Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин. Страница 32

Глядя на уплетающих корм поросят, Вэй Сянтао произнесла: Я не знала… Я думала, вы забросили заниматься кастрацией.

Папаша Упрямец ответил: Забросил на несколько лет, а теперь снова занялся. Тех двух поросят будем считать практикой, тренировкой, платой за повторное обучение.

Будем считать, что этих двух свинок я купила и должна вам денег. Сейчас денег у меня нет. Когда поросята вырастут, я их продам, а деньги вам верну.

Я не это имел в виду. Не надо денег. Эти поросята – моя компенсация.

Вы уже все компенсировали, так много работали у меня дома.

Это не считается.

Если это не считается, то что считается?

Я хотел бы, чтобы ты не относилась ко мне как к постороннему.

Она поняла, что он имеет в виду, и, по-прежнему глядя на поросят, сказала: Между нами ничего не может быть.

Я действительно намного старше тебя, но…

Это не вопрос возраста, перебила она, повернулась и посмотрела на него.

А что тогда?

Вы же все знаете, видели ситуацию в моей семье.

Это не помеха, я не боюсь этой ноши, я понесу ее.

Откуда у вас так быстро появились деньги на покупку двух поросят?

Взял у младшего брата в рассрочку.

Вэй Сянтао отвернулась и уставилась на соломенную крышу свинарника, выражение лица у нее было печальное.

Папаша Упрямец произнес: Я снова займусь кастрацией, и все. Так можно хорошо заработать.

Тогда почему вы бросили такую хорошую работу?

Она не преумножает добрые дела. Думаю, то, что я много лет холостякую, как раз с этим и связано. Своего рода воздаяние.

Я знаю, что у вас была жена.

Была.

Почему она ушла?

Не ушла, а я ее отпустил.

Почему?

Ради нее самой.

Почему вы хотите, чтобы я не относилась к вам как к постороннему?

Ради тебя.

Вэй Сянтао снова повернулась и посмотрела ему в лицо:

Ваша фамилия Фань, а не Упрямец, почему все вас называют Папаша Упрямец?

Потому что я вечно со всеми препираюсь.

А я думала, что это потому, что вы самый крутой и упорный, поэтому так назвали.

Я буду стараться стать таким, каким ты меня считаешь.

А как долго вы уже старались?

С детства, сейчас мне шестьдесят пять, а я все еще стараюсь.

Внезапно выражение лица Вэй Сянтао изменилось, и она расплылась в улыбке:

Продолжайте стараться! К восьмидесяти годам, возможно, и впрямь станете крутым и упорным!

Папаша Упрямец был озадачен.

Из дома Вэй Сянтао Папаша Упрямец отправился к Лань Цзилиню. Он полагал, что умный и сообразительный Лань, который к тому же часто получал от него небольшие подарки, сможет прояснить ситуацию или даже помочь.

Дом Лань Цзилиня был еще более ветхим, чем дом его умершего двоюродного брата, то есть мужа Вэй Сянтао, потому что ее дом Папаша Упрямец кое-как, но все-таки подлатал. Лань Цзилинь жил с матерью. Папаша Упрямец вошел, обменялся приветствиями и тут только осознал, что сорокалетний Лань Цзилинь все еще один, тоже живет холостяком.

Папаша Упрямец спросил мать Лань Цзилиня: Сестра, по-моему, Цзилинь трудолюбивый и сообразительный, почему он не может найти жену?

Мать Лань Цзилиня ответила: Да потому что он – жаба, которая постоянно хочет отведать мяса лебедушки [27]. Мясо гусыни тоже не ест, говорит, что оно от мяса лебедушки отличается. Да какая лебедушка даст ему отведать ее мяса?

Лань Цзилинь, стоявший рядом, замахал руками, прогоняя мать во внутреннюю комнату, он понимал, что Папаша Упрямец пришел к нему по делу.

Папаша Упрямец протянул Лань Цзилиню сигарету и потом произнес: Ты наверняка знаешь о моих отношениях с Сянтао, часто меня у нее видел. Но она то тепло со мной общается, то холодно, почему так?

Лань Цзилинь выкурил сигарету, предложенную Папашей Упрямцем, однако отвечал грубовато и с холодком в голосе: Не только я знаю и видел, вся деревня знает и видела. Мое отношение и мнение таковы: во-первых, ты не должен называть ее Сянтао, по крайней мере пока не имеешь такого права. Я лишь изредка ее так называю, а когда она была женой моего двоюродного брата, вообще не смел. Во-вторых, почему она к тебе тепло относится? Потому что ты помог ей с домашней работой, был ее поденщиком, ну или, можно сказать, ее работником. Почему она холодна с тобой? Потому что у тебя нечестивые помыслы и ты хочешь уговорить ее стать твоей женой. А она не может стать твоей женой, поэтому и холодна.

Папаша Упрямец ответил: Кроме того, что я стар, во всем остальном я вполне ей подхожу. Но ее не волнует мой возраст, что же тогда?

Лань Цзилинь сказал: Да ей бедность твоя не нравится! Ты что, думаешь, раз у тебя есть лодка, то ты уже богач? Наловишь пару рыбешек за день, и уже ни печали, ни забот? Что значит – подходите, ладите, да ты и близко рядом с ней не стоишь!

Папаша Упрямец произнес: Думаю, что она главным образом боится меня обременить, ведь у нее сын – инвалид.

Да, но у нее есть еще один сын – студент университета! Когда он окончит университет, его распределят на работу, и он станет кадровым работником с фиксированной зарплатой, вот это славно!

Сейчас ей тяжело, но она не хочет создавать трудности и для меня. У нее очень доброе сердце.

Лань Цзилинь был заядлым курильщиком, он докурил сигарету в пару затяжек, бросил окурок на деревянный пол, ногой затушил его, после чего сказал:

Выкинь ты это из головы. У меня тоже доброе сердце.

Из дома Лань Цзилиня Папаша Упрямец в некотором оцепенении отправился в Шанлин, но чем дальше он уходил, тем меньше понимал, не мог он с этим смириться, тогда повернул назад и отправился прямиком к Вэй Сянтао.

И сказал ей в лоб: Выходи за меня замуж.

Вэй Сянтао в тот момент держала тарелку с кукурузной кашей и собиралась кормить сына, такое прямое признание напугало ее. Ее глаза широко распахнулись, от изумления она открыла рот. Тарелка с кашей упала на пол и разбилась. Каша медленно растекалась во все стороны и, словно рой копошащихся насекомых, протекла у них под ногами.

Папаша Упрямец схватил Вэй Сянтао за руку и отвел в сторону, но там не только не ослабил хватку, но и добавил к правой руке левую и теперь уже обеими руками удерживал ее подобно тому, как вцепляется в руль водитель-новичок, взволнованно и напряженно. В этот момент в голове у него билась лишь одна мысль: нельзя отпускать, если отпустишь, она убежит, помчится под откос, словно машина, которая вышла из-под контроля, несется, потеряв управление, и даже может упасть с обрыва, и тогда автомобиль и человек в нем погибнут.

К счастью, Вэй Сянтао не отталкивала его и не сопротивлялась, она была мягкой и покорной, как ягненок, отбившийся от стада и снова принятый в семью. Она сама шагнула вперед и прижалась к его груди.

Он заключил ее в объятья и тотчас погрузился в аромат женского тела, который охватил его, словно мягкие кольца удава, сжал, стиснул, он обволакивал его со всех сторон – мужчину, который слишком много лет не прикасался к женщине. Он задыхался от радости и еще какого-то чувства, которое властно нахлынуло на него, одновременно и освежало, и томило.

Он продолжал говорить: Я смогу содержать тебя.

…

Я буду содержать и твоего сына.

…

Я могу к тебе переехать.

В его объятиях она только слушала, но не могла отвечать, а он говорил и говорил, и когда он завел речь о переезде, она поняла, что если не ответить, то он ее никогда не отпустит. Он и так уже держал ее в объятьях довольно долго.

Она набралась решимости и произнесла:

Мне нужно спросить сына. Подождем его возвращения на каникулы. Главное, чтобы он согласился. Мы сможем быть вместе, только если он согласится.

Тогда Папаша Упрямец отпустил Вэй Сянтао. Казалось, он был удовлетворен ее ответом, пару раз улыбнулся Вэй Сянтао. И еще пару раз – ее сыну с церебральным параличом, как будто это он – тот сын, который должен был дать свое одобрение, хотя Папаша и знал, что это не так: то должен был быть другой сын, тот, который сейчас учится в университете. Старший сын Лань Чанфу, который сейчас учится в университете, был надежной опорой, главной силой, командующим и рулевым судьбы своей матери. Он был лучшим из лучших, умным и мудрым. Если Вэй Сянтао и хотела замуж за Папашу Упрямца, то ее собственного желания было недостаточно, нужно, чтобы согласился сын.