Слабо не влюбиться? (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна. Страница 37
Мы молчим. Парень сверлит меня пытливым взглядом, а я пребываю в растерянности. Зачем он мне это говорит? С какой целью? Это какой-то изощренный способ уколоть? Или ему просто нечего делать?
– Хочешь, скажу свое мнение на этот счет? – Лапин подается вперед, наклоняюсь к моему уху.
– Нет. Не хочу, – отвечаю честно, хотя в глубине души понимаю, что этот вопрос был чисто риторическим.
– Твой Соколов – просто зажравшийся идиот. И он абсолютно тебя не достоин.
Я ожидала услышать все, что угодно, но только не это. За годы дружбы с Соколовым я привыкла к тому, что окружающие его холят и лелеют. Поэтому совершенно отвыкла от критики в его адрес.
Тёма крутой. Тёма красивый. Тёма талантливый. Именно так говорят наши друзья и знакомые. А меня порой подмывает заорать в ответ: «А как насчет того, что иногда Тёма ведет себя как настоящая сволочь?! Нет? Не замечали такого?!»
Ну правда, сколько можно обелять Соколова? Он ведь далеко не ангел. Когда-то, лет пять назад, возможно, и был им, но сейчас это совершенно другой человек.
Наглый. Испорченный женским вниманием. Двуличный.
Натянуто улыбаюсь и делаю небольшой глоток шампанского. Стыдно признаться, но мне приятны слова Лапина. В особенности о том, что Артём меня недостоин. Я-то привыкла считать, будто это я недостойна его.
– Спасибо за поддержку, Демид, но это не твое дело. У нас с Соколовым давняя история.
Обида обидой, но открыто поливать друга грязью, да еще и за его спиной, мне совесть не позволяет.
– Давние истории надо заканчивать, Василиса. И начинать новые.
Осторожно поворачиваю голову к Демиду. Его черные глаза сосредоточены на мне, и я впервые в жизни не стесняюсь. Не отвожу взгляд. Отвечаю на его зрительный вызов с легкой улыбкой.
Ну а что? Почему Соколов двигается вперед, без оглядки на нашу детскую дружбу, а я вечно топчусь на месте? Он ведь встречается с Дианой, чувствует себя нужным и любимым. Чем я-то хуже?
Если задуматься, по Лапину сохнет много девчонок из нашей школы, но он никого не подпускает близко. А ко мне сам тянется, сам проявляет внимание. Это же невооруженным глазом видно.
Так, может, это сигнал? И мне пора перестать изводить себя бесплодными мыслями о Соколове? Попробовать жить по-новому? Не думая о нем. Не гадая о причинах его ранящего равнодушия.
– Пошли потанцуем? – неожиданно для самой себя предлагаю я. – Мне эта песня очень нравится.
Бровь Демида изумленно взлетает вверх. Наверное, он не рассчитывал, что я так быстро пойду на контакт.
– Пойдем.
Пока мы движемся в сторону танцпола, рука Лапина по-хозяйски располагается на моей талии, но я, вопреки обыкновению, не спешу ее скинуть. Пускай полежит: от меня не убудет, а ему приятно.
Едва мы становимся друг напротив друга, как парень притягивает меня к себя, окуная в запах дорогого, но, на мой вкус, слишком сладкого парфюма. Чернильная темнота в его взгляде манит и пугает одновременно. Мне немного не по себе, но совсем не так, как два года тому назад. Есть волнение и легкий мандраж, но первобытный ужас бесследно испарился.
Должно быть, я все же повзрослела. Хоть сама и не заметила этого.
Из колонок доносится довольно ритмичная музыка, но у нас с Демидом все равно получается какой-то медляк. Мы не двигаемся в такт, как основная масса наших одноклассников, а просто покачиваемся из стороны в сторону. Парень не отрывает от меня глаз, и я, слегка смущаясь, отвечаю ему тем же.
Оказывается, это приятно – осознавать, что ты кому-то нравишься. Приятно чувствовать себя желанной.
Боковым зрением замечаю, как на нас косятся присутствующие. Наверняка удивляются, как это тихоня Солнцева отважилась на танец с самым наглым мажором параллели. Я их понимаю: сама в шоке.
Но время идет, люди меняются. И даже хорошие девочки порой совершают вот такие вот дерзкие поступки.
Скашиваю глаза в сторону в надежде отследить реакцию Соколова, и с губ срывается разочарованный вздох. Он даже не смотрит! А знаете, почему? Потому что вновь увлечен своей не пойми откуда взявшейся Дианой!
Господи! Ну что за неугомонная девица? Почему она все время его преследует? Даже на выпускном вечере от нее покоя нет!
Опять забралась к Артёму на колени и закатывается визгливым хохотом. На них поглядишь – и можно подумать, что Соколов прямо-таки безостановочно шутит. А иначе почему она постоянно ржет? О чем таком смешном он ей рассказывает?
На секунду отвожу взор в сторону, а, вернувшись, непроизвольно морщусь. Теперь эти двое целуются. Как всегда, самозабвенно и не замечая никого вокруг. Уж лучше бы Диана и дальше смеялась, ей-богу. Смотреть на то, как она посасывает Тёмкины губы в сто раз больнее. Аж глаза себе выколоть охота.
Неожиданно веки друга приподнимаются, и его взгляд резвой стрелой устремляется ко мне. Момент для визуального контакта максимально странный: я стою в объятиях Лапина, а нижняя губа Соколова зажата между зубами увлеченной им Дианы.
В данную секунду мы оба принадлежим другим, но тем не менее с каким-то противоестественным болезненным вниманием продолжаем буравить друг друга взглядами. Это ненормально, неправильно и, если честно, отдает извращением.
Однако я никак не могу перестать смотреть на Артёма. Да и у него, кажется, тоже не хватает сил на то, чтобы закрыть глаза.
Если ты осмелишься признаться, что я тебе нужна, то станешь для меня первым и единственным. Ты будешь моим космосом, моей вселенной, и я растворюсь в тебе без остатка. Я променяю на тебя целый мир, потому что этот мир без тебя мне не нужен. Пожалуйста, Соколов, не отталкивай меня. Протяни мне руку, и я обещаю никогда ее не отпускать.
Я знаю, Тёма слышит меня. Читает по глазам.
На самом деле Демид не прав: Соколов вовсе не слепой. Он лишь умело изображает слепоту там, где не хочет обнажать истинные чувства.
Визуальный контакт обрывается так же неожиданно, как и случился. Тёма просто отворачивается и утыкается носом в Дианину шею. Словно прячется от меня. Словно сбегает.
Он зарывается в волосы своей девушки, а я вдруг отчетливо понимаю, что это конец.
Конец моих ванильных иллюзий.
Конец веры в идеального друга.
Конец надежд, которым никогда не суждено сбыться.
Соколов сделал выбор. И он не в мою пользу. Снова не в мою.
Сердце рвется на куски, а мечты, сгорая заживо, осыпаются пеплом. Мне больно, и хочется плакать, но я не подаю виду. Ведь я теперь уже не та сопливая девчонка из прошлого.
Держу голову высоко поднятой и расправляю слегка ссутуленные плечи. На губах играет непринужденная улыбка, а в голове пульсирует одна единственная мысль.
Какой же ты все-таки трус, Тёма!
Глава 37
– Мне нравится, как ты пахнешь, – Демид проводит тыльной стороной ладони по моему оголенному плечу. – Что это за аромат?
– Полевые цветы, кажется, – немного рассеянно отзываюсь я.
Соколов исчез из поля зрения вместе со своей Дианой. Полчаса назад, держась за руки, они вышли из зала, и с тех пор их не видно. Даже думать не хочу, чем они все это время занимаются.
– Да, – Лапин наклоняется к моей шее и делает глубокий медленный вдох. – Этот запах тебе очень подходит.
– Спасибо.
Закрываю глаза и старюсь сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Демид поглаживает меня по спине и плечам, изредка скользя пальцами по вороту платья. Он не делает ничего предосудительно, но я все равно чувствую его безмолвный натиск. И усиленно пытаюсь понять, нравится мне происходящее или все же нет.
С одной стороны, я не привыкла к кинестетике. До Лапина меня касался лишь Соколов, но это было давно, словно в другой жизни. По натуре я довольно стеснительна, потому мне нелегко расслабиться и отпустить вожжи внутреннего контроля.
Но с другой – есть что-то волнующее и интригующее в откровенных поглаживаниях Демида. Он явно знает, как и что нужно делать. Где замедлиться, где ускориться, а где и вовсе убрать руку, вынуждая трепетать и ждать продолжения.