Слабо не влюбиться? (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна. Страница 36
Мне трудно распознать его реакцию, трудно дать ей определение. Но в одном я уверена наверняка: он понял, что моя маленькая импровизация не случайна. Что это не просто прихоть девчонки, решившей выпендриться. Возможно, он даже услышал мой завуалированный за красивыми рифмами крик души.
Все, что у тебя есть, хочу себе. Взгляды, улыбки, чувства, касания. Все должно быть только моим. Слышишь, Соколов? Моим и точка!
Я заканчиваю петь. Артём медленно выдыхает. Я прямо вижу, как опускается его грудь и закрываются веки. Зрители хлопают, кто-то даже выкрикивает комплименты из зала. Но я почти не слышу обращенных ко мне слов. Все внимание поглощено Соколовым, который почему-то выглядит расстроенным. Он по-прежнему сидит с закрытыми глазами и, кажется, погружен глубоко в себя.
О чем он думает? Что его беспокоит? Понравилось ли ему мое выступление? Понял ли он, что это мое признание в любви?
Я продолжаю пытать Артёма взглядом в надежде увидеть в его лице хотя бы проблески столь желанного осознания, но оно по-прежнему остается непроницаемым. Парень наконец распахивает глаза, небрежно и явно формально хлопает в ладоши, а затем снова утыкается в стоящий перед ним ноутбук.
Вот и все. Ни единой эмоции. Ни одного теплого взгляда.
Я стою на сцене и почему-то ощущаю себя голой. Нет, одежда все еще на мне, но вот душа… Душа обнажена и уязвима. Только что я распахнула ее настежь, вывернула наизнанку. Вытряхнула, выпотрошила и положила на свежевыкрашенный пол.
И все ради чего? Ради внимания одного конкретного парня, которому, судя по всему, это просто не нужно.
Ведущий выхватывает у меня микрофон, а затем принимается вежливо, но настойчиво спихивать меня со сцены. Мол, молодец, что спела, но пора и честь знать. У нас тут вообще-то программа.
Я медленно спускаюсь по ступенькам, и чувствую, как внутри меня что-то рвется. Что-то тонкое и болезненно пульсирующее. Наверное, это мое измученное сердце срывается с петель и летит в черную непроглядную бездну. Там нет ни света, ни тепла… Там вообще ничего нет. Одно лишь тупое ноющее отчаяние.
Снова поднимаю взор на Соколова и вижу рядом с ним возникшую из ниоткуда Диану.
Это как долбаный удар под дых. Больно, тошно, и глаза слезятся.
Что она здесь делает? Давно ли пришла? И главное – зачем?! Она ведь еще в том году выпустилась!
Девушка стоит чуть позади и, положив руки на плечи моего друга, что-то самозабвенно ему нашептывает. На губах Тёмы играет ленивая улыбка, и сейчас он совсем не кажется потерянным. Рядом с Орловой он превращается в того самого веселого и разбитного парня, которого мы знаем и любим.
Ему нет дела ни до моих песен, ни до моих признаний.
Ему. Вообще. Нет. До меня. Дела.
Пользуясь всеобщей суматохой, выныриваю в коридор и, спрятав лицо в ладонях, тяжело дышу.
Надо успокоиться. Надо собрать силы в кулак. Характер у меня, конечно, не как у Грановской, но я тоже не размазня! Я справлюсь. Переживу.
Убираю руки от лица и тут же натыкаюсь взглядом на Демида Лапина. Он сидит на подоконнике и, наблюдая за мной, преспокойно курит в приоткрытое окошко.
– С ума сошел? – вырывается у меня. – Администрация за стенкой!
– Да и пофиг, – равнодушно пожимает плечами парень, продолжая неспешно потягивать сигарету.
С тех пор, как Лапин перевелся в нашу школу, прошло два года. Частью коллектива за это время он так и не стал, но и изгоем его не назовешь. Он по-прежнему на всех смотрит свысока и порой позволяет себе провокационные высказывания. Но его никто особо не трогает. Больше обходят стороной и стараются не связываться. Все-таки папа-мэр – дело нешуточное.
Благодаря Тёме после того неприятного случая в женском туалете Демид потерял ко мне всякий интерес. Точнее даже так – он перестал этот интерес проявлять. Нет, само собой, периодически я ловила на себе его задумчивые взгляды, но дальше гляделок дело не заходило. И это вполне меня устраивало.
– Ты красиво пела, Солнцева, – Лапин делает последнюю затяжку и отщелкивает окурок в окно. – Не хочешь немного прогуляться?
– Так мы же в ресторан идем…
– Поверь мне, пока все соберутся, не меньше часа пройдет.
Он спрыгивает с подоконника и подходит ко мне. Расстояние между нами остается, но небольшое. Я бы сказала, минимальное для того, чтобы соблюсти грань приличия.
– Идем? – Демид повторяет свое предложение.
В любой другой ситуации я бы без раздумий отказалась. Но сейчас в состоянии тотального душевного раздрая решение сказать «нет» не кажется мне таким уж правильным.
Что будет, если я просто пройдусь с Демидом по улице? Уверена, ничего страшного.
Тем более, мне нравится, как он смотрит. На меня. А не мимо, как Соколов.
Я хоть и плохо разбираюсь в вопросах взаимоотношений, но тут и без особых знаний понятно, что я симпатична Демиду. Как девушка симпатична.
Да и он, если задуматься, не такой уж мерзавец и злодей. Когда Соколов его ударил, он никому не настучал: ни директору, ни папе. Меня за все эти два года он тоже ни разу пальцем не тронул. Пожалуй, уже давно пора отпустить обиду и дать этому парню второй шанс.
– Хорошо, давай прогуляемся, – соглашаюсь я. – Только недолго, ладно? Просто дойдем до ресторана без шумной толпы.
– Как скажешь, Василиса.
Демид одаривает меня мрачной улыбкой и первый устремляется к лестнице.
* Героиня исполняет песню Насти Задороджной "Буду".
Глава 36
Думала ли я, что после моего выступления в наших с Соколовым отношениях что-то изменится? Да, черт возьми, думала! Мне казалось, что, услышав мое песенное признание, Артём хоть как-нибудь отреагирует! Как минимум – похвалит за смелость, как максимум – ответит откровением на откровение…
Но на деле не произошло ни того, ни другого. Соколов просто притворился, что ничего не слышал, не видел и, как следствие, не понял. Сидит за соседним столом и непринужденно общается с друзьями. Весь такой раскрепощенный, расслабленный, пребывающий в приподнятом настроении.
А у меня, напротив, на душе кошки скребут. Горько, едко, противно. Аж кусок в горло не лезет. Мне бы улыбаться, наслаждаться общением с одноклассниками, многих из которых я, вероятно, больше никогда не увижу, но вместо этого я апатично ковыряюсь вилкой в салате и изо всех сил стараюсь не разреветься.
Так себе выпускной. Сплошная печаль, и та никак не связана с окончанием школы.
– Я смотрю, ты все еще грустишь?
Лерка побежала участвовать в очередном конкурсе, а на ее освободившийся стул медленно опускается Демид.
– Нет, я просто… Устала немного, – отзываюсь я, а затем с вымученной улыбкой отправляю в рот кусочек авокадо.
По дороге в ресторан мы с Лапиным довольно мило поболтали, и на какое-то время мне даже удалось отвлечься от навязчивых мыслей о Соколове. Демид оказался вполне сносным собеседником и сумел приподнять мое не слишком высокое мнение о его персоне.
Нет, я по-прежнему считаю его провокатором и снобом, но сейчас эти качества не кажутся мне такими уж отталкивающими. Лапин, по крайне мере, открыто и честно выражает свое отношение к миру. Не то что Артём, который лицемерно называет меня лучшей подругой, а по факту вот уже который месяц безжалостно топчет мои чувства.
– Кого ты пытаешься обмануть, Солнцева? – губы Демида трогает ироничная улыбка. – Я не дурак. И, в отличие от твоего мальчика, не слепой.
От его слов по спине врассыпную бегут мурашки, и я моментально напрягаюсь:
– О чем ты?
На самом деле намек Лапина был довольно прозрачным, но мне все равно не хочется верить, что моя безответная влюбленность настолько заметна со стороны. От этого ведь еще обидней! Выходит, мои чувства очевидны всем, кроме Артёма… Я просто посмешище какое-то!
– Ты знаешь, о чем, – Демид лениво вытягивается на стуле. – Ты ведь тоже не дура.