Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 137

Дверь второй спальни закрылась, и в коридоре меня окружила рассыпчатая голубоватая темнота. «Спи спокойно»?.. Что это еще, нахрен, значит?!..

Комментарий к Глава 87 Краткое, но емкое обращение ко всем вам — по ссылке ниже!=3

https://vk.com/wall445594272_5928

====== Глава 88 ======

В комнате меня ждало самое прекрасное зрелище из всех возможных. Как бы обыденно это ни звучало…

…Антон — спал… Слабый свет, преодолевающий оконное стекло, через всю спальню протягивал лучи к спокойному красивому лицу и делал то, что я сам захотел исполнить: касался щек Антона, не тревожа его покой. На узкой кровати осталось место для меня, однако закрыв на это глаза, я оказывался в жизни Антона без меня — до дня нашей встречи; точно время можно было отмотать назад или хотя бы заглянуть в прошлое, как в пресловутый Омут Памяти, надышаться всякой мелочью из рядового дня совершенно неповторимого человека…

Вот только я забылся. Стоя у закрытой двери и окидывая комнату взором, я отпер засов непередаваемо живого воображения. Зараженное от воспоминаний реализмом, оно начало сплющивать деревянную мебель как пустые коробки. Вещи Антона таяли подобно воску, стекали обесцвечивающимися потоками на пол. Бледные хлопья, словно осенняя листва в черно-белом кино, ссыпались со стен, оголяли грубый ледяной бетон, отталкивающе грязный на вид… В результате не осталось ничего, кроме одинокой потухшей потолочной лампочки, болтающейся на длинном проводе; кроме матраса на полу со спящим на нем Антоном, отвернувшимся к стенке, обнимающим колени под слишком тонким одеялом; кроме сумки и чемодана, стоящих рядом с запертой дверью… Ведь именно такой и была жизнь Антона, когда я только-только удостоился чести окунуться в нее с головой.

Что было бы дальше, если б мы с ним не сблизились? Он продолжал бы восставать против обучения в России, живя чуть ли не в подземелье. Через какое-то время или Влад бы сдался, или, элементарно, закончилась бы школа, и Павел увез бы свою семью в другую страну, где на их нетрадиционность смотрели бы абсолютно спокойно. И что при таком раскладе случилось бы со мной?..

За секунду я ясно увидел бесконечную череду невыразительных дней, проведенных мною в одинокой квартире. Там не было бы Везунчика; без Лизы, любящей время от времени гостить, я бы лез на стену, так как не умею оставаться наедине с собой — со всем тем грузом, что взвалили на мои плечи и я сам, и семья, в особенности ненавистный отец, вспоминать о котором я желал меньше всего… Сегодня брат выгнал бы меня в никуда — одного… Я вернулся бы домой, как это и сделал, отчаянно выл бы у порога… и не нашелся бы хоть кто-нибудь, кто решил бы мне позвонить. Напомнить о том, что в жизни моей есть светлые моменты, а не только страдания. Остановить от проглатывания горы таблеток — или от последнего купания с бутылкой белого вина и лезвием… Сегодня я конкретно так дал слабину и не справился бы без Антона и Влада. Стало быть, — и нет в этом сопливого заезженного клише! — любовь спасла мою жизнь. Не романтическая, красивая, книжная! Чисто человеческая забота, банальное отсутствие наплевательства по отношению к тому, что со мной происходит. Не обязательно иметь кучу друзей, идеальную семью и постоянно интересующуюся состоянием твоих дел половинку: достаточно пусть даже пару минут поговорить с кем-то, кто способен быть человеком…

Я забрался в постель с бесшумностью и осторожностью, присущими преступным намерениям. Антон не вздрогнул, не повернул головы. В своем спокойствии он был точно бы всецело предоставлен мне, и я не удержался — прочертил пальцами горячую полосу от его щеки к шее, незащищенной воротником пижамной рубашки. Однажды он обмолвился о том, что был бы не против, приставай я к нему во сне, а тут еще и эта фантазия о братских узах… Я мог бы страдать ежедневно, если бы Антон со временем не сгладил углы собственного характера, такие болезненно острые в начале нашего знакомства; меня могло бы уже вообще не существовать на этой бренной земле, будь он холоднее, отстраненнее — вдали от моих переживаний. Его искренность и ежесекундная забота обо мне, без прикрас, удерживают меня на плаву! — разве отплатить ему тем же, удовлетворить голод фантазии, такое великое дело?..

Скрыв его лицо тенью, я припал губами к шее Антона, с неутолимой жаждой втянул ртом нежную кожу и резко отпрянул: совсем скоро на этом месте расцветет засос — метка, определяющая «мою собственность». Это взаимное безраздельное обладание… От громкого влажного хлопка сон Антона подернулся рябью. Глубоко вздохнув, мой, выходит, младший брат на ближайшую ночь повернулся на бок, спиной ко мне, однако это не помешало моей ладони забраться под его рубашку, опалить живот снизу вверх — до груди с участившимся в ней сердцебиением. В темноте я пододвинулся к Антону вплотную, стояк уперся ему в задницу и с каждым моим тяжелым движением давил меж ягодиц все сильнее. Пока одна рука почти невесомо поглаживала под застегнутой рубашкой грудь — взрывала под кожей тысячи электрических искр, вторую мне удалось просунуть между шеей Антона и подушкой, бережно зажать ему рот. Последнее прикосновение к чувствительным губам окончательно выдернуло его из сновидения, и, вздрогнув, он повел глазами в мою сторону, обронил вопросительный мычащий стон.

— Т-с-с-с… — сверкнул я клыками в темноте. — Ты же не хочешь, чтобы родители услышали через стенку…

Мне нравилось снова быть волком. В тот миг в моей возбужденной хватке пребывал единственный человек, в обществе которого я мог позволить себе быть и хищником тоже, давать волю той части себя, кою старательно утрамбовывал в сундук годами, чтобы не быть даже самую малость похожим на агрессора-отца…

Антон попытался слабо оттолкнуть мою ладонь, но разделяющая наши руки рубашка помешала ему это сделать. Раззадоренный малейшим намеком на сопротивление, я двинул бедрами яростнее! — Антон выгнулся всем телом, жарко выдохнул через нос, чем опалил мои пальцы, по-прежнему накрывающие его рот. «Я перестану зажимать ему губы лишь тогда, когда захочу впиться в них…» — прозвучал волчий рык в голове.

— Что такое? — жестокосердно процедил я. — Раньше ты любил играть со своим старшим братом… — Мой короткий смешок походил на рычание. Слабо прикусив ухо Антона, я довольно проглотил его судорожный вздох. — Только ты теперь вырос, так что игры у нас будут отныне другие…

Моя рука двинулась вниз, к резинке пижамных штанов по дорожке волос. Антон постарался перебраться в дальний угол кровати, однако жалкая попытка была схожа с трепетом насекомого, угодившего в паутину. Мои пальцы, сдвинувшись тесным кольцом к основанию его члена, оттянули крайнюю плоть — головка мазнула по пижаме, оставила на ткани влажный след. С на удивление естественной кротостью Антон, обернувшись, заглянул мне в глаза, медленно спустил штаны до колен.

— Только чтобы родители не услышали… — до смешного стыдливо прошептал он. То, как он произнес это слово, не оставляло сомнений: родители — наши в рамках данной игры.

Я бы мог спросить Антона, где лежат презервативы и смазка (все это у него есть: наш предыдущий раз в его комнате — прямое тому подтверждение), вот только я чувствовал, насколько хрупка та тропа, шаги по которой позволяли мне абстрагироваться от собственной личности ради жизни сценария: у волка нет старшего брата, хищник не ощущает себя несуразно, следуя извращенным шаблонам, в отличие от настоящего меня. Стоит нам прерваться, и я уже не сумею продолжить, перестану верить в происходящее, а слова мои, стало быть, наполнятся наигранностью, грубой, шершавой, — Антон обязательно почувствует это… Потому мой член скользнул меж его бедер; ладонь, наконец, перестала вжиматься в губы, чтобы я мог закрыть Антону рот иначе…

Я даже целовал его по-другому: безмерное обожание, доходящее порой до степени нездорового поклонения, было подменено жадностью и подчиняющей силой. Волк лобызал жертву хищно, кусая и посасывая губы, несомненно, вел сам, а не поддавался чужому языку. Антон обнимал меня, заведя руку назад, массируя затылок — и движения его пальцев совпадали с единым ритмом моих бедер и тесно сжимающего его член кулака.