Ракетчик - Козлов Константин. Страница 29

— Ну, говорите номер, — кивнул покладистый служащий.

Драгунский вынул из органайзера, стоящего перед парнем, листик розовой бумаги и написал номер. Парень открыл толстую тетрадь. Положил лист с номером на страницу и повел его вдоль столбца с цифрами. Обнаружив искомое, удивленно вскинул на лейтенанта глаза:

— Так около него постоянно кто-то из ваших крутится! Чего ты мне голову морочишь? Ваши его день и ночь стерегут, завтра грузиться будете. Хочешь, я тебя проведу, с охраной поговоришь?

— Да не надо, я и так все узнал. За спиной Драгунского хлопнула дверь.

— Слышь, Серега, я от тебя в город звякну?

— Давай! Вот тут, кстати, еще один ваш приехал.

— Наш? Где?

— Да вот он, где ж еще. Все про ваш контейнер. Чего вы там везете? Золото, что ли? То звонят, то проверяют! Достали уже, ей-богу!

— Этот, что ли, наш?

Драгунский обернулся. Перед ним стоял рослый крепыш в черном комбезе.

Глава 20.

ПЛЕННИК.

Такого Циркач еще никогда не видел. Человек был полностью скрыт под толстым слоем насекомых. Больше всего их скопилось вокруг раны. Запах крови манил все новые и новые полчища людоедов. Безобидные букашки превратились в ужасных хищников. На кровавом пятне у входного отверстия ползучие твари висели шевелящимся клубком. Седой перерезал веревки и невозмутимо скомандовал:

— Раз, два, взяли.

Раскачав за руки и за ноги, полумертвого пленника бросили в воду. А потом зеки дружно замахали руками, стряхивая обнаглевших муравьев. Одуревшие от крови твари сразу норовили вцепиться в тело. Пленник очнулся только через полчаса. Раздувшееся от укусов лицо потемнело, веки распухли, кожа была изъедена почти полностью и сочилась кровью. Вытащив пленного на берег, Седой поднес к его распухшим губам бутылку со спиртным и дал сделать несколько глотков. Сел рядом и налил себе. Усмехнулся, разглядывая лицо раненого, и бросил ему пакет с фотографиями:

— Ну что, товарищ лейтенант, поговорим?

— Тамбовский волк тебе товарищ.

— Эта компания жмуриков — ваша работа?

— Ну и что?

— Да вот не пойму, вроде за вами государство, а ты по сути от нас ничем не отличаешься?

Пленный попытался пожать плечами и поморщился от боли.

— У меня предложение.

— Какое?

— Ты нам все расскажешь.

— Что говорить? И так все ясно.

— Зачем вам этот остров?

— Чтобы отсидеться. Пока шум не утихнет.

— Вот этого не надо, — нахмурился вожак.

— Чего не надо? — не понял пленный.

— Лапшу мне на уши вешать. Мы ваше барахло перетрясли, палатки нет, катер без крыши, так что на хазу не тянет. На острове лес один. До берега в любом направлении несколько дней хода.

— Здесь есть жилье. Нас должны потом забрать.

— Да заливает он! — вмешался Шнорхель. — Мы же с бугра весь остров осмотрели, нет тут ни хрена.

— Есть, — не сдавался пленный.

— Пойдем, покажешь.

— Сейчас туда не добраться, — посмотрев на темнеющее небо, заявил пленный. — Утром покажу.

— Утром так утром, — быстро согласился вожак. — Но если ты нас дурить вздумал, дорога тебе одна. — Он кивнул на муравьиную кучу.

Ужинали уже при свете костра. Впервые за несколько недель у них была нормальная еда. Седой даже санкционировал распитие еще одной бутылки. На ночь пленника связали. Отозвав в сторону своих, вожак устроил совещание. О чем-то пошушукавшись, беглые преступники стали готовиться ко сну. Сторожить первому выпало Шнорхелю. Как только Седой и Циркач скрылись в палатке, он подбросил в костер дровишек и устроился напротив раненого.

— Это что же выходит, государство само новых отстреливает?

— Выходит, что так, — ответил пленный, глядя в пламя костра.

— Что-то я не пойму, чего ж вы тогда нас шерстите почем свет стоит? Мы вам вроде как помогаем? — осклабился Шнорхель.

Пленный молчал. Сделав еще несколько попыток завязать светскую беседу, часовой оставил его в покое.

Лейтенант Остапов уже давно не понимал, что происходит вокруг. Начало службы было самым обычным. Когда пришло время, его призвали на срочную в погранвойска. На границу, правда, он не попал. Еще в учебке, как только узнали о наличии у новобранца первого юношеского по биатлону, его определили в спортивный взвод. Служба в этом подразделении сильно отличалась от службы погранцов. Тренировки, тренировки и соревнования, в которых они отстаивали честь пограничных войск. Никаких тебе тревог, боевой и политической, нарядов на кухне и службы в дозоре. Полгода пролетели незаметно. Александр никогда не собирался связывать свою жизнь с армией. Думал отслужить положенное, поступить в техникум и спокойно жить на гражданке. Все изменилось в один день. В бригаду приехал капитан, отбиравший людей в какое-то спецподразделение. Были ему нужны снайперы. Остапову оставалось служить чуть больше года. Капитан не стал ходить вокруг да около, а сразу предложил перейти служить к нему.

— Вашу синекуру все одно разгоняют. Сейчас в армии новые дела, и такой халтуры, как ваша служба здесь, новое начальство терпеть не собирается. Да и в конце концов — мужик ты или нет? Что дома скажешь? Что все два года в учебке дуриком проходил? А у нас настоящая работа. Мы террористами занимаемся. Служить будешь в Питере. Выбирай: или поедешь дослуживать на границу, а там таких, как ты, не очень жалуют, или к нам. Перспектива хорошая, льготы, можно потом и на контракт остаться. Думай, утром жду ответа.

Особо раздумывать Александр не стал, в учебке давно ходили слухи о порядках на заставах. Таких, как он, там и впрямь не жаловали, не спасли бы и лычки младшего сержанта. Утром он дал согласие, и с него сразу же взяли соответствующую подписку.

На новом месте служба оказалась далеко не такой, как расписывал капитан. Муштровали серьезно. Участились случаи угона самолетов, похищения заложников, и каждое силовое ведомство старалось заиметь свои антитеррористические подразделения. Тренировали как надо: бой с оружием и без, пользование средствами связи и наблюдения, тактика спецподразделений, прыжки с парашютом, освобождение заложников. Но основной специальностью для него стала профессия снайпера. Стрельба днем и ночью, по движущимся целям и неподвижным, стрельба по вспышкам, по появляющейся на секунды мишени, по фигуре террориста с заложником. Требования были куда строже, чем в биатлоне. Он наизусть зубрил таблицы поправок прицеливания на дальность и на ветер, на тип пули. Учился аутотренингу. Учился маскироваться и часами вести наблюдение, оставаясь неподвижным. И все же новая служба была интересной — настоящая мужская работа. Отслужив по призыву, Остапов остался на контракт. Зарплата была куда выше, чем у большинства сверстников на гражданке. После курсов начальник группы торжественно вручил ему офицерские погоны. Младший лейтенант, конечно, не самое высокое звание, но его одноклассникам, поступившим в военные училища, нужно было еще не один год учиться, а он уже сам себе голова. Его группа постоянно была наготове, но их почему-то не посылали ни на Кавказ, ни в Среднюю Азию, ни в Приднестровье. Во время путча они отказались выполнять приказы ГКЧП, и это выгодно сказалось на их будущем, когда этот режим рухнул, не продержавшись и недели. Но потом они, как «Альфа» и профессионалы из других ведомств, отказались идти на Белый дом, а вот этого им уже не простили. Вскоре после октябрьских событий пришел приказ о расформировании. В тот день всех сотрудников вызвали в здание тренировочного комплекса. Молодежь и тертые мужики угрюмо курили в спортзале, ожидая своей участи. Капитан Прокофьев — их командир — вернулся из управления в сопровождении незнакомца в гражданке и простуженным, севшим от волнения голосом зачитал приказ о расформировании группы и увольнении ее сотрудников. Формулировка была убийственной: «…за низкие морально-деловые качества, личную трусость, выразившиеся в отказе выступить на защиту конституционного порядка и демократии». Эта фраза лишала всего: выслуги, пенсии, просто перечеркивала всю жизнь. Под гул возмущенных голосов слово взял незнакомец. С трудом добившись тишины, он, как на партсобрании, объявил: