Чужие браки - Томас Рози. Страница 81

— Меня обвиняют в краже, — сказал Дарси. — Мой клиент Винсент Темплмен и его бухгалтер утверждают, что я с помощью подделок и фальсификации бухгалтерских отчетов использовал средства, принадлежащие частной компании Темплмена, в своих интересах.

Дарси продолжал мерять шагами комнату. Казалось, что он считает в уме шаги и прикидывает, через сколько еще можно сообщить детям очередную ужасающую новость. Барни и девушки сидели неподвижно, не сводя глаз с отца. Люси открыла, было, рот, чтобы что-то сказать, но Барни нежно взял сестру за руку, беззвучно призывая ее к молчанию.

— Полицию поставили в известность, поэтому они и обыскали вчера мой кабинет. Они забрали мои книги и множество других документов, без которых я не могу продолжать заниматься бизнесом. Мой адвокат считает, что скоро они предъявят обвинения, на которые придется что-то отвечать. Я еще не знаю, что последует за этим. Но я думаю, что дело получит… огласку, прежде чем во всем разберутся и все наладится. Поскольку я занимался делами здесь, дома, все это ляжет не только на мои плечи, но коснется также Ханны и всех вас. Поэтому я и решил все рассказать вам.

Дарси подошел к окну. На этот раз он остановился и стал смотреть в сад, как это делала незадолго до того Люси.

— Я хотел сам все объяснить вам и сказать, что мне очень жаль.

В комнате стояла зловещая тишина — только сейчас до всех начал доходить наконец ужасный смысл слов Дарси.

Люси выпрямилась.

— Они не могут обвинять тебя, — воскликнула она. — Не могут утверждать, будто ты сделал что-то, чего ты на самом деле не делал. У нас свободная страна, а не какое-нибудь… какое-нибудь полицейское государство.

Барни все еще держал ее за руку. Он понял вдруг, что делает ей больно, пытаясь удержать на одном месте. Люси удалось наконец вырваться.

— Папа?

Дарси обернулся, и по его лицу все поняли, насколько же ему тяжело.

— Я знаю, что ты не делал этого, отец, — сказал Барни. — Но что послужило основанием для обвинения?

Дарси вымученно улыбнулся, так что эта улыбка напоминала скорее минутный приступ удушья.

«Он держится молодцом, — подумала Люси. — Он держится молодцом, потому что ничего другого ему не остается».

— Я не сделал ничего противозаконного. Но вы знаете, кто я. Я не всегда действую в рамках установившихся традиций. Ведь я всю жизнь работал в одиночку. И если бы я не нарушил ни одного правила, то не стал бы тем, чем я стал.

Дарси беспомощно пожал плечами. Он пытался бодриться, пытался изобразить перед ними того отца, которого они знали всю свою жизнь — неотразимого, уверенного в себе, и эта попытка обнаружила еще очевиднее те перемены, которые произошли с ним в последнее время. Все были в замешательстве — не знали, что бы сказать, чтобы не выдать себя, не дать Дарси понять, что его отговорки абсолютно неубедительны. Все трос сидели, пытаясь переварить до конца свалившиеся на них новости, догадаться о том, что было недосказано, составить единую картину происходящего.

— Что ж, нам все ясно, — сказала наконец Кэтти. Она устала и подошла к отцу. Дарси благодарно обнял ее, поглаживая по волосам, и Кэтти прильнула к нему.

— Девочка моя, — дрожащим голосом произнес Дарси.

Люси и Барни последовали примеру сестры. Они обняли отца, и сила всех троих, соединенная вместе, еще раз напомнила о слабости отца.

— Не волнуйся, папа, — сказала Люси.

— Я и не волнуюсь. За себя, по крайней мере. Только из-за того, чем это обернется для вас троих, для Лауры, для Фрэдди. Если бы не моя болезнь, я привел бы все в порядок. Вот я и не беспокоился. Все это казалось мне делом времени.

Никому не хотелось выслушивать подробности. Все и так было ясно.

— Вот так-то, дорогие мои, — сказал Дарси, вновь пытаясь изобразить самоуверенность. — Теперь вы знаете все, что вам необходимо знать. Спасибо, что вы такие хорошие дети. А мне пора отправляться вниз к вашей маме.

После неловкой паузы Дарси поправился.

— То есть к Ханне, я хотел сказать.

Ханна сидела в гостиной. Комната, полная тепла и уюта, рассеянного света и блестящих полированных поверхностей, мягких, ниспадающих складками драпировок, показалась Дарси особенно дорогой, но чувство это не было сейчас приятным из-за терзавших его страхов.

— Ты сказал им? Они поняли? — спросила Ханна.

— Да, конечно. Как они могли не понять? — ответил Дарси, как мог, бодро и уверенно. Ему казалось сейчас особенно важным сохранить свою обычную жизнерадостную манеру. Дарси подошел к серебряному подносу и взял одну из бутылок, стоящих в ряд вдоль стены. Алкоголь поможет ему немного успокоиться, Дарси знал это, хотя и понимал, что не решит таким образом ни одной из своих проблем. — Давай выпьем, хорошо? Отпразднуем, что дожили до сегодняшнего вечера.

Наверху заплакала Люси. Жалобные всхлипы вырывались из ее перекошенного рта. Барни нежно посмотрел на сестру, его обычно такое веселое лицо было сейчас задумчивым, полным заботы и внимания.

— Папа во всем разберется, — утешал он сестру. — Хотя сейчас и не похоже на то, но думаю, все наладится, и довольно скоро.

— Дело не только в этом. — Люси порывисто вздохнула, сквозь потоки слез глядя на брата. Когда Люси плакала, лицо ее было чудовищно некрасиво, просто безобразно. — Я беременна, — почти что выкрикнула она. — Я не знаю, что делать. Я хотела сказать об этом отцу. Но как я могу сказать ему это сейчас?

Барни медленно обернулся к Кэтти, которая мрачно кивнула, подтверждая слова сестры.

— Кто? — спросил Барни.

— Джимми Роуз, — со злым выражением лица выпалила Люси.

Сестры пристально смотрели на лицо Барни, пока он переваривал услышанное.

— Тогда ты не смеешь говорить об этом с отцом. — Барни злился очень редко, но это был как раз один из таких моментов. — Не смеешь обрушивать на него еще и это. Ты что же, не понимаешь, что с ним сейчас происходит?

Люси вновь затряслась от рыданий. Ей казалось, что в жизни не существует для нее больше ничего, кроме рыданий, боли и отчаяния.

— А как же я? — стонала она.

— Мне очень жаль тебя.

— Да уж, по тебе заметно!

— Барни! — сказала Кэтти. — Ну посмотри же на нее.

Барни вздохнул.

— Мне действительно очень жаль тебя, Люси, правда. Но ты не должна прямо сейчас бежать к отцу, именно в такой момент, когда все и так пошло прахом, и сообщать, что его лучший друг сделал тебе ребенка. И как тебя вообще угораздило связаться с Джимми Роузом? Он и сам годится тебе в отцы. Как все это могло произойти, как ты могла допустить такое?

— Таблетка. Я иногда забываю принять. И я была уверена, что люблю его.

— Джимми Роуза? — Теперь Барни издал звук, похожий на стон. Затем Барни кивнул, в знак того, что он понимает чувства сестры, хотя и делает это весьма неохотно. — Ну хорошо, теперь я понимаю, в чем дело. Бедная Люси, но ты все равно не можешь рассказывать об этом отцу. К тому же, ты ведь уже рассказала мне. И первое, что я сделаю, это немедленно отправлюсь к Джимми Роузу и выверну этого негодяя наизнанку.

— И засунешь его яйца в кофемолку, — злорадно пробормотала Кэтти.

— Да. А кое-что еще насажу на шампур. Как мелкую крысу.

Люси издала звук, который не был ни рыданием, ни стоном. Это был издевательский смешок, прорвавшийся сквозь ее горе и отчаяние.

— Вот так-то лучше, — сказал Барни. Он сел рядом с сестрой, обнял Люси и положил ее голову к себе на плечо. Затем зашептал ей в ухо, пытаясь утешить, ободрить, убедить, что она не одинока в своем горе:

— Ведь мы можем уладить все это сами, правда?

Люси медленно кивнула головой.

— Я хочу сделать аборт. И уехать из Графтона.

— Ну разумеется, — согласился с ней Барни.

Нина открыла входную дверь и увидела на пороге Барни.

— Ты работаешь? спросил он.

— Да, — кивнула Нина.

— Можно мне все-таки войти?

Нина распахнула перед ним дверь. Она не удивилась, увидев Барни. Он уже не в первый раз приходил без звонка, как будто чувствуя, что ей гораздо легче будет отказаться от встречи по телефону, не видя его перед собой. Что в действительности удивило Нину, так это то, что вторжение Барни посреди рабочего дня не вызвало у нее ни неудовольствия, ни раздражения.