Каллгира. Дорога праха (СИ) - Рут Хартц. Страница 14

Она не помнила случаев, когда одержимые выживали.

Хидонец скинул капюшон и провёл ладонью по лицу. Песок прилип к щеке и подбородку, длинные тёмные волосы вымокли. Губы дрожали от усталости, когда он отвечал, когда глубоко вдыхал, но не прогонял любопытных чужаков.

— Заставил спрыгнуть с дома. А потом ещё раз. И ещё. — Он отвернулся от догорающего костра. — А вы кто?

— Мы сопровождаем князя Ариана Валлета, — сказал Вегард и указал на княже, будто без этого в нём было не узнать особу высших кровей. — Хотели остановиться здесь на ночлег, провизии закупить.

— Амбары пусты, вы здесь ничего не купите. А переночевать можете у меня, — предложил монах. — Моё имя Дакин.

Он протянул Вегарду руку, и тот медлил секунду, прежде чем повесить меч на пояс и пожать бледную ладонь. Каз сцепила зубы и заставила себя принять рукопожатие. К Валлету Дакин благоразумно не полез, только едва склонил голову.

— Ну, веди, — позволил княже и махнул рукой, пропуская монаха перед собой.

* * *

Этот дом стоял почти на другом конце поля от остальной деревни, и такой же идеальный, как с детского рисунка, — аккуратные окошки с голубыми ставнями, крыльцо из светлого дерева, под окнами клумбы, но без цветов.

Внутри дом напомнил Казимире келью Белого Храма. Стол, стул и печка для готовки в первой комнате, во второй — лежак на одного, тумба с масляной лампой и книжный шкаф. Вот и главное различие — у Белых читают только одну книгу, у Чёрных все талмуды не умещаются на полках, сложены на столе, у кровати, по углам комнат. Валлет запнулся за один из томов и посмотрел на монаха, будто тот тоже покушался на княжескую шею.

Казимира входила последней, остановилась на пороге. И Белую, и Чёрную Длани в народе звали фанатиками, и с первым Каз никогда не спорила, а теперь поняла и второе. Все стены жилой комнаты были размалёваны чёрными треугольниками. Где-то они пересекали друг друга, где-то доходили до высокого потолка.

Дакин заметил смятение Казимиры, но ничего не сказал — продолжил показывать Вегарду, где гости могут расположиться. Валлет тоже косился на треугольники, пока Вегард не пихнул его локтем. Княже закрыл рот, так и не задав свои бестактные вопросы.

Валлету предложили хозяйский лежак. Да, жёсткий, низкий, но хоть как-то похож на кровать. По словам Дакина, деревенские жители не пустили бы гостей и в хлев к скоту. Вегард снял куртку, вывернул подкладкой наружу и бросил на пол, чтобы спать подле его светлости, как верный пёс. Клаудии и Казимире Дакин предложил третью комнату, где стояла маленькая, должно быть, детская кровать. Каз даже не стала туда заходить, взяла предложенное шерстяное одеяло и постелила его под окном. Монах расположился почти у выхода, благо в просторной пустой комнате хватило угла для каждого.

— Кому это жилище принадлежало до того, как стало резиденцией Чёрной Длани в этих краях? — спросила Клаудия, пока взбивала подушку, и вокруг неё разлетался пух. Ох, Алаян, подушка опустеет быстрее, чем эта карга договорит.

В дальнем углу комнаты княже, сидя на лежаке, снял правый сапог, и Вегард поморщился, зашёлся кашлем. Валлет в ответ уронил обувь ему на живот, тихо ответил что-то, и оба расхохотались. Как он там говорил, учились вместе? Поэтому княже готов доверить свою жизнь другому резистенту? Поэтому игнорирует такое неуважение и панибратство?

Дакин тем временем рассказывал, что прежде в этом доме жил мужчина по имени Серкáн с дочерью. Жена его умерла вскоре после родов, а в деревне говаривали, что девочка ему неродная, нагуленная. Огненно-рыжая, хотя и мать, и отец из степных гастинцев, тёмных. Деревенские дети с девочкой играть не любили, даже взрослые её сторонились. Матери смотрели на дочь Серкана и страшились того дня, когда она позврослеет и похорошеет — один из сыновей ведь приведёт её в свой дом, ащ, Алаян, ащ, обязательно приведёт.

Казимира проморгалась, прислушалась. Сухие слова «отец», «ребёнок», «соседи», «поджог», — их произнёс Дакин, но в ушах Казимиры звучал голос Эды.

В те вечера, когда в девичей казарме ставили в ряд четыре лампы и садились рассказывать сказки, ассасины приглашали к себе Эду. Никто не знал столько страшилок, столько гастинских историй, как подруга Казимиры. В другие дни Эда была для них девчонкой с кухни, дочкой Айлин-тайзу, «подай-принеси-не-лезь-к-нашим-мальчишкам».

Слушая скупой пересказ Дакина, Казимира вспомнила, как горели глаза Эды, как вздрагивали девочки помладше, как Айми фыркала себе под нос «корýфу». Годы спустя Каз узнала, что это было не ругательство, а первое, хидонское, название демонов.

— Нет. — Она рывком поднялась и перебила Дакина. — Нет, было не так. Их дом не поджигали.

— А? — Вегард обернулся к Каз.

— Ты откуда знаешь? — спросил Валлет, щурясь.

Дакин молча лежал, подложив руку под голову, и из-под чёрного рукава выглядывала татуировка. Казимира не разглядела узор.

— Нам рассказывали эту историю. Я всегда думала, это было лет сорок назад.

— Двадцать два, — ответил Дакин.

— А. Вот как. — Казимира легла на место. Ей стало не по себе, что она перебила его, что поделилась со свитой таким личным воспоминанием, а теперь и Валлет, и Вегард пялились на неё, ждали продолжения.

— Как рассказывали вам? — спросил Дакин почти дружелюбным тоном.

Каз пожевала губу, но всё-таки ответила, глядя в потолок.

— Никто не нападал на их дом, Серкан не выносил дочь из пожара. Она сама его спалила. Не дом, отца. Она стояла на крыльце и смотрела, пока Серкан перекатывался по траве, бился и умирал.

— Почему? — спросил Валлет.

— Зафери, — в один голос ответили Дакин и Каз. Дакин помолчал и добавил непробиваемо спокойным тоном:

— Может, было так. Как бы то ни было, дом, отмеченный смертью, отдали нам.

Клаудия больше ни о чём не спрашивала, притихла, но, наверняка, молилась перед сном. Ариан и Вегард тихо перебросились парой фраз и тоже замолчали.

Казимира перекатилась на бок, послушала ветер за окном и шебуршание в соседней комнате, перевернулась на другую сторону. Одеяло кололось даже через рубашку, как если бы вместо шерсти туда были вплетены мелкие иглы. Каз всё чудилось, что кто-то смотрит на неё, заглядывает через плечо.

— Пойду воздухом подышу, — буркнула Казимира и выскочила из дома.

На крыльце она остановилась — забыла надеть сандалии. Так даже лучше. Каз села на последней ступеньке, вытянула ноги, запустив пальцы в траву. Прохлада и лёгкая щекотка взбодрили перегруженную голову. От рыжего лунного света поле и листва на деревьях будто полыхали, взгляд зацепился за пятно неподалёку. Там будто лежало что-то крупное, что придавило высокий ковыль. Каз поднялась с места, но запоздало поняла, что земля здесь выжжена, поэтому ничего и не выросло. Даже за двадцать два года.

Казимира прошлась вдоль крыльца в одну сторону, в другую, обошла дом. Минуты тянулись, беспокойство засело в груди, не давало ни ровно дышать, ни перестать озираться.

Домик Дакина стоял на отшибе, звуки из деревни сюда не доносились. После такого вечера, явно никто не пошёл спать, хотя стоило бы. Забыть всё, выдохнуть, порадоваться, что девочка выжила — и просто пойти спать.

Казимира снова села на крыльце, выпрямила спину, поджала ноги. Прислушалась. Предчувствия редко её посещали, и эта странная тревога... Да что такое?

— Подъём! — рявкнула Каз после нескольких секунд тишины и хлопнула ладонью по деревянной ступеньке. — У нас гости.

Она услышала, как Вегард велел княже не высовываться. На крыльцо он вышел в куртке, с мечом в одной руке и воротником Дакина в другой.

— Его-то зачем вывел? — спросила Казимира. Вег не ответил, отпустил монаха. — Ладно, а лишний меч не завалялся?

Земля вибрировала от шагов толпы, тихий гул, приглушённый звон — вряд ли оружие, скорее вилы да грабли.

— Так плохо? — Вегард спустился и воткнул меч в землю перед собой.

Машину и мотоцикл они оставили вверх по дороге, побоялись, что тачка здесь не проедет. Надеюсь, деревенщины их не найдут.