Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин. Страница 34

Этим мужчиной и был Папаша Упрямец. Он ждал в трейлере у подножия горы. Увидев, что они спустились с горы вниз, вышел из машины и тепло встретил их. Дядя Лань Чаншоу Лань Цзилинь внес больного в машину и положил на кровать. Его мать Вэй Сянтао вошла в трейлер вслед за Папашей Упрямцем и села на удобный диван. В машине были еще две девушки, одна – медсестра, другая – секретарша Цинь Сяоин. Если бы кто-то еще сел в машину, стало бы уже тесно. Секретарша встала в дверях и выдала каждому жителю деревни Нэйцао, которые не могли поехать с ними, по десять банкнот. Получившие деньги сгрудились, рассматривая новенькие купюры номиналом сто юаней, которых они никогда не видели, шушукались и долго их пересчитывали. Когда они отвлеклись от этого занятия и захотели пожелать счастья Вэй Сянтао и ее сыну, а также задать вопросы богачу, то обнаружили, что трейлер уже испарился без следа, словно дым.

В трейлере, следующем в провинциальный центр Наньнин, разлученные на шестнадцать лет возлюбленные сидели как два декоративных цветка, разделенные в горных лесах и встретившиеся на базаре. Прошло столько времени! Хотя Вэй Сянтао и высохла, а кожа ее пожелтела, но она по-прежнему благоухала, а он, хотя и состарился, но все еще был крепок, как и раньше. Их сердца бились звонко, как молодой олененок стучит копытом, и они могли слышать стук сердца друг друга. Их взгляды то и дело пересекались, как две части оборванной струны, мечтающие воссоединиться.

Дорога долго петляла в горах, но они надеялись, что машина будет ехать еще медленнее. Внутри было светло, они же мечтали, чтобы стемнело. В темноте другие не заметили бы, как сплелись их руки.

Они ехали почти полдня и наконец добрались до Наньнина, машина подкатила прямо к больнице при Медицинском университете.

Лань Чаншоу положили в палату, по поводу которой с больницей заранее связывались и которую специально для него забронировали. Это была одноместная палата, в ней обычно лежали кадровые работники высшего звена и иногда – богатые люди. Лань Чаншоу, очевидно, относился ко второму типу, он был помещен сюда как племянник богатой бизнесменши Цинь Сяоин, вот только он и не знал, что существует такая «тетушка».

С того момента, как сына поместили в трейлер, а потом в палату, где обычно лежат высокие чиновники и богачи, его матери Вэй Сянтао нечего было делать. Она увидела, как с ее сыном, который жил до этого хуже собак и свиней, так что лучше было умереть, теперь столь прекрасно обходятся, старательно ухаживают и оберегают, он – словно звезда в центре внимания публики. Похоже, и матери из-за ценности сына перепала часть заботы, ей предложили самой выбрать: поселиться в отеле или дома у Цинь Сяоин. Она не знала, как поступить, и спросила совета у Папаши Упрямца.

Папаша Упрямец ответил: Живи у Сяоин, она – моя сестренка.

В роскошном особняке на берегу реки Юнцзян в Наньнине поселились три человека из захолустной деревни: Папаша Упрямец, Вэй Сянтао и Лань Цзилинь. Они зашли внутрь, сняли обувь, но домашнюю обувь можно было не надевать. Лань Цзилинь остался босиком, потому что сразу увидел пушистый ковер на полу. Он ступил на него – это были небывалые ощущения комфорта, мягкости и тепла. Такие же ощущения он уже испытывал – когда в коровью лепешку наступил. Но у ковра и у лепешки мягкость и тепло очень сильно различаются, словно богатые и бедные дома. Например, дом, в котором они находились, был просторный, светлый, весь словно из золота и нефрита, яркий и чистый. Если сравнить с деревенскими домами такого же размера, то это все равно что сравнивать ворсистый ковер и коровью лепешку, сома и белого амура, незамужнюю девицу и вдову. Его догадки и фантазии дошли до предела, и он спросил Папашу Упрямца:

Чтобы построить такой дом, нужно два миллиона?

Папаша Упрямец ответил: Я тоже не знаю. Придет Сяоин, спроси у нее.

Было уже поздно, когда вернулась слегка пополневшая Цинь Сяоин. Она была немного навеселе, не снимая обуви, подбежала к поднявшемуся ей навстречу Папаше Упрямцу и обняла его со словами:

Как я скучала по вам, старший братец!

Папаша Упрямец ничего не ответил и мягко отодвинул ее. Она увидела стоявших у дивана Вэй Сянтао и Лань Цзилиня, подошла к Вэй Сянтао, взяла ее за руки и произнесла, пристально глядя на нее:

Здравствуйте, невестка.

Лицо Вэй Сянтао внезапно покраснело, как гребешок у курицы, снесшей яйцо.

Цинь Сяоин продолжила: Невестка, простите, я знала, что вы с братом приехали. Но у меня сегодня был важный банкет, поэтому вернулась так поздно повидаться с вами.

Вэй Сянтао только улыбнулась и ничего не ответила, как будто стеснялась или словно не могла вымолвить ни слова от радости.

Вслед за этим Цинь Сяоин одной рукой схватила Папашу Упрямца, другой – Вэй Сянтао и потащила их на второй этаж. Ногой она открыла дверь в одну из комнат, завела их обоих внутрь и только после этого разжала руки со словами:

Это ваша комната. Уже поздно, ложитесь спать. Не надо много разговаривать, завтра поболтаем. Я тоже устала.

Увидев, что в комнате только одна большая кровать, Папаша Упрямец и Вэй Сянтао невольно обменялись растерянными взглядами, а когда они очухались и пришли в себя, Цинь Сяоин уже вышла и закрыла дверь.

Казалось, что у них нет другого выбора, кроме как спать в одной комнате, но на самом деле они сами, промолчав, с этим согласились. Кровать напоминала огромный корабль и занимала большую часть комнаты. Они сидели на краю, взявшись за руки. Вэй Сянтао первая взяла его за руку, она считала, что то, как принимают ее и ее сына, – заслуга сидящего рядом мужчины. И сейчас она могла наконец поблагодарить его.

Когда Папаша Упрямец прикоснулся к руке женщины, которую все еще любил спустя шестнадцать лет, его холодная кровь раскалилась, только что она была густой – и вдруг бешено закипела. Тепло разливалось по всему телу, мужское начало бурлило, он мог следовать своему сердцу, как корабль по просторной поверхности реки, никаких препятствий.

Препятствие возникло внезапно, когда Папаша Упрямец и Вэй Сянтао уже практически были готовы заняться любовью. Образы двух ее сыновей вдруг всплыли у него в голове, как два айсберга, выросшие между ними, прервав то, что они собирались сделать.

Внезапно затормозивший Папаша Упрямец пришел в себя, словно только что избежал опасности или спас человека.

Еще не пришло время для этого, так я думаю.

Ничего не понимающая Вэй Сянтао молчала. Она была как причаливший к берегу корабль, который вновь оттолкнули от причала. Она недоуменно смотрела на человека, отвергшего ее.

Чаншоу еще не излечился. И еще, Чанфу еще не дал официального согласия.

Услышав, как Папаша Упрямец объясняет причину, по которой им нельзя спать друг с другом, Вэй Сянтао дотронулась до его лица, покрытого испариной, и произнесла: Нехорошо заниматься этим в чужом доме, это может принести несчастье другим.

Папаша Упрямец сказал: Это меня не волнует. Мы в доме моей сестрички.

Разве она не была твоей женой? Почему вдруг превратилась в сестричку?

Женой она по-настоящему не стала, поэтому и стала сестричкой.

Еще бы чуть-чуть, и я стала бы твоей женой.

Когда один твой сын вылечится, а второй даст согласие, тогда они оба станут моими сыновьями.

Раньше Чаншоу не мог вылечиться, потому что у нас не было денег. Чанфу не давал согласие, потому что был глупым.

Чаншоу обязательно поправится, ведь в деньгах сейчас нет недостатка. А Чанфу не глупый, он уже стал чиновником.

Когда Чаншоу вылечится, Чанфу сможет обзавестись семьей. Он до сих пор этого не сделал именно из-за брата.

Чаншоу тоже надо жениться. Тогда оба брата будут счастливы.

Вашими заботами… На лечение Чаншоу точно потребуется много денег.

Денег у Сяоин много.

Мы сегодня приехали, но еще не видели ее… мужа, мужа твоей младшей сестры.

Я в прошлый раз с ним встречался.

Они действительно очень занятые люди.

Вдова и бобыль лежали в кровати, не занимались любовью, а лишь болтали по-домашнему. Они говорили, говорили, постепенно их стало клонить ко сну, и они уснули, даже не погасив свет.