Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 105

— И тебя!

Я подъехал к столу, пересел на барный стул, водрузил на соседний гигантский ролл из гипса и мяса. На душе посветлело, как только я присмотрелся к стоящему у плиты «поваренку». Не заправленная в светлые брюки рубашка свободно покачивалась, как и бедра Антона. За взрывным шкворчанием яичницы я расслышал случайные ноты, образовывающие хаос, никак не мелодию. Голос Антона невероятно красивый — часами напролет я могу его слушать! Но речь из его уст не шибко певуча, а сегодня впервые я сталкиваюсь с тем, КАК он поет… Мое лицо застыло наполовину в недоумении, наполовину в блаженстве. Тонкий слух музыканта-любителя диктовал вставить в уши затычки, влюбленность снисходительно махала рукой, стараясь обратить мое внимание на очарование самого образа.

— Знакомая мелодия? — на секунду оглянулся Антон.

Я вздрогнул, сбросив колкие путы невнятной русалочьей песни. Что, за этим сумбуром было нечто реальное, существующее, что слышали толпы людей?..

— Эм-м… Да… Что-то знакомое… есть…

— Подсказка: это мотив одной из песен «Queen», — довольно поведал Антон.

Нет, моя радость, «Queen» так плохо не сочиняли… Боже, как будто слепая кошка играет на пианино…

— Поджарить сосиску?

Ловко Антон разделил большую яичницу надвое и переложил половинки со сковороды на тарелки. Не вызывало сомнений: взявшись опять за готовку, он будет петь — мурлыканье под нос спасает от монотонной работы. Я не желал лишний раз испытывать на прочность нервную систему, но сосиску я хотел больше.

— Да, пожалуйста. Две, если можно!

— Мигом! — сверкнул жемчугами Антон и открыл холодильник.

Только сейчас я заметил, с каким удовольствием он занимается тем, что по всем законам логики (как старший) должен делать для него я — и делал бы, если б мог стоять у плиты. Забота о больном-хромом мне не была для Антона морокой. Внутренне он сиял ярче от каждой мелочи, сделанной для меня. Я узнал этот блеск в его красивых глазах, потому как сам чувствовал то же по отношению к нему. Не только же в этом мы с Антоном похожи?.. Узнав только что о полнейшем отсутствии у него музыкального слуха, я не испытал порыв раздражения. Удивился самую малость… Быть может, и он не начал бы ненавидеть меня из-за недостатков или неловкости?..

…Мне вспомнились детские годы — все те разговоры родителей, услышанные за общим столом или в любом другом уголке темной холодной квартиры. Мать с отцом вгрызались в недостатки друг друга, как голодные волки в свежее мясо — и с яростью рвали его на куски… Их память впитывала пуще губки чужие оплошности, незнание, глупость, обращая те в броские реплики. Этот брак напоминал пожизненное тюремное заключение двух заклятых врагов, а не совместную жизнь взрослых людей, заинтересованных в семейном партнерстве… Такого будущего я не хочу…

— Что бы ты сделал, — выпалил я, — если бы, скажем, за столом у меня чай пошел носом?

На пару секунд Антон закончил сдирать антипригарное покрытие со сковороды, освободил руки и повернулся ко мне.

— Ты меня бросишь, если я отвечу: «Я б громко смеялся!»?

— И тебя… не раздражают все эти нелепые ситуации, происходящие со мной?..

— Бесит только одно: что ты сломал ногу. — Антон опустил локти на стол, склонился ближе ко мне, как при очень личной беседе. — К чему вдруг такой разговор?

Я набрал побольше воздуха в грудь. Не было выбора «Говорить или нет?»: Антон зацепил ногтями самый конец моего беспокойства, он не разожмет пальцы, не оставит неизвестность в покое, а добьется своего — выведет меня на чистую воду. Так что я рассказал — рассказал ему все! Я швырялся словами со скоростью пулеметной очереди, проглатывая окончания, ненароком травмируя ценную суть. Я сказал про диван, про страх показать свои недостатки, про уже излеченный насморк и мелкие комплексы. Антон отвел глаза всего один раз: когда мы оба учуяли запах почерневших сосисок. И несмотря на психологическую обнаженность и горечь пережаренного мяса, я чувствовал себя хорошо!

— Ты идиот, — беззлобно подвел итог Антон и, заняв стул напротив, подал мне вилку. — С момента нашего знакомства ты вел себя и глупо, и странно — при всем моем ныне мертвом желании разочароваться в тебе, я не смог просто отойти в сторонку. Разве не в этом заключается любовь?

— В невозможности бросить человека, который тебя раздражает?.. — упаднически предположил я и толкнул вилкой сосиску. Погорелица выпустила тонкую струйку горячего жира — точно истекла кровью прямо на моей тарелке. Жуть… Поем пока лучше яичницу…

— Я думаю, любовь — это когда тебе нравится кто-то до слепого безумия, со всеми пугающими странностями. С криповыми улыбками по ночам, — язвительно добавил он, мол, просто так, для примера, — с извечными падениями, со страшными снами… А еще у тебя иногда слюни на подушку текут. Не спи на боку лицом ко мне, а то, проснувшись, я помираю со смеху.

Я хохотнул, будто флиртуя с яичницей, наколол на вилку сосиску и сделал щедрый укус. Было вкусно как никогда! — ну правда, он сжег ее только снизу.

— А у меня? — вдруг встрепенулся Антон. — У меня есть что-то такое, что тебя раздражает?..

Как зачарованный, я любовался отблесками ламп в его глазах, наполовину прикрытых ресницами, движениями пальцев, повелевающих вилкой, контуром и цветом губ…

— Если бы. Тогда бы я чувствовал себя с тобой наравне и не переживал из-за кучи своих недостатков.

Он кивнул, поверив логичной аргументации этой маленькой лжи. Пусть будет так… Этим он и отличается от меня: мне хватает его принятия имеющихся у меня минусов, он же потянется к недостижимому идеалу, узнав, что далек от него. Пусть лучше будет со мной, на земле, чем где-то там, далеко, стремясь ухватиться за облако…

После завтрака Антон ушел в спальню, куда временно мне путь был закрыт, — переодеваться к школе. Чтобы он не опоздал на учебу, я внес пункт «Поговорить о его внезапном стеснении» в список дел на выходной: портить вечер буднего дня не хотелось. Антон и так возвращается похожим на обаятельную грозовую тучу… В кресле я проводил его до двери, напросился на поцелуй, подаренный, вероятно, из жалости, и получил традиционное наставление:

— В мою сумку не лезь.

Соблазн был велик все эти дни, но я выдержал ломку — сумею держаться и впредь. Чтобы отвлечься от пульсирующих мыслей о таинственной сумке, которую Антон сердито запинал под кровать, я встал на здоровую ногу и, как тоскующий пес, не отпускал взглядом затылок хозяина через мутное стекло лестничного окна. Следом за Антоном со двора вышла высокая женщина. Она возникла со стороны парковки, но длинное пальто было мокрым насквозь — я видел это даже отсюда. Странно: зачем стоять у машин под проливным дождем, если можно уйти или отсидеться в салоне?.. Но это все глупости: я ищу головоломки, чтобы занять скучающий мозг. Уж лучше буду писать — о персонаже, прототипом которого является Влад.

====== Глава 72 ======

Время, как и положено, не стояло на месте, однако не слишком ли велик энтузиазм, с которым оно несется вперед? Я не мог уследить за тем, как меняются цифры на экране компьютера и телефона: даты выталкивали прочь друг друга так быстро, словно были часами, пусть и проведенными в скуке — а с последним я был знаком как никто другой! Помню, измотанная работой и домашними проблемами мама ложилась днем в выходной на кровать; в давящей на барабанные перепонки тишине я сидел на полу, передвигая игрушки, и каждые пять минут поглядывал на настенные круглые часы. Но стрелка передвигалась с охотой улитки — два часа маминого отдыха, сопряженного с топкой тишью, все никак не кончались. По истечении этого срока я поражался тому, как же долго тянулись минуты, пока я пребывал в полнейшем молчании, и как же быстро минули два часа, когда я, наконец, покинул зону застывшего времени. Мое настоящее вырядилось в подобный противоречивый фантик. С одной стороны, песок пересыпался мучительно медленно; с другой, дни становились часами, затянутыми, нанизанными на проволоку скуки, но все же часами, что априори меньше целого дня.