Классная дама (СИ) - Брэйн Даниэль. Страница 54

— Ты собираешься кого-то обворовать и убить, а в полиции заявляешь, что видела возле будущей жертвы ранее судимого, к примеру, соседа, с ворованным барахлом. А потом этот сосед как ни в чем не бывало бегает на свободе, пытается наладить с тобой контакт и очень мешает всему, что ты делаешь. Тебе нужно скрыть не только совершенную кражу, но и убийство, которое ты задумала и уже свалила на другого, но твоя хитрость, кажется, не сработала… 

— Перестань! — умоляюще заверещала Софья. — У меня болит голова!

А как у меня она болит, козочка, ты бы знала. Миловидова? Не вариант, я ей абсолютно не верю.

— Юлия Афанасьевна! Вы не видели господина коллежского советника?

Под грохот звонка Окольная с гримасой злости указала мне куда-то наверх, и я помчалась, сшибая спешащих в классы воспитанниц, а пробегая мимо одной из закрытых дверей…

Да. Капкан.

Я вернулась к кабинету ее сиятельства, не зная, что ей скажу. Я ничего не теряю, но делаю глупость, хотя никто, кроме фрейлины Мориц, не имел положение и власть, чтобы запустить лапу в казну и спланировать покушение. Я, чтобы не дать себе время подумать, открыла дверь.

— Я все сделала, ваше сиятельство! — зашептала я на альменском. Ввести в заблуждение — лучшее, что я могу. Поломать планы, которые и так пошли вразнос. — Каролина Францевна обещала мне денег.

— Что?.. — прохрипела Мориц. Ее словно душили, кто-то стоял невидимый за ее спиной и затягивал удавку на шее. Я бы решила, что она меня не расслышала или не поняла, но нет. Безумный мой план сработал.

— Каролина Францевна обещала мне денег, — алчно повторила я. — Двадцать тысяч целковых. Я сделала все, как велено, налила масло, по ложке на каждой ступени. 

Ее сиятельство поднялась с кресла-панциря и стояла маленькая, сморщенная, очки бликовали и закрывали от меня ее глаза, но я бы не поклялась, что читаю людей как книгу. Что она думает — я спятила? Я испортила ей все окончательно?

— Я получу деньги и сразу уеду, — продолжала я. Слова на языке, которого я не знала, лились сами собой. — Вы больше обо мне никогда не услышите. И обещаю, я буду молчать. 

— Конечно, ты будешь молчать, строптивая шавка, — губы Мориц вытянулись в подобие улыбки какого-то зомби, я обратила внимание, что у нее почти нет зубов. — Как без тебя обойтись, паршивая ты овца? То тут, то там, но я и не сомневалась — у Штаубе язык как помело. Нашла себе потомственную заговорщицу!

Хотя бы раз все, что Софья пережила за короткую жизнь, ей поможет. Мориц обошла стол, подошла ко мне, ткнула в грудь пальцем.

— Она давала тебе чертеж? — прошипела она.

— Она сказала налить масло на каждой ступени по ложке… — я хлопала глазами и по-дурацки улыбалась — я умница, похвалите меня. Я действительно умница, до Мориц дошло, что я напортачила.

— Убирайся! — каркнула она. — Вон! Деньги… получишь. Пошла прочь! 

Она выскочила из кабинета — я ахнула. Еще немного, и старуха полетит, будто ей вставили в зад фитиль. Проворная старая дрянь. Вся моя ненависть скрутилась пружиной и готова была разорваться. Эта мерзавка хотела убить женщину и двоих детей. Кто отдавал ей приказы? Посол или аристократ, или еще кто-нибудь. Где я и где дипломатия этого века.

Коридор пустовал, я уповала на то, что Окольная не соврала, а Щекочихин или Начесов на месте. 

— Господин коллежский советник! — я влетела в учительскую, испытав облегчение. Оба чиновника там — моя удача. — Господа! Ее сиятельство княгиня Мориц приказала устроить пожар в красном коридоре, когда там будет ее величество, я видела все собственными глазами. И ее сиятельство отправилась проверять, все ли готово…

Поверила бы я, если шальная девчонка ворвалась как ненормальная и забросала меня бессвязными репликами? Но я поверила Перевозниковой, например. И надо учесть, что получить столь высокий чин, как у этих двоих, нелегко, нужен талант, чутье ситуации.

Щекочихин вышел, не успела я закончить. Я почувствовала, как по треснувшей пересохшей губе течет кровь, а слова ранят горло. Начесов встал, подошел ко мне, озабоченно покачал головой.

— В академии жандармы. Полковник Ветлицкий… — через боль выдавила я.

— Я знаю, — кивнул Начесов. — Останьтесь здесь, Софья Ильинична.

Они профессионалы. Я могла в этом убедиться уже по тому, как они управлялись с бардаком в академии, по тому, как Щекочихин вручил мне конверт, а Начесов прикрыл Аскольдову лавочку. Они знали обо мне больше, чем я о них. Они оба знали больше, чем мы все — я, Миловидова, даже Ветлицкий. А наш герой, козочка, маг и князь, за сценой. Жизнь не сказка — в решающий момент мы вечно одни.

— Довольна? — мрачно спросила Софья.

— Наверное, да? — я пожала плечами. — Я все сделала. Заработала тысячу шестьсот целковых, если считать все вместе. Мало, но что поделать? Может, мне позволят остаться, понемногу отдадим все долги, а еще — выйдем замуж… 

Я не надеялась бы, козочка, все-таки нет. Твоя история полна темных пятен, никто не захочет марать честное имя своей семьи. Пусть сколько-то там лет назад похожее уже было. Тем более если было. Ты ведь не успела влюбиться в штабс-капитана? Ты слишком умна, чтобы приносить все, что есть, а это и без того жалкие крохи, в жертву чувствам… Это же больно — осознавать, что оно того вовсе не стоило.

Я прислушалась к шагам в коридоре — кого-то несет. Зашла Миловидова, уголки ее губ дернулись, поползли в неприятной ухмылке вверх. Она многое хотела мне высказать, но сдержалась, прошла за стол, швырнула журнал поверх остальных, вытащила что-то из кармана.

Начесов приказал мне сидеть в учительской, и я рассчитывала послушаться, но мне не хотелось оставаться один на один с человеком, который бы с удовольствием меня придушил. Мне хотелось пить и смыть кровь. Я пошла было к двери, Миловидова сквозь зубы сказала:

— Я думала, я готова тебя убить. Я ошибалась.

— Ревнуешь Ветлицкого? — я обернулась и смотрела на нее безразлично. — Он мне не нужен.

Миловидова встала. В правой руке она что-то сжимала, и память услужливо подсказала, как один раз она уже подкрадывалась ко мне. 

— Ну еще бы. Ты себе отхватила настоящего князя, Сенцова. Ты же красавица. Вот только скажи мне, надолго ли?

За моей спиной открылась дверь — Окольная, ее можно узнать по духам. Миловидова осторожно, боясь расплескать, поднимала руку с какой-то склянкой, и за мгновение до того, как содержимое выплеснулось мне на лицо, я рванулась к ней и с силой ударила по запястью ребром ладони.

Кто-то истошно кричал — Миловидова, корчась на полу, и на обезображенное лицо ее было страшно смотреть, Софья — «нет-нет, я не хочу в тюрьму, что ты наделала!», Окольная, Штаубе, которая вбежала и тут же попятилась, пока не уперлась спиной в шкаф, и губы ее безостановочно что-то шептали. 

По ковру рассыпались капли крови и выжженные напрочь кислотой мелкие пятна, а потом появилось неожиданно много людей, и на плечо мне легла тяжелая рука.

Глава двадцать девятая

— Жил очень бедный человек. У него были старенький домик, сварливая теща, болезненная жена, шестеро вечно голодных детей, и не знал бедняга, что ему делать. Пошел он к известному мудрецу… «Купи козу», — посоветовал мудрец, и бедолага взмолился: «Мы ютимся в каморке и нам нечего есть!». Мудрец настаивал, человек подчинился и купил на последние деньги козу. Проходит неделя, другая, прибегает он к мудрецу: «Я думал, ты дашь мне хороший совет, но стало все еще хуже — грязь, вонь, жена ругается, дети плачут, теще негде спать…». «Продай козу», — спокойно ответил мудрец, и через неделю человек пришел к нему снова: «Ты не представляешь, как мне помог, как же теперь хорошо стало!». Вот, козочка. Тебе понравилось?

Ответа не было, и одиночная тюремная камера пропадала за пеленой безнадежных слез. Серые стены, дверь с зарешеченным окном, чадящая лампа и тишина. Сюда не долетало ни звука, словно случился апокалипсис и в целом мире я осталась одна.