Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 111

— Хочу! Но ты же, к сожалению, шутишь!

На душе было спокойно и светло. Буквально только что я повел себя как необразованный кретин в присутствии любимого человека, позволил себе поддаться грубой пропаганде, кою впитывал ушами с детства… но Антон не разозлился настолько, чтобы у нас произошел скандал, а объяснил мне мою неправоту, пообещал предоставить аргументы. Ни обзывательств, ни крика, ни нервов и истерик — совсем не так, как при ссорах моих родителей. Следовательно, у нас с ним и правда все хорошо.

Я проводил Антона, в прихожей урвал поцелуй и после удалился в «кабинет» продолжать писать книгу. Через час-полтора в домофон раздался звонок. Как и учила мать, я спросил «Кто?», но ответом мне был уличный шум. Я нажал на кнопку: раз кто-то звонит, значит, пришел домой или к знакомым в гости, но спутал номер, ошибся кнопкой — бывает; это не повод оставлять человека на улице. Я доехал до конца прихожей, как вдруг ожил дверной звонок. Такая частая эмоциональная трель была мне знакома! Никак Лиза решила проведать — вот так она удивится, увидев меня в кресле и с гипсом! Никто, кроме Антона и его отцов не в курсе этого несчастного случая: узнай мать, она тут же нагрянула бы сюда, а встреча с Антоном в роли моего сожителя — последнее, что ей нужно…

Заехав опять на пыльный коврик при входе, я встал на здоровую ногу, отворил дверь — и мимо меня пронеслась худощавая фигура в темном пальто. Ее прыть отбросила меня назад: повезло — что в кресло! Незнакомка по-волчьи принюхалась и завертелась кругом посреди просторной гостиной.

— Антон! — истошно выкрикнула она. — Антон, выйди немедленно! Антон, я знаю, ты здесь!..

Какого х…?!

Комментарий к Глава 73 Я пытаюсь писать каждый день (не именно эту работу, а вообще все, поочередно, как я люблю), но дело продвигается со скрипом и оглушительным скрежетом.

Увы, не получается быть постоянным в поставках чтива.

====== Глава 74 ======

Ее бегающие бледные глаза с розоватыми белками меня пугали. Высокая женщина в длинном пальто — я уже видел ее, я был уверен! — но не мог вспомнить, где и когда… Сухие волосы цвета соломы были прихвачены в неопрятный пучок на затылке, лицо было худым, кожа — светлой и тонкой, скулы — остры, иссушенные искусанные губы — тонки. Она держала правую руку в глубоком кармане, и страх, что ее пальцы сжимают что-то за слоем ткани, ускорял мое сердцебиение…

Оставив дверь открытой, я осторожно и медленно, не сводя с зовущей Антона незнакомки взгляд, подъехал к двери в «мастерскую» и беззвучно прикрыл ее: не хватало еще впутать в происходящее Везунчика, не хочу, чтобы он пострадал… Женщина не заметила моих манипуляций, потому как в этот момент крутилась волчком, левой рукой откидывая спутанные волосы с высокого лба.

— Антон, выйди!.. — чуть не плача, выкрикнула она в последний раз и судорожно всхлипнула.

— Антона здесь нет… — тихо проговорил я, зачем-то выставив перед собой руки, словно на меня был наставлен пистолет — примерно так я себя и ощущал под этим неживым взором… — Он ушел час или два назад… Зачем он Вам нужен?..

— Это не твое дело! — выкрикнула она, сделала воинственный шаг в мою сторону, и я вздрогнул всем телом.

— Хорошо, Вы правы! Не мое! Простите, что спросил!.. Но, возможно, Вы бы хотели подождать его снаружи?.. На лестничной клетке?..

…куда первым делом заглянет полиция, если я сумею вызвать их…

— Когда вернется Антон?! — громко спросила она, совершенно не слыша меня.

— Я не зна…

— КОГДА ВЕРНЕТСЯ АНТОН?! — заорала она. Затрещала ткань пальто — правая рука незнакомки взметнулась, и в свете электрических солнц сверкнуло выдвинутое лезвие канцелярского ножа. Я вжался в спинку инвалидного кресла, пусть и хотел бы сейчас больше всего на свете изображать мужественность и бесстрашие. Я даже убежать от нее не смогу!.. Но не стал бы пробовать, будь моя нога здорова, — никогда бы не бросил Везунчика…

— С-скоро… Скоро! Он очень скоро вернется! Еще скорее, если я ему позвоню…

— Тогда звони! — вновь взмахнула она ножом, точно револьвером.

— Хорошо! Хорошо! Мой мобильный вон там, — указал я пальцем на барную стойку. — Я просто подъеду и возьму…

— Нет! Я подам! Не двигайся с места! — Осматриваясь, пробираясь безумным взглядом во все углы, она дошла до стола, взяла мой сотовый и опасливо, как бомбу, передала трубку мне. — Звони немедленно! Только Антону! Попробуешь связаться с кем-то другим — и тебе несдобровать, ты понял меня?!

Я мог только кивать: ком в горле перекрыл почти весь поступающий в легкие воздух, поглотил голос. Объятые нервной дрожью пальцы были холодны, так что сенсорный экран распознавал нажатия через раз. Выбрав имя в списке контактов, я нажал «Вызов» и приложил телефон к уху. Все, о чем я мог думать в те минуты, так это о безопасности дорогих мне людей — и животного. Гудки оборвались, и раньше, чем в динамике прозвучал голос, я заговорил:

— Антон! Антон, срочно поезжай домой! Тут… тут какая-то женщина… и она очень сильно хочет с тобой встретиться… хочет прямо-таки до смерти… Дверь открыта. Жду тебя.

Я сбросил вызов мгновенно, чтобы человек на том конце «провода» не успел мне ответить. Только для женщины рядом со мной это не было кристально ясным моментом:

— Что он сказал?! — нетерпеливо узнала она и, по-прежнему угрожая ножом, выдрала из руки телефон.

— Что уже едет… и что ему интересно, кто же именно его ждет… Мне тоже…

— НЕ ТВОЕ ДЕЛО! — в крике повторилась она.

— Не мое дело! — вмиг согласился я и потупил взгляд. Сейчас остается только ждать, ждать его приезда… наедине с, несомненно, абсолютно безумной…

— Почему он живет здесь? — надрывно, будто готовясь вот-вот разрыдаться, спросила она. — Я слежу за ним уже какое-то время, и он все время ночует в этом доме — почему?!

Так вот где я ее видел: женщина в длинном пальто, ждавшая Антона во дворе на стоянке… Интуиция меня не подвела; голос тревожной матери, опекающей и предупреждающей меня обо всем подряд с детства, был прав — кричал об опасности прямо в ухо, а я, идиот, проигнорировал его!.. И теперь Везунчик и Антон, если придет вскоре домой, в смертельной опасности… До того, как входная дверь распахнется, мне необходимо отвлекать эту сумасшедшую от любых чудовищных мыслей, и сделать это иначе, кроме как говорить, не получится. Ну же, ты ведь писатель: у тебя хорошо подвешен язык — говори! Говори столько, сколько потребуется!..

Не сразу, но все же относительно быстро я начал вещать раскованно, спокойно, словно никакого ножа перед моим лицом не было и в помине. Этой ненормальной нужен Антон, по неизвестной мне причине она помешана на нем! И я не нашел ничего лучше, чем рассказать ей историю нашего знакомства и последующей «дружбы». Понятное дело, я не вставлял в свое повествование сцены сексуального характера, как и всю романтику сближения с Антоном, упоминал как можно меньше имен, не касался других людей вообще, опускал отрывки о буллинге — боялся, что упоминание насилия по отношению к Антону пробудит в неуравновешенной незнакомке подобные мысли — и я сам подведу себя к смерти от канцелярского ножа… Она слушала меня завороженно. Улыбалась и даже смеялась, когда я описывал достоинства Антона, проявление силы характера в его поступках. За все минувшее время она практически не моргала, и от пристального взгляда глаза в глаза мои принимались болеть и слезиться, точь-в-точь ее безумие царапало их… Сидя на барном стуле, который всегда занимает Антон, женщина как-будто позабыла о том, что в руке у нее лежит нож; лишь смотрела на меня и беззвучно шевелила губами, быть может, повторяя не совсем про себя обрывки моих фраз.

Я не знал, сколько времени прошло: одновременно мне казалось, что минуты превратились в часы или сутки — и что за считанные мгновения я умудрился выложить безумице все, а как только умолкну, она рассечет лезвием мое горло… Мы оба не слышали, как открылась дверь в квартиру. К прихожей первой повернулась моя слушательница, приметив там движение, и уже после я. Сердце разразилось праздничным салютом в миг, когда я увидел настороженно приближающегося к нам Влада. Его волосы были взлохмачены, некоторые пряди прилипли к покрытому мелкой испариной лбу. Коричневая куртка из кожзама скрипела при каждом движении и терлась о джинсы. Ботинки он в прихожей не снял — сейчас было не до соблюдения чистоты…