тем приятнее было устроиться в мягком кресле возле окна и писать, отправляя время от времени услужливого официанта то за фруктовым чаем, то за очередным десертом.
Она расписалась на принесённом счёте «Натали Волк», забрала из кожаной книжицы золотую карточку с оттиском того же имени, которой расплатилась, и горько усмехнулась. Сегодня она обеспеченная дама, светская львица. Каждый день ей приходят приглашения на открытия магазинов и модные показы, премьеры спектаклей и торжественные банкеты. Лёне они тоже приходят, но все уже знают, что Леонид Волк крайне избирателен, и увидеть его на тусовке большая честь. А вот его жена куда более сговорчива, и ей рады даже без сопровождения звёздного супруга. Так было всегда. Как только в Москве возникла эта так называемая светская жизнь и в моду вошли банкеты по любому поводу, Натали пришлось выбирать: по-прежнему сидеть дома или ходить по приглашениям одной. Она решила, что хватит, насиделась, и вышла в свет. А ведь первые десять лет их брака ужасно стеснялась своей новой фамилии.
Натали раскрыла тетрадь на чистой странице и задумалась. Писать или не писать о таких мелочах? Сейчас и вспоминать смешно, как она боялась любого вопроса, любого косого взгляда, любой сплетни за спиной. Относила вещи в прачечную и заполняла квитанцию на девичью фамилию, чтобы не узнали, чтобы постирали на общих основаниях, не разглядывая, какие рубашки носит Леонид Волк. Про поликлинику и говорить нечего: ей порой казалось, что они живут не в Москве, а в маленькой деревеньке, где, если обратился к «стыдному» врачу, например, гинекологу, назавтра об этом каждая собака узнает. Фамилия Волк неизбежно привлекала внимание и вызывала вопросы, не супруга ли она. Как будто без него она ничего не значит. Часто во взглядах, особенно женских, Натали читала изумление: «И что он в ней нашёл?» Поклонницы Волка невольно сравнивали себя с ней и очень старались найти в ней недостатки. Глупые девицы, знали бы они, какому «счастью» завидуют.
Нет, сейчас-то грех жаловаться. По крайней мере, у неё есть материальный достаток, Лёня полностью её обеспечивает, и она может позволить себе любой каприз: лучшего косметолога, а то и пластического хирурга, сумочку из последней коллекции Валентино, пусть даже двухсотую, мелкие женские радости вроде поездки в Милан на модный показ или в Париж за шляпкой. Но так было далеко не всегда. Однажды в какой-то статье журналистка язвительно заметила, что все хотят выйти замуж за генерала и Натали это блестяще удалось. Она намекала, что Волк на момент их знакомства уже был известным, популярным, всенародно любимым. Но знала бы та журналистка, каково это – жить с генералом, попавшим в опалу, сверженным со своего пьедестала. Такое тоже было в их жизни. Да, пожалуй, об этом стоит написать…
…Мне недавно попалось изречение в одной книге, где героиня вспоминает прошлую жизнь: «Каждый день по отдельности был трудным, а все вместе – счастливые». Именно так можно охарактеризовать первые десять лет нашей совместной жизни. Потом, когда наступили девяностые, я с тоской думала о том времени. Да, случалось разное: были томительные недели ожидания Лёни с гастролей, были ссоры и недопонимание, в конце концов, были и бытовые сложности. Каждую вещь приходилось доставать: Лёня возил на зарубежные гастроли неподъёмные чемоданы с водкой, чтобы там её продать иностранцам за валюту и купить себе хороший микрофон или колонки, привезти ткань для концертного костюма. Я порой бегала по всей Москве, чтобы добыть кусок хорошего мяса к празднику. Помню, как-то Лёня пытался заполучить чешскую мебельную стенку. Ему очень хотелось именно чешскую, со стеклянными дверцами и подсветкой в баре. Он стоял в какой-то там очереди, каждую неделю ездил отмечаться и узнавать, когда завоз. Фантазировал, на какую полочку поставит какие книги, отбирал красивые бутылки для бара. К слову, бутылки пустые – тогда тару из-под редких напитков, вроде виски или ликёра, не выбрасывали, а бережно ставили в шкаф на всеобщее обозрение, как предмет гордости. И вдруг выяснилось, что стенки не будет – завоз прекратили, а последний экземпляр, в обход Лёни, продали какому-то более пробивному деятелю культуры. Как он тогда расстроился! Я хорошо запомнила его фразу, брошенную в сердцах: «Я, как дурак, советскую власть воспеваю, а она мне даже стенку дать не может!» Хорошо хоть, он это дома сказал, а не где-нибудь на людях.
И вдруг всему пришёл конец. Резко, буквально в один год. Я и не помню, с чего началось. Уже звучало слово «перестройка», уже пропали продукты из магазинов, но я ещё не видела поводов для беспокойства. И Лёня считал, что перемены к лучшему, что будет больше простора для творчества, что ограничат власть худсоветов, что он сможет петь только лирику, не разбавляя её обязательным гражданским пафосом. Он взял в коллектив гитаристов, стал обновлять аранжировки. В доме появился синтезатор, его новая любимая игрушка, за которым он теперь сочинял музыку. Даже сценический образ менялся, Лёня начал выходить на сцену без галстука или бабочки, просто расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки, потом приобрёл пиджак с блёстками. Мы оба считали, что начался новый виток в его творчестве.
А потом его вдруг не пригласили на финал «Песни года». И не только его, но и всех «стариков», которым тогда не исполнилось ещё и пятидесяти. Лёня был в шоке, он искренне не понимал, как может всенародно известный песенный фестиваль обойтись без него, без Кигеля, без Агдавлетова. Кого же тогда показывать? Ведь он участвовал во всех выпусках «Песни года» с момента её основания, как и Андрей, как и Марат. Он просто не мог поверить, что вдруг стал не нужен, начал звонить редакторам телевидения, делавшим программу, многих из которых считал друзьями. Но те бормотали что-то невнятное про новый музыкальный формат, и Лёня никак не мог добиться от них, в чём же этот формат заключается и как ему соответствовать.