Э клана Мишельер (СИ) - Мах Макс. Страница 2
Три-четыре часа сна, тренировки до изнеможения, седьмого пота и прокушенных от напряжения губ, до головной боли, до крови, текущей из носа и выступающей, по временам, в уголках глаз. Светская жизнь, которая свелась, впрочем, к приему посетителей, непременно желающих лично засвидетельствовать княгине свое почтение или дружбу, а то и любовь. Во всяком случае, некоторые намекали в разговорах именно на это чувство. Хотя верилось с трудом. Но люди, — какие бы цели они на самом деле не преследовали, — явно старались. Говорили комплименты, интересовались здоровьем, предлагали свою помощь. Редким ли снадобьем или каким-то древним заговором, помощью знакомого целителя или еще чем. Приносили цветы и экзотические фрукты, шоколад и вино «из личных запасов». И всех их Габи вынуждена была принимать, а это означало необходимость хорошо выглядеть и держать лицо. Говорить не то, что думаешь, а то, что должно. Следить не только за словами, но и за взглядами, движениями лицевых мышц и дыханием случайных и неслучайных собеседников. Огромное, ни на мгновение, не оставляющее напряжение: сегодня, как вчера, и завтра точно так же, как сегодня. И так день за днем, минута за минутой, вздох за выдохом и выдох за вздохом. Но, если и этого мало, у нее снова стали болеть мышцы. Крутило суставы, ныли кости и кружилась голова. Ухудшился аппетит, и желчь то и дело подступала к горлу, готовая — дай ей только волю, — двинуться дальше. И ведь не объявишь себя больной, не останешься в постели, никому не пожалуешься, не всплакнешь и не разрыдаешься на чужом плече. Э клана Мишильер никогда не болеет, не устает и не печалиться. Не отступает перед трудностями и не показывает слабости. Никогда, нигде и ни в чем.
***
Наверное, прежде, чем начинать пробовать такое, ей следовало посоветоваться с братом. Но недаром говорится, что желание порой пуще неволи. Тем более, что Триса, как назло, не было дома, — он просто не успел вернуться в палаццо Коро «после очередного вчерашнего», — а идея, пришедшая ей в голову во сне, показалась Габи настолько заманчивой, что она решила взяться за дело, не откладывая. Итак, если верить внутренним часам, на дворе, то есть за стенами палаццо, только-только рассвело. Со сном, как, впрочем, и со всем остальным, что касалось здоровья, дела у Габи по-прежнему обстояли хуже некуда. Она все еще болела, и, хотя все время ощущала слабость и желание прилечь, ночами все равно спала плохо и мало. Просыпалась рано и маялась, придумывая, чем бы таким заняться, только чтобы перестать думать о своей хвори. Но ей, если честно, пока было трудно даже читать, — глаза быстро уставали, — не то, чтобы бежать куда-нибудь, прыгать где-нибудь или еще что-нибудь в том же роде. А вот для того, чтобы попробовать разобраться с тем, что и как происходит в ее разгромленном организме, — вернее, в том, как он устроен в общем виде, — можно было, даже не вставая из кресла. Так что, подавив снедавшее ее нетерпение, — а ей ужас как хотелось приступить уже к делу, — для начала и, увы, не без помощи камеристки, Габи умылась, оделась и вообще привела себя в порядок. Затем позавтракала, остановившись на твороге с медом и свежеиспеченным багетом по-деревенски, и, уговорив — не бесплатно, разумеется, — свою горничную Шанталь «помочь ей в одном крайне важном деле», села наконец в кресло и принялась за только что пришедшее ей на ум колдовство.
— Раздевайся и становись вот здесь, — указала она девушке на ковер метрах в двух перед собой.
— Совсем? — переспросила Шанталь, она была несколько дезориентирована, но держалась молодцом. — Донага?
— Донага, — подтвердила Габи.
— Мы будем?.. — чуть покраснела тогда горничная.
— И не надейся! — отрезала Габи, которой от Шанталь ничего подобного не требовалось, принцессы хватило «за глаза и за уши». — Просто разденься, пожалуйста, донага, встань вот там, повернись ко мне лицом и стой молча. Устанешь стоять, скажи, но до тех пор просто стой и молчи!
Смущенная девушка, неуверенно кивнула, поспешно разделась и встала там, куда ей указали. Она была на пару лет старше Габи и, не будучи красавицей, имела все необходимые приметы женственности. В общем, смотреть на нее было приятно, но не более того. Во всяком случае, никаких противоестественных желаний при взгляде на нее у Габи не возникло, что говорило, скорее о ее физическом состоянии, чем о сексуальной ориентации. На красивого мужчину она, верно, смотрела бы сейчас точно так же.
— Что-то еще? — между тем спросила Шанталь.
— Просто стой и молчи!
— Как прикажете, ваша милость!
— Я же сказала, помолчи! — поморщилась Габи, которую теперь часто раздражала медлительность и непонятливость окружающих ее людей, и, коротко вздохнув, принялась за дело.
«Итак, тело», — сказала она себе, рассматривая обнаженную девушку. Белая кожа и румянец, расползающийся со щек на шею и плечи.
«Живой организм, — напомнила она себе, — имеет температуру 36 и 6 десятых градуса по шкале Цельсиуса, но только, кажется, под мышками…»
«А температура — продолжила она ход своих нехитрых рассуждений, — это же, наверное, стихия Огня. То есть, не «наверное», а именно!»
То, что следует из этого умозаключения, было более или менее понятно, но как конкретно это сделать? Как увидеть температуру тела? Габи попробовала так и эдак, покрутила в уме потоки Огня, придумывая на ходу, что бы такое из них сотворить, но для начала добилась лишь того, что «распустила» большие карминовые потоки, пульсирующие от переполнявшей их силы, на тончайшие нити всех оттенков красного. Работать с такими едва ощутимыми потоками, больше похожими на трепещущую на ветру шелковую нить, чем на лавовый поток, Габи еще не умела. Вернее, только-только начала осваивать этот уровень высшей маги. Но обычно она занималась этим под руководством Триса, и тогда брат ей все показывал и объяснял, как маленькой. А сейчас она влезла в этот живой, напитанный силой хаос, похожий — так ей показалось в этот момент, — на клубок разъяренных змей, в одиночку, и сначала даже растерялась перед его природной мощью и невероятной сложностью. Но характер быстро взял свое, и уже в следующее мгновение Габи принялась наводить в доме порядок, укрощая одни потоки, переставляя местами другие и по новой переплетая между собой третьи. Все это она делала исключительно на интуитивном уровне, боясь потерять кураж и начать думать головой. Вообще-то, про эту свою особенность она знала давно, но использовать ее по-настоящему научилась совсем недавно, поскольку раньше она зачастую не отдавала себе отчет в том, что именно она делает и как. Но Трис эту ее черту, — угадывать, а не анализировать, — подметил практически сразу, указал на нее Габи, и та вдруг осознала, что все так на самом деле и обстоит. Интуиция в ее случае была сильнее логики, а инстинкт — полезнее разума. И вопрос не в том, что Габи не умела рассуждать логически. Умела, и еще как! Но в магии интуиция, порой, решала все, потому что многие творимые чудеса получались гораздо лучше, если не поверять гармонию алгеброй. Сначала сделай, как видится, а разбираться, что там вышло и как устроено, будем потом. Впрочем, и разбираться, если лень или трудно, тоже не надо. Просто колдуй, коли уж приспичило, и ни о чем не думай. Эта сторона магии была сродни искусству, а не науке или ремеслу. И сейчас этот проверенный модус операнди[5] ее снова не подвел. Мгновение, другое, и Габи увидела свою горничную через призму стихии Огня.
Поверхность тела девушки представлялась равномерно розовой, не считая, разумеется, щек и шеи. Там цвет был гуще, но в следующее мгновение Габи обнаружила несколько более темных пятен, отчетливо выделяющихся на общем фоне: прямо сквозь кожу, просвечивали темно-красная печень, амарантовые влагалище и анус и трепещущий алый сгусток сердца. А еще через пару секунд картинка окончательно прояснилась, и Габи увидела всю кровеносную систему Шанталь, ее костный скелет, полотнища мышечной ткани и все, до единого, внутренние органы.