Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 134

— Марк, уходи, — перебил меня брат, буравя из-под сведенных бровей. — И пакет забери с собой. Мне от тебя ничего не нужно.

— Марк… — Мать подошла ко мне вплотную, плавно прижала руку с пакетом к пальто, но «плавно» — не значит «нежно». — Давай ты эти капкейки пока заберешь с собой, а я потом приеду к тебе — и мы вместе отметим?

— Отметим что? У него же день рождения, а не у меня…

— Вот за здоровье и счастье Валика мы с тобой и полакомимся, хорошо? — Она попыталась сгладить углы, до боли массируя мне плечи, но не столько это меня ранило, сколько ее последние слова: — У тебя дома…

Я вырвался из ее птичьих пальцев резко, зашуршал пакет, стукнулись друг о друга коробки в нем, и мать отшатнулась. Я глядел на нее с гримасой погибающего Цезаря, ведь это самое что ни на есть предательство — поддержать Валика в такой момент!..

— Я хочу угостить капкейками Лизу и Катю…

— Сделаешь это, когда приведешь в дом жену, — прошипел злобно Вэл.

— Какую еще жену?.. — поморщился я, но на этом он не остановился:

— …Я поставил тебя перед выбором: или бросаешь свои извращения, или больше не являешься частью моей семьи…

— Это и моя семья тоже!..

— …так мало того что ты продолжаешь зарабатывать, развращая детей!..

— Да что ты несешь?! Мои книги — для взрослых!..

— …так теперь еще и всем известно твое настоящее имя!..

Вода еще шумела, но дверь неожиданно распахнулась.

— Катя, стой! — опомнилась Лиза.

— Марк?.. — Катя вышла из ванной. Лизка выключила воду и, лопоча что-то про куклу, потянула Катю в комнату, в которой до переезда жил Вэл. — Марк!..

— Все хорошо, Катя, — заверила ее Лиза в попытке заглушить голос Валика, — они просто болтают! Покажи куклу, скорее!..

…еще один ребенок в нашей семье, напуганный скандалами упертых и жестоких взрослых…

— …Если ты так сильно любишь Катю и заботишься обо всех нас, о своей семье, то должен был перестать публиковать свои высеры для извращенцев! И сидеть тише воды ниже травы! Но ты сознательно поперся к Лизе в школу и там рассекретил себя — перед детьми! И после этого утверждаешь, что пишешь ту мерзость для взрослых?!..

— Это получилось случайно!..

— Да плевать, как это вышло! Я не подпущу тебя к Кате! Если б мог, то и Лизу бы от тебя оградил! Тетя старалась это сделать, но ты промыл девочке мозги, и она уперлась рогами; хотя бы на ее сестру ты не сможешь повлиять, но заруби себе на носу: если что угодно в жизни Лизы пойдет через жопу, в этом целиком и полностью будешь виноват только ты!

— Да что ты… — бессильно выдохнул я, и пакет упал на пол, выскользнул из ватных от онемения пальцев.

Штанины скрывали дрожь в ногах — я словно опять оказался под лупой отца, воспламеняющийся на солнце жалкий муравей… Хотелось молить о помощи, чтобы хоть одна живая душа встала на мою сторону, приняла на себя роль моего голоса, выдающего сейчас отчаяние и слабость…

Я посмотрел на мать — она молчала, стыдливо избегала моего взгляда.

Я мог кричать, ударить брата в его слабое место — в брак, существующий на хлипком клею, но в комнате слышны склоки, во всех комнатах: я помню, как ребенком мог разобрать каждое слово орущих друг на друга родителей… Не хочу, чтобы девочки проходили через то же…

— Тебе здесь не рады, — вбил Вэл еще один гвоздь в крышку моего гроба. Горло сдавливал ком, пальто впервые налилось свинцом на груди… — Ты изводишь мать этим скандалом, — оглушительно стучал молоток. — Если еще рассчитываешь хоть когда-нибудь увидеть Катю, просто уйди.

…Я покидал дом, держась за стены. Боялся упасть, если ноги подведут. Не мог положиться даже на них… Дышать было трудно, сердце будто придавила бетонная плита, болела левая лопатка. Запястье больше ничего не пережимало, кровь циркулировала свободно, но рука была слаба и холодна, вторая тоже, как и ноги. Кое-как я выбрался во двор. Хотелось присесть на оградку, перевести дух, однако я знал наверняка, что если позволю себе передохнуть хотя бы малость, добраться до дома уже не смогу.

Я шел, прогоняя мысли, любую внутреннюю речь, с усердием, от которого кровь запросто могла бы пойти носом. На тротуаре среди здоровых занятых людей я смотрелся как зомби, в транспорте обратился в пустоголовую куклу. Куклу… Раньше, когда Катя оставалась у меня на ночевку, мы вместе придумывали ее куклам наряды, делали из подручного хлама: ленточек, носовых платков, фантиков… Нет, не думай — держись… До дома осталось немного…

Мне хватило сил подняться на этаж. Ключ долго не хотел справляться со строптивой дверью. Насилуя им замок с отдающимся эхом скрежетом, я кусал губы и язык — и так, в физической боли, черпал толику терпения. Наконец, ключ повернулся — я ввалился в родную квартиру, дверь заботливо захлопнулась сама. Я съехал плечом по стене; грязный коврик при входе оставил серые следы на одежде. Больше всего на свете я хотел, чтобы Антон и Везунчик были дома, но и страшился их присутствия, потому что тогда я предстал бы пред ними таким…

…разбитым…

…уничтоженным…

…лежащим на пыльном половике…

…громко воющим в угол между тумбочкой и стеной…

====== Глава 86 ======

Бездумно уткнувшись взглядом в дно кровати, я слушал тиканье часов. Этот звук раздавался не в захлебывающейся в сумерках спальне, а внутри моей головы, морозящейся на пыльном полу. Надо было раздеться, не превращать пальто в половую тряпку окончательно, однако тогда, не видящий ничего от слез, я забрался под кровать прямо в уличной одежке — к отчасти не такой уже и таинственной сумке Антона. «Самый грустный и никчемный подкроватный монстр из всех!» — я бы рассмеялся этой мысли, если б не было так больно… Не знаю почему, но сей жалкий побег сработал, совсем как в детстве: стоило маленькому мне спрятаться под письменным столом или кроватью, как слезы высыхали, а на сердце становилось чуть менее душно. Словно всему свету я во всеуслышание заявлял: «Я в домике!» — и черные корявые руки печали останавливались, неспособные преодолеть выстроенный ребенком барьер.

Я не думал о том, сколько времени готов провести здесь, в пыли, лишь спокойно лежал, сложив кисти на груди, поверх успокоившегося сердца. В мыслях прокручивалась сцена: Антон возвращается домой, спускает Везунчика с поводка, и пес тотчас меня находит! В этом случае мне придется вылезти из-под кровати, изобразить неловкую улыбку и начать врать Антону, что забежал в спальню на секунду, но уронил ключи или мелочь, полез за ними… Ой, ну что за глупость! Он же все равно поймет! Я всегда для него как открытая книга, вот только не уверен, хорошо это или пло…

Мобильный завибрировал в кармане, звук усилился, отразившись от пола, и я, вздрогнув, глухо приложился лбом о кровать. Про такого подкроватного монстра я бы посмотрел комедию…

На вспыхнувшем экране отображалось имя Антона: я вмиг запаниковал, так и не определился, какой голос собираюсь изобразить — веселый или сонный, и в итоге ответил точно бы после целой бутылки вина.

— Ты… — запнулся Антон. — Ты в порядке?..

— Да! Да, я…

…«пил»? «Спал»? «Работал»?.. Нет, в последнее он точно не поверит…

— …я уже дома.

— Не рано?..

— Я… Извини, я еще не придумал, что тебе соврать. Спроси меня еще раз через пару часиков.

Он кратко выдохнул в динамик — я практически увидел ироничную улыбку на его губах, сомкнувшиеся веки, нахмуренные брови.

— Сможешь заехать за мной? Уже стемнело, Паша хочет нас с Везунчиком проводить до дома, а если он окажется у парадной, обязательно зайдет и в квартиру…

— Я понял: атмосфера будет не из приятных, раз я здесь. Скоро буду.

— Спасибо. Люблю тебя. Будь осторожен.

Я пробормотал в трубку: «И я тебя…» Разговор подозрительно быстро окончился. Значит, Антон думал, что я до сих пор со своей семьей?.. Не позвонил бы с просьбой подняться из-за стола, не желая отрывать. И это ободряющее прощание…

Я предчувствовал неладное, но не мог же заставить Антона добираться домой в одиночку. Из Везунчика такой же свирепый защитник, как из меня… хороший сын?.. Приемлемый брат?.. Пример для подражания?.. Нелепо выползя из-под кровати, я поспешил в ванную комнату, чтобы умыться. От соли кожа под глазами покраснела, болезненно натянулась — прикосновения обжигали. Но ничего, когда прибуду к дому Влада, от моей позорной слабости не останется ни следа. Подумать только, относительно «не за горами» тридцать лет, а я — ревел… Хотя разве можно быть слишком взрослым для человеческих эмоций?..